"Если человек кликает "на сиськи-письки", это не значит, что он не читает чего-то более серьезного"
Главный редактор журнала "Русский репортер" Виталий Лейбин не скрывает, что вместе со своими сотрудниками старается делать качественную журналистику. Как издание справляется с тем, что современный читатель требует гораздо больше "зрелищ", а не "хлеба" раздумий и серьезных рассуждений, и сумасшедшее количество кликов собирают "сиськи-письки", а не "серьез"?
"Когда мы начинали, то сознательно шли против тренда, — сказал Delfi Лейбин, ставший очередным гостем Международного медиаклуба "Импрессум". — Все говорили нам о клиповом сознании, коротких новостях, а мы специально стали делать огромные репортажи, потому что полагали — есть спрос и на это. Тут без снобизма — мы понимаем, что человек нашего образования и нашего склада ума тоже кликает, как вы говорите, "на сиськи-письки". И в этом нет ничего плохого, у человека есть такой рефлекс. Но это не значит, что он не читает книг и не интересуется чем-то более глубоким. Люди покупают и желтые, и серьезные газеты — просто делают это в разных ситуациях. Если считать, что все общество потребляет только дешевую информацию, как жвачку, это все равно что утверждать — все едят только в McDonald’s".
В этом году "Русскому репортеру" исполнилось 5 лет. Как журналист интернет-издания не могу не спросить: бумажные журналы — не анахронизм?
Не так все просто. Конечно, если брать западные рынки — немецкие или американские, — то видно, что тиражи еженедельников падают, а аудитория интернета растет. Но основные бюджеты и вопрос, кто заплатит за профессиональную журналистику, все равно остаются в печатной прессе, а не в интернете. Экономическая реальность такова, что рано говорить о том, что бюджеты полностью переключились на интернет.
Если говорить о России, то рынок печатной прессы не то чтобы падает, он недоразвит. Да, тиражи журналов Stern или Time падают — но с каких показателей? С миллионных. А мы растем со 100-тысячных. И в этом смысле у нас огромный период роста впереди. Но это вопрос второго уровня. Вопрос первого уровня — содержание, то, о чем, собственно, говорить с читателем. Главный вопрос будущего не в том, в каких формах мы будем доставлять информацию читателям, а в том, каким образом мир не свалится в бессмыслицу и набор бесплатных копипейстов, и кто именно будет делать качественную журналистику, а кто — платить за нее.
Журналист Олег Кашин рассказал в видеоинтервью Delfi, что журналистам в России все труднее работать, "прорубь все больше сужается". "Русский репортер" это ощущает?
Коллег все время "заносит". Они постоянно бросаются в какие-то крайности. У нас даже есть такая интернет-шутка — звенья одной гребаной цепи: это когда любое кадровое изменение, любой чих в медиапространстве воспринимаются как еще одно подтверждение цензуры, "сужения проруби". Объективно посмотреть — ничего этого нет. Могу утверждать, что никаких кардинальных изменений в ситуации с прессой в России не произошло.
Мы понимаем проблему с рынком и с нашей работой, понимаем, как мало независимой прессы в регионах, понимаем, что на рынке центрального телевидения — засилье государственных и квазигосударственных каналов. Но федеральная пресса — она не то что не независима, она чаще всего радикально-оппозиционна. В интернете — то же самое. Впрочем, даже не телевизионном рынке есть независимые каналы — и резко оппозиционные. Например, Медведев, будучи президентом, фактически поучаствовал в раскрутке нового телеканала "Дождь", который занимается практически исключительно тем, что зовет людей на митинги. И такой степени радикальности высказываний на американском и европейском рынках точно нет.
Кого вы никогда не взяли бы на работу в редакцию?
Хм… Главный критерий — все-таки некоторая человеческая вменяемость. Это означает готовность иметь любопытство к фактам. Звучит просто, но на самом деле это реальная проблема, особенно в молодой журналистике. Они прибывают на событие и через пять минут перестают быть журналистами. Их понесло в участники событий — на ту или другую сторону. И все — значит, нет никакого независимого взгляда. С молодыми журналистами это происходит все время. Людей "уносит".
Как же вы определяете потенциально "неуносимого"?
У потенциально хорошего журналиста любопытство к фактам и заинтересованность в том, как мы обсуждаем факты и насколько мы их любим, больше, чем естественное желание слиться с толпой. Обычно с потенциальным работником мы сразу обсуждаем несколько тем, которые я прошу выразить в виде заголовка или вопроса. В плохом случае задаются вопросы банального ряда, например, правда ли, что в России нет свободной прессы? А бывают вопросы небанального ряда, скажем, сколько именно детей принято рожать в России сейчас? На самом деле не принято никак, но журналистское любопытство просвечивает.
Случалось, чтобы на журнал "Русский репортер" кто-нибудь давил, чтобы раздавались звонки на тему о том, что надо и чего не стоит печатать?
У меня был ряд взаимодействий такого рода с властями, но они происходили в достаточно цивилизованной манере. Поскольку я ни с кем из высших руководителей незнаком, то были ситуации, когда через тех, кто знаком, мне передавали некоторое недовольство администрации Кремля. К примеру, было выражено осторожное недовольство по поводу нашего сотрудничества с Обществом синих ведерок, которое протестует против мигалок на машинах. Кому-то в администрации показалось, что мы призываем к незаконному действию, потому что помещаем на заднем стекле машин лозунг "Я пропускаю только 01,02,03". И подпись "Русский репортер", а также изображение синего ведерка. Мы эти лозунги не сняли.
Что бы выделили в качестве позитива в России и что — в качестве негатива?
Позитив. Первое. В России — очень динамично развивающееся общество, буквально бум волонтерства и гражданских организаций. И это началось не с митингов, а гораздо раньше. Мы написали всего лишь одну заметку про провинциального врача, и тут же из организации Together.ru приехали, привезли ему оборудование, начали помогать. Второе. Начинаются большие государственные инвестиционные проекты. Двадцать лет мы говорили — Газпром, Газпром, он только газ продает и не инвестирует в добычу. Сейчас вот-вот откроется месторождение на Ямале. Первое с советских времен. Есть уже и первые новые нефтеперерабатывающие заводы. А если начинают строить, а не только все делить, то в обществе создается совершенно другая атмосфера, меняется отношение к будущему. Вот уже и в городской среде достаточно оптимизма, чтобы принято было обсуждать, что трое детей — это нормально.
Что плохо? Как всегда, в России. Есть великая культура, но очень плохо с цивилизацией в той части, которая связана с общественным установлением. Что ни парламент — надо разгонять. Просто не получается, не работает. С государственным управлением все очень нехорошо. У нас какая-то фантастическая смесь безоглядного западничества, неолиберальных идей и какого-то допотопного авторитаризма. Причем берут худшие рецепты из неолиберализма, худшие рецепты из авторитаризма и смешивают. Вне зависимости Путин — не Путин, вот такой рефлекс. Любой чиновник одновременно и либерал, и все хочет зажать. И это, пожалуй, самый большой негатив — развитие государственных институтов сильно отстает от развития общества.
Из более простого негатива — это наше наплевательское отношение к пространству. Очень много мусора, буквально. Вот Химкинский лес защищали-защищали, а неплохо было бы для начала почистить.
