Когда договаривались об интервью, ты начал с того, что не хочешь меня подставлять в Эстонии, так как твоя позиция по Украине сильно не совпадает с официальной эстонской. Что имел в виду?

За этой фразой — очень простая вещь. Большинство стран Запада совершенно не слышат ни российской позиции, ни аргументации, которая есть у России, и из-за этого, как мне кажется, этот кризис во многом носит сейчас такой тупиковый характер. Россию постоянно обвиняют — что она нарушает международные законы, что должна за это нести ответственность, что взяла и грубо нарушила суверенитет и территориальную целостность Украины. Мне на это всегда хотелось ответить: ребята, может быть, на Россию и надо возлагать ответственность, но в очереди за санкциями она должна быть где-то восьмой-девятой. В противном случае очень трудно объяснить, почему ни на кого не были наложены санкции, когда, допустим, уничтожили Ливию. Бомбили ее полгода с плотностью — каждые 12 минут боевой вылет. А это ж ведь тоже страна, у нее тоже территориальная целостность, тоже суверенитет… Аргументация такая: ну, если кто-то поступил плохо, это же не значит, что другой тоже должен так поступать. Но я ни разу не слышал, чтобы было признано, что с Ливией — это плохой поступок. Или с Косово. И я не помню, чтобы того, кто это осуществил, наказали.

Возникает ситуация, что для одних закон писан, для других — нет. И бесполезно говорить России, что нарушена буква закона, потому что в глобальном игорном клубе уже давным-давно играют только краплеными картами. И почему тогда, если вдруг заходит новый игрок и тоже достает такие карты, с крапинкой, надо начинать орать? Так нельзя. Либо все играют чистыми картами, либо, извините, идет разговор — кто сильнее, тот и прав. Последнее — животный дарвинизм, который не имеет никакого отношения к демократии.

Почему же Запад кричит в адрес России ”ату”?

Есть страх по отношению к России, наследственный. Россия долгое время была для Европы фактором напряжения. Очень долго боялись Советского Союза. Нам много чего не могут простить, как мне кажется. И страх стал генетическим. А сейчас вообще война смыслов идет, война исторических трактовок. Кто кому какие трактовки навяжет, тот такое будущее и определит. А тут получается, система ужасная была, Сталин — омерзительный тиран, а вдруг взяли Берлин… Ну, это же совсем как-то получается не по сценарию, не по-голливудски, что самое большое зло победили ”неправильные” парни. Это вызывает раздражение. Как и то, что России отвели после 91-го года роль чего-то, с чем можно совершенно не считаться, а она взяла и не признала себя побежденной.

Официальная позиция РФ по войне на Украине известна — Россия с Украиной не воюет. Почему миру надо верить этой позиции?

Верить надо в Бога, вообще-то. Остальным вещам либо доверяют, либо не доверяют. Во многих европейских странах веру утратили и стали верить в толерантность, в то, что браки гомосексуалов — такие же замечательные, как между мужчинами и женщинами. А по поводу того, что ”Россия воюет с Украиной”, надо предоставлять более-менее убедительные доказательства, а не те, что у немецких телевизионщиков вызывают даже желание пародировать и устраивать шоу на тему ”русского вторжения”.

Очень легко поверить, например, что Путин сбил малайзийский самолет. Свободной прессе можно, не требуя никаких доказательств, выйти на следующий день с обвиняющими заголовками. С моей точки зрения, это значит топтать собственные знамена, на которых написана одна из важнейших демократических ценностей — презумпция невиновности. Когда информацию и доказательства заменяет классовое чутье  — мы как раз это проходили после Великой Октябрьской социалистической революции, когда интуиция заменяла информацию.

Еще. Ни у повстанцев, ни у России никакой мотивации сбивать этот несчастный самолет не было. Шансов свалить нападение на него на украинскую армию у российских политтехнологов в этой ситуации было намного меньше, чем у украинцев — на российскую. Потому, что мир был подготовлен к тому, что сбили россияне. Затевать такой ”пиар-ход” для россиян — безумие. Получается, те, кого все обвиняют, зачем-то совершают и совершают невыгодные для себя поступки.

В войнах в разных очагах международной напряженности, безусловно, участвуют разные люди. Хотелось бы отослать всех к английской прессе, которая писала об участии полка британского спецназа и французских коммандос в штурме Триполи. Спецназ везде бродит по миру. Я не удивлюсь, если и россияне были на территории, где очень много наших интересов. И почему Россия должна это официально подтверждать, если та же Великобритания не подтверждает участия своих военнослужащих в штурме Триполи? И много ли говорят о том, сколько европейцев воюет сейчас в Сирии? Кто там и что официально подтверждает?

11 марта деятели культуры России подписали коллективное письмо в поддержку позиции президента Путина по Украине и Крыму. Ты не подписал, объяснил, что не подписываешь таких писем по убеждению, не любишь ходить строем. А еще, комментируя, отметил, что у тебя очень много вопросов к Путину. Каких, если применительно к Крыму?

По Крыму мне, во-первых, были бы интересны детали. Во-вторых, у меня вопросы, скорее, по тому, что было 23 года до этих событий. Почему мало обращали внимания на то, что происходит, на то, как там выстраивается устойчивый антироссийский тренд? Что касается самого присоединения Крыма, я не знаю, как я бы поступил, будь я президентом. Я знаю настроения людей, которые там живут. Конечно, абсолютное большинство действительно хотело присоединения. И даже если аргументация раскладывается 50 на 50, я всегда выберу сторону своих. Не очень понимаю людей, которые ходят в России под украинскими флагами на разные демонстрации.

У меня много вопросов к Путину и в другой сфере. Не понимаю, почему мы так мало знаем о жизни нашего президента. В плане его личной жизни, в плане его предпочтений. Он — закрытый человек.

Ты — советник губернатора Санкт-Петербурга Георгия Полтавченко…

Да, советник на общественных началах.

Насколько в такой ситуации журналист может быть свободен?

Я как-то об этом мало думаю, честно говоря. Сначала ты работаешь на свою репутацию, потом репутация работает на тебя. Я всегда в этом плане соотносился с собственной совестью. Когда он (Полтавченко. — М.К.) мне предложил быть председателем Комитета по культуре, я отказался, потому что как раз вот тут видел, что потеряю возможность заниматься той работой, которая мне интересна, буду частью городской власти с определенными обязательствами по корпоративной дисциплине.

Такого не может быть, чтобы губернатор сказал — Андрей, вот этой темой не надо заниматься, не надо писать?

Я просто себе это с трудом представляю. Я ведь, когда принимал решение, уже понимал, кто он такой, знал, что в личном смысле это очень порядочный человек. У меня была возможность в этом убедиться. У нас с Георгием Сергеевичем Полтавченко беседы не так часто происходят — встречаемся на час, раз в два месяца, допустим. Он никого не вызывает, это я записываюсь на встречу, и обсуждаем, как правило, вопросы, которые меня интересуют.

В прошлом году 51% акций ”АЖУР-Медиа” (интернет-портал ”Фонтанка.Ру”) было продано шведской группе Бонниер. Но 1 октября (интервью было записано 6 октября. — М.К.) Совет Федерации поддержал принятый Госдумой закон, по которому у СМИ в России не может быть иностранных владельцев. Что будете делать?

У нас был совет директоров, приезжал Бонниер. У них очень спокойное отношение к этому всему. Они говорят — что вы пишете, это ваше дело, нас исключительно бизнес интересует. Они никогда не пытались лезть в контент. Что касается упомянутого закона, то президент должен его подписать, потом юристы будут ждать, когда по нему будут разъяснения. Шведы не собираются уходить, будем думать.

Участвуют ли издания АЖУР в информационной войне между Россией и Украиной?

Я не уверен, что у нас ведется информационная война с Украиной. Может быть, Украина считает, что Россия с нею воюет. Мне кажется, что информационная война идет между Западом в целом и Россией. В этом смысле мы видим, увы, не самый хороший пример, который нам показывают наши западные коллеги. Они не показывают пример беспристрастности и объективности. Я думаю, что наши тоже не показывают пример, но мне кажется, что к нашим государственным СМИ в этом смысле меньше вопросов, потому что у нас 23 года назад еще был Советский Союз. А вот страны Запада должны бы точно показывать, на что надо ориентироваться. Но не показывают.

Вы можете ненавидеть Путина, как угодно относиться к сепаратистам, к русским, ко всем — это ваше право. Но если на следующий день после падения малайзийского ”Боинга” газеты выходят с заголовками, что вам известно, кто сбил, это плохая журналистская работа, потому что — das ist propaganda, meine kleine. А вы должны проводить убедительные расследования и выдавать информацию хотя бы через неделю, когда уже хоть что-то проанализировали.

Кстати, о журналистских расследованиях. Эстонские СМИ рассуждают о том, что в России больше не приходится говорить о таком жанре, как журналистское расследование.

Вот в чем попали уважаемые эстонские СМИ — так это по поводу жанра. Дело в том, что мы вообще никогда не считали журналистское расследование жанром. Это метод, инструмент, который позволяет создавать произведения в разных жанрах. В этом смысле объявлять смерть журналистского расследования в России — это все равно что объявлять смерть алфавита или смерть ножа, которым то пользуются, то не пользуются. Мы у себя применяем методику журналистского расследования достаточно часто.

Что знаешь о скандальной истории с задержанием сотрудника эстонской полиции безопасности Эстона Кохвера?

Только официальную информацию о том, что он задержан и находится в тюрьме.

Насколько можно надеяться на объективность суда над ним?

Настолько же, думаю, насколько можно надеяться на объективность, допустим, американского суда, который взял и впаял россиянину Виктору Буту четвертной — за разговоры! Если это человек, который замышлял поставки оружия врагам Америки, так берите его с поличным и никаких вопросов не будет. Вы же сами говорите, что это плохо, когда при Сталине за разговоры получали пятнашку, а вы даете четвертачок, и это у вас объективный суд.

Что касается вашего парня, я думаю, за него надо в какой-то степени радоваться. Потому, что был бы в безвестности, а тут стал национальным героем, его узнал весь мир. У нас 25 лет никто никому не дает в России, поэтому обменяют его на кого-нибудь — и дело с концом. Это даст возможность извлечь из этого конкретного случая большой урок, опыт для эстонских спецслужб. Это как маневры, во время них случается, что и люди гибнут. А вообще в России к этому делу не так много внимания.

Эстония и Россия трутся контрольной линией друг о друга, но день ото дня все больше взаимоотдаляются. Что делать?

Я понимаю эстонцев. Трудно быть настолько благородным, чтобы простить, забыть, не злиться, понимать, что конкретные люди не виноваты в том, что большие политики затевали. Но при этом я всегда говорю другое: государство и народы — это совсем разные вещи. Вот мой зам — Александр Львович Горшков (главный редактор портала ”Фонтанка.Ру”. — М.К.) — законченная либерастийная сволочь (улыбается), а я, с его точки зрения, патриотическая гнида. Но мы 23 года дружим, мы 23 года играем в нарды, и я его все время обыгрываю. Он мне проиграл 123 тысячи долларов — и ничего (смеется). И смотрит уверенно в будущее и дальше. Вот так и должно быть на самом деле. Есть вопросы — давайте ссориться и ругаться, садиться за стол и обмениваться аргументами. Если мы заранее назначаем виноватых, это чисто революционная интуиция. Так нельзя.

А генетический страх перед Россией — он же никуда не уйдет. Он может пропасть только в одной ситуации — если Россия возьмет, да и развалится на куски, и каждый из кусков будет выражать свою лояльность всему, что в Брюсселе или в Вашингтоне надумают сказать. Но, друзья мои, это же не демократия.

Поделиться
Комментарии