Мне все чаще кажется, что люди, глядя друг на друга сегодня, думают: "Ты, в отличие от меня, не человек. А я устал". Это, вероятно, происходит во всем мире, а потому на многих театральных сценах наступило время шекспировского "Макбета".
В Лондонском "Глобусе" в этом сезоне "Макбета" поставила Люси Бейли: она из тех режиссеров, которые идут только от текста, а не от своей идеи, этот текст подминающей, но способных в нюансах и ремарках тысячу раз исследованных строк увидеть то, что позволяет только взгляд сегодняшнего дня.
Как мы помним, трагедия Шекспира заканчивается тем, что доблестный Макдуф убивает кровавого Макбета, и на трон садится законный наследник престола Малькольм — сын короля Дункана, предательски убитого Макбетом. Но последнюю мизансцену счастливой развязки режиссер выстраивает так, что мы прекрасно понимаем: ничего на этом не закончится. Точно так же, как Макбет, принесший победу Дункану, Макдуф рано или поздно захочет "повышения по службе", захочет свергнуть, убить изнеженного королевского сына, чтобы самому сесть на трон. Макдуф из тех, кому совершенно нечего терять — он был причиной смерти своей матери (в те времена младенец, извлеченный из чрева матери до срока, всегда обрекал ее на гибель, кесарево сечение было убийством матери); жену и детей он оставил на поругание Макбету, и они погибли.
Вообще на маленькой, открытой ветру и дождю сцене (я смотрела спектакль, когда в Лондоне было всего 6 градусов тепла, шел проливной дождь, а крыши и отопления в "Глобусе" нет), где артисты играют босиком, вымазанные в крови и грязи, не может прекратиться бойня. Несколько десятков красавцев-мужчин — полуобнаженные, жаждущие власти, боя, схватки, опьяненные смертью, как любовью — никогда не успокоятся. Их по очереди будут стаскивать в ад ведьмы, обмотанные тряпьем, пропитанным кровью, но мертвецы будут вновь и вновь выползать из ада — из многочисленных люков в сцене; словно они будут заново рождаться и начинать сначала свой ужасный путь.
Когда ведьмы говорят Макбету, что ему не страшен ни один, кто женщиной рожден, они гротескно изображают процесс рождения человека: они хлопочут над старшей ведьмой с заботливостью повивальных бабок, и, наконец, извлекают из нее тряпичную окровавленную куклу с длинной натуралистической пуповиной. В такую же куклу способны они обратить всякого, кто подпадает под их влияние, он становится "тряпкой" в их руках.
Макбет и леди Макбет — идеально красивая пара с обложки глянцевого журнала или с красной дорожки Каннского фестиваля; их швыряет друг другу в объятья подлинная страсть. Но эта страсть жаждет продолжения: ей мало соития, ей необходима победа над миром.
Режиссер включила "Макбета" в мощный культурный контекст: сценография постоянно напоминает картины из "Божественной комедии" Данте; ведьмы словно сошли с "Капричос" Гойи — они крадутся вдоль жизни за своей смертельной добычей, обнюхивая и облизывая ее.
И еще один захватывающий "Макбет" поставлен в Тбилисском Государственном театре драмы и музыки Давидом Дояшвили. Если в Лондоне изменен финал, то в Тбилиси принципиально изменено начало: Дункан вовсе не добрый и справедливый правитель, он тиран, изверг, поставивший страну на колени; он избивает собственных сыновей, довольно убогих и не слишком жизнеспособных, он, попав в дом к Макбету, пытается овладеть леди Макбет…
Режиссер в Тбилиси, как и в Лондоне, выбирает необычайно красивую пару: Макбет и его жена словно сошли с живописных полотен. Их любовные сцены полны балетной грации и той откровенной дикой страсти, которая близка к смерти. Именно поэтому убитый Макбетом Дункан становится участником любовной игры трепещущей пары. То леди Макбет садится на труп верхом и умащивает свои руки его кровью, то, сплетясь с Макбетом, в восторге катается по трупу.
Ведьмы в Тбилисском театре похожи на марионеток, невинных кукол с гуттаперчевыми телами; одна из ведьм мужчина (и у Шекспира сказано, что у них есть бороды); кривляясь и балуясь, они заражают марионеточной природой все, что так или иначе готово с ними согласиться, подпасть под их влияние. И чем больше человек становится марионеткой в их руках, тем реальнее смерть, которую он несет остальным. В начале спектакля Макбет и Банко отстреливаются спина к спине от врагов руками, сложенными в пистолетики, как в детской игре, но когда Макбет решается на убийство короля, в руке у него появляется настоящий кинжал.
Подлинность кинжала демонстрирует леди Макбет: она чистит им яблоко, ест, а потом отдает Макбету кинжал для убийства. Из игр, из общей бандитской обстановки, из бессмысленных боен вырастает некая неизбежность, ведущая от игры к "полной гибели всерьез".
В самом финале брошенные трупы Макбета и леди Макбет вдруг оживают, чтобы слиться в последнем поцелуе перед окончательной смертью. Эта сцена проникнута тонким трепетным лиризмом, словно идущим вразрез с остальным действием. Но именно это несоответствие обеспечивает открытость финала: может быть, истинная любовь попробует когда-нибудь обойтись без крови и насилия?
Не знаю, соберетесь ли вы на спектакль в "Глобусе", но Тбилисского "Макбета" можно посмотреть в Таллинне 28 мая в театре Эстонской драмы.
