Позволим себе, однако, отвлечься от спецзадания и допустить, что разброс камней мы путаем с вбросом, пардон, дерьма на вентилятор. Такой жест и не подразумевает грядущего сбора разлетевшихся частей. Это акт одномоментный, призванный охватить и замарать как можно большую часть аудитории. Какой же теперь смысл лепить из этих ошмётков картину целого? Пусть всё останется в виде разрозненных кадров некоего действа в стиле арт-хаус, например.

***
Арт-хаус. Арт-подготовка. Арт-терапия. В июне того же 2007 года в среде художников-акционистов рождается шутка, что некие самозванцы украли у клоуна Стаса Варкки его проект по организации карнавала в нашем городе Таллинне. И… облажались. Однако, кое-что из тех апрельских дней берётся художниками на вооружение.

***
Годом ранее, в мае 2006-го (День Победы давно уже размазался до целого месяца особых ожиданий) у памятника Воину-освободителю (он же ‘Бронзовый солдат’, давший название всем трём ‘бронзовым ночам’ и даже всему комплексу ‘бронзовых событий’) на площади Тынисмяги, которая располагается в Таллинне между зданиями Национальной библиотеки, КаПо (полиция безопасности Эстонии) и церкви Каарли — органы и СМИ начинают фиксировать первые столкновения между организованными группами противников и защитников данного памятника. 9 мая празднующие вытесняют одинокого пикетчика с эстонским флагом и плакатом на остановку троллейбусов, а 20 мая после митинга эстонских националистов под покровом ночи ‘Бронзовый солдат’ оказывается измазанным синей и белой красками.

Противники памятника видят в нём символ советской оккупации. Акты вандализма (продолжающиеся до сих пор) оскорбляют чувства людей, воспринимающих День Победы, как день памяти о жертвах Великой войны. Так возникает конфликт, который всё более подпитывается заинтересованными в нем силами с обеих сторон. Начинается политическая и уличная борьба в виде заявлений, контр-заявлений, пикетов, провокаций, пикников, мирных шествий, демонстраций и, наконец, массовых протестов.

***
Среди противников памятника вполне ожидаемо нарисовался и вечный диссидент, отсидевший и в СССР и в уже независимой Эстонии — Тийт Мадиссон. Он прибывает на Тынисмяги в окружении братвы из Лихула. Потом с ними же он будет бомжевать в Испании, разочаровавшись в Эстонии. Но через 9 лет вернётся на родину, сообщив миру невероятную мысль о том, что в Испании скучно, да и жарко слишком. Навстречу Мадиссону выходят еврей-журналист и торговец книгами из местных русских. Вокруг них толкутся лысые парни в кожаных клепаных куртках. Всё окружающее напоминает горку Харью, где в 1980-1990-е годы собирались металлисты и панки. Где-то рядом кому-то в лицо брызгают перечным газом. Дерущихся растаскивают. Все прикрываются эстонским триколором. Перед лицом Мадиссона журналист и букинист разрывают его книгу и вручают автору клочки. ‘Что это?’ — спрашивает свободоборец. ‘Это твоя книга’ — отвечает букинист. После этого толпа почему-то выпускает гуманитариев из окружения, не сильно понимая, что происходит. Кто-то бурчит вслед, что вот такое вот отношение у русских к книгам. Тоже своеобразный вандализм, конечно же. Ответ на нацистскую пропаганду автора.

***
Фотограф Владимир Студенецкий публикует в интернете яркие портреты людей, находящихся в состоянии конфликта, в связи с памятником. Позиция фотографа прозрачна. Он снимает красивых и смелых защитников, молодых антифашистов, искренние эмоции, открытые лица, которым веришь без слов. Символика тоже присутствует: военная форма советского образца, детали с советскими или российскими знаками, георгиевские ленточки. Этому противостоят озлобленные гримасы противников памятника, чьи лица некрасивы, а эмоции явно негативны. Кресты, молнии, орлы, фашистская символика, металлические аксессуары, агрессивные татуировки — всё говорит само за себя. Фотографии Студенецкого становятся одним из самых мощных инструментов продвижения сторонников памятника в интернете.

Сейчас имя этого фотохудожника помнят немногие. Он умирает при странных обстоятельствах — сразу после объявления результатов выборов в Рийгикогу в марте 2007 года, на которых побеждает партия Реформ под председательством премьер-министра Андруса Ансипа — возглавившего войну с памятником. Хотя первыми эту войну объявляют ультраправые, теперь именно Ансип может самостоятельно разыгрывать эту карту, переманив на свою сторону часть правого электората. Студенецкий, никогда ранее не страдавший от болезней сердца, получает инфаркт буквально за монитором компьютера.

С его уходом защитники памятника теряют возможность трансляции позитивного образа своего движения. Памяти Владимира Студенецкого посвящается книжка стихов ‘Tragedy-club’, вышедшая в том же году. Она готовилась в то время, когда судьба памятника была не очевидна. Выходит в эстонском частном издательстве. Домашний типограф — тоже эстонский националист, но только он водит экскурсии по местам Калевипоэга и поёт рунические песни. И ему приятно издавать книги, даже если он и не во всем с ними согласен.

***
В некоторых семьях напрягаются отношения из-за политических разногласий. Жена из партии Реформ, муж по просьбе Студенецкого — привозит из России рулон георгиевских ленточек. Это что-то новое и интересное. Модницы подвязывают ими волосы и крепят к сумочкам. Стекла в машинах, где есть такая ленточка, пока никто не бьёт. Эстонская дама, руководящая собственной галереей, помогает привезти из России новую партию лент к очередному мероприятию. Все-таки уже есть опасение, что эстонская таможня может изъять это тряпичное изделие, усматривая нечто опасное в сочетании чёрного и оранжевого. Сложности возникают даже у владельцев футболок фирмы Adidas, на которых написано ‘СССР’. Но это крайности и мелочи — из жизни футбольных фанатов, скинхедов и антифашистов. Обывателей это не касается совершенно — ещё совсем недавно не касалось…

***
Как-то вдруг становится заметно, что всё больше людей озлобленно проявляют своё ошибочное понимание границ приватности, границ языковых, границ культурных. В международной по определению зоне аэропорта эстонка возмущается, почему русская говорит по своему телефону на русском языке. Раздражение растёт. Больных людей становится всё больше. Как это было и в конце 1980-х — начале 1990-х, когда бытовые конфликты перерастают в массовые драки на национальной почве. Разница лишь в том, что тогда ослабевшая советская власть не может уже справляться со своими функциями, тогда как государственная власть образца 2006-2007 годов сознательно не желает сдерживать тенденции, ведущие к радикализации общественных настроений.

Премьер-министр страны Ансип допускает ничем не доказанные и провокационные высказывания о том, что захороненные на Тынисмяги военные являются мародерами, убитыми при попытке пьяного ограбления магазинов. Такие заявления только разогревают и без того горячие головы с обеих сторон. Вместо того, чтобы как-то минимизировать назревающий конфликт, объяснив общественности необходимость перезахоронений и переноса памятника из центра города на военное кладбище с соблюдением всех полагающихся при этом почестей — повсеместно объявляется о проведении спецоперации и о стягивании в Таллинн полицейских сил.

***
26-е апреля 2007 года. Со всего города (если ни со всей страны) люди едут на площадь Тынисмяги. Памятник накрыт палаткой и окружён забором. Две цепи полицейских. Вместо необходимых в случае столкновений бронежилетов на них только отражающая свет униформа желтого цвета (за что их сразу же прозывают цыплятками). В первый день у полицейских ещё есть бейджики с именами, как это и положено по закону. Вооруженный спецназ появляется позднее. Кто эти люди, которые здесь собрались митинговать? Для инертного Таллинна количество небывалое — несколько тысяч человек. Русские? Совки? Мародеры? Случайный срез общества или есть какая-то закономерность? Мать вместе со взрослым сыном, нервный ветеран афганской войны, англоговорящий студент, который не знает, как ему пройти в центр, финская журналистка, белый мужчина из ЮАР.

По рукам ходят самодельные листовки с именами членов эстонского правительства, напечатанные в виде свастики. Так народ персонифицирует власть на этот момент истории. Медленно закипает градус противостояния. Полицейские цепью стараются оттеснить людей подальше от забора. Все время происходят попытки диалога. Люди задают полицейским разнообразные вопросы, суть которых сводится к тому, чтобы выяснить, кого они защищают и вообще зачем они здесь? Вдруг возникает флеш-моб, когда люди начинают избавляться от мелочи по своим карманам, бросая её в ноги полицейским, как бы демонстрируя своё презрение к материальным ценностям в этот момент. Вероятно, то же самое должно служить немым укором тем, кто пришёл сюда по работе, ради денег. Любопытно, что это отрицание материальных ценностей потом не помешает обвинить всех протестующих в мародерстве — на основании некоторых прискорбных случаев, виновниками которых стали, скорее всего, совсем другие персонажи, не имеющие отношения к протесту.

Градус накаляется до предела, когда полиция делает ещё одну попытку оттеснить толпу. Откуда-то сзади и с верхних террас Национальной библиотеки в сторону полиции летят бутылки. Позднее — камни, которые отламывают от стен или от мостовой. С одной стороны, кто-то истошно кричит: Не кидайте! Это один из активистов Максим Рева. Позднее это не спасет его от обвинения в организации беспорядков. С другой стороны, в толпе шмыгает пожилая женщина, раздающая всем желающим яйца. Кто она? Спецагент ГРУ, или наш местный вариант старухи Шапокляк? Выбирайте любой вариант. Потом на флагштоке появляется флаг РФ и народ начинает скандировать название соседнего государства. Причём здесь Россия — совсем непонятно. Но что-то же надо скандировать? Вскоре народ подхватывает тоже трёхсложное, но более уместное в эстонском контексте: ”Ансип — чмо”. Это фраза на следующий день будет начертана на памятнике эстонскому писателю Таммсааре, который сам по себе ни в чем не был виноват. Но раз уж объявлена война памятников, значит, — держи чертежи. Интерпретации аббревиатуры ‘ЧМО’, надо полагать, посвящают немало времени профессиональные дешифровщики. Народу же объяснять ничего уже не нужно.

Дальше идут кадры с перевёрнутыми машинами, со сломавшимся водомётом для разгона демонстрантов, вызвавшим гомерический хохот толпы, потерявшей вдруг страх, с битыми стёклами в офисе партии Реформ. Толпа перегораживает движение на Пярну мнт. Малолетки чуть не спалили деревянный дом с магазином ниток, но таки сжигают к чертям сигаретный киоск напротив. Бандиты грабят модные бутики и ювелирку. Хулиганы крошат нарядные витрины и выкидывают антиквариат под ноги злым прохожим. Детский магазин сладостей остаётся целёхоньким между битыми соседями. Детей жалко. Банк — не жалко. А на что ещё рассчитывают те, кто планомерно разогревает толпу, а затем вытесняет её на пустынную, никем не охраняемую улицу?

В барах сидят люди, таллинцы и гости столицы, глазеющие на проходящую мимо них историю. Кто-то смотрит со страхом, а кто-то с неподдельным интересом. Многие фотографируют, что естественно для нашей современности. Потом по этим фотографиям будут искать участников погромов, устраивая в эстонских сетях мстительную охоту. Молодежь на ступеньках их любимого клуба запевает какую-то песню из репертуара русских рок-групп. Появившиеся впервые за несколько часов полицейские пытаются арестовать их только на основании пения на русском языке! Взрослым прохожим с трудом удаётся убедить полицию не делать этого. В первый день еще получается кого-то в чем-то убедить.

К тому времени на соседней улице Татари истекает кровью от колотых ран прикованный к столбу наручниками теми же правоохранителями Дмитрий Ганин — парень из Причудья, эстоноземелец с российским гражданством. Позднее он умирает в больнице. Единственный труп, признанный официально. Расследование обстоятельств смерти так и не приводит к наказанию виновных. Вслед за невинной кровью нынче истекает и срок давности. Персонал некоторых медицинских учреждений рассказывает, что в те дни смертельных случаев — в действительности больше. Но это так и остаётся на уровне недоказанных мрачных слухов. Так же на уровне слухов остаётся информация о завербованных мелких уголовниках, которых будто бы выпускают накануне из пенитенциарных учреждений. Это похоже на фантазию, конечно. Но фактом является большое количество выходцев из детских домов, которые оказываются тогда в центре Таллинна явно не случайно, но привлечённые анархией и возможностью наживы. А для кого-то это просто приключение. В Эстонии не заскучаешь!

***
За кинотеатром ‘Космос’ парочка занимается любовью. Звук барражирующего вертолета, вой полицейской сирены, стоны запрещённой любви — истинный вкус жизни. Стоит ли это того? И да и нет. Каждому — своё. Через высокий забор кто-то осторожно перетаскивает сумки, набитые ворованным в магазине алкоголем. Вслед за сумками перелезают массивные ребята. Мужикам явно за 30. Не детдомовцы. По-русски вообще не понимают. Значит, и не из Таллинна тоже. Парень с девушкой показывают им направление, где нет полицейских. Эстонцы дают им в знак благодарности трофейную бутылку вина. Воровство это или нет? Должны ли они отказаться от подарка и сообщить полиции о преступлении? Каждый решает сам. В эту ночь законы не действуют. Хотя чрезвычайное положение правительство так и не рискует объявить и в дальнейшем.

***
Второй день еще жёстче. Из уст в уста передаются ужасы о тюрьме, организованной в D-терминале пассажирского порта. Попасть под раздачу может любой возмущающийся или переполненный эмоциями человек, или просто любой мужчина крепкого телосложения. Руки стянуты стяжками, наручников давно не хватает. Ни попить, ни пописать. Любые протесты или апелляции к правам человека пресекаются с предельной жёсткостью. На улицах продолжают биться стекла. Разгромлен книжный магазин на улице Виру. Раскурочены частные киоски. Зачастую это уже давно не имеет отношения к протесту. Похоже, что в центр подтянулась гопота из спальных районов. Деструкция ради деструкции. В некотором извращенном роде — веселуха. Кто-то сильно ошибается, когда думает, что гопник должен обязательно носить спортивный костюм фирмы Adidas, быть бритым и вести себя как уголовник. Прилично одетые молодые люди из небедных семей способны к разрушению ради разрушения просто так.

В то же время по подъездам расклеиваются листовки и идёт шквал комментариев в интернете. Сависаар и центристы пытаются организовать мирную оппозицию действиям правительства. Но они мало кому интересны в эти дни. Общественность возмущена случаями избиения детей и многочисленными фактами превышения полицией допустимых мер воздействия. Больницы наполнены раненными людьми, пострадавшими от действий полицейских. В то же самое время становятся известны случаи, когда полицейских увольняют за отказ противодействовать протестующим демонстрантам. Это тоже разновидность протеста отдельных служащих против действий правительства. Муссируются слухи о том, что памятник распилен на части. В действительности это не так. Есть опасение привлечения боевых частей эстонской армии против гражданского населения в случае, если беспорядки усилятся. Резиновые пули могут заменить боевыми. При этом в воинских частях тоже не спокойно. В армии служит много русских парней.

***
Но и на третий день законы ещё не действуют. Машины, проезжающие мимо перекопанного Тынисмяги гудят в знак протеста. Многих за это останавливают и штрафуют. Из одной машины показывается мужской кулак с выставленным в сторону полицейского кордона средним пальцем. Об этом инциденте сообщают по рации следующим постам. Около Каубамая автомобиль притормаживает полицейский без именной таблички. Он приказывает открыть дверь. Без каких-либо предисловий и объяснений наносит кулаком удар в лицо тому пассажиру, который сидит рядом с водителем. Пассажир готов к тому, что его сейчас арестуют и отправят в D-терминал. Он смотрит пристально в глаза полицейскому, и произносит четко и спокойно: ‘Я тебя не боюсь’. Полицейский отступает и зачем-то отвечает: ‘Я тебя тоже’. И это звучит, как оправдание, в котором действия полиции обычно не нуждаются. Возникшей паузы оказывается достаточно для того, чтобы захлопнуть дверь и продолжить движение. Домой! Мужчина поворачивается к водителю. Это — его жена. Та самая, которая из партии Реформ и которая, глядя в телевизор, не желает верить в реальность происходящего. Теперь реальность уже не требует никаких комментариев.

***
Через месяц всех участников перестаёт трясти. Постепенно они отвыкают от страха полицейских сирен и от неприязни при виде людей в форме. Постепенно они допускают мысль, что люди с той стороны тоже находились в стрессе, выполняя сложную и опасную работу. В конце концов и по большому счету всё произошедшее видится гигантской и не очень умелой провокацией. Через какое-то время ‘бронзовые события’ окажутся последствиями не до конца продуманной PR-компании по продвижению правящей партии Реформ к власти в Рийгикогу. Хотя признать это будет даже сложнее, чем отсутствие руки Кремля.

Россия, естественно, пытается влезть в случившиеся события, но как-то всё больше декларативно, неумело и постфактум. Российский обыватель забывает о событиях в апреле 2007 года уже через несколько лет. Теперь об этом с трудом вспоминают даже эксперты. Настолько мелко и незначимо вся эта возня выглядит по сравнению, скажем, с событиями в Украине или в Сирии. Однако, именно апрельские события становятся для многих отрезвляющим фактором, а также антипровокативной прививкой на будущее, которое никто не в состоянии отменить.

***
Людям с расширенным сознанием по-прежнему кажется, что шоу могло бы стать более художественным и результативным, доверься народ эстонский в 2007 году не кучке националистов и неумелых политтехнологов, но профессиональным клоунам. Как, например, это произошло в июне 2007 года — во время перформанса от Стаса Варкки, который имел место быть в некогда популярном дворике книжного магазина ‘Коллекцiонеръ’ на Нарва мнт. Отчёт опубликован в эстонском журнале Kunst.ee за 2007 год.




Сноска:
Сбор людей, ежегодно празднующих День Победы именно в этом месте, начался примерно с середины 90-х, но не носил столь массового характера, который возник к нулевым годам. 60-летний юбилей Победы в 2005 году отмечался особенно широко. Не без воздействия СМИ РФ, в которой идеология Победы стала одним из самых активных инструментов влияния. Каждый год появляется всё больше молодежи. День памяти предков и жертв войны из семейного поминального мероприятия с обязательным походом на кладбище постепенно начинает восприниматься сторонними наблюдателями как некий праздник непослушания, который проходит в самом центре города, что чревато нарушениями порядка. Однако, что интересно, первыми нарушают порядок именно его сторонники. И делают они это вопреки тому факту, что памятник Воину-освободителю являлся не только мемориалом, но и надгробием, установленным на месте захоронения 13-ти военных, участвовавших в освобождении Таллинна от немецко-фашистских захватчиков в сентябре 1944 года. На этом месте кладбище уже было и раньше — правда, в XVI веке — до тех пор, пока не было уничтожено в ходе Ливонской войны вместе с часовней св. Антония, чьё имя — эст. Тынис — закрепилось за этим местом на века: Тынисмяги.

Измазать краской что-либо не сложно. Важнее — символическое значение, которое вкладывается в сам этот акт. Вандализм — преступление именно такого рода. Оно не имеет отношения к насилию, но призвано оскорбить чьи-либо чувства и/или заявить о своих протестных настроениях. В случае с ‘Бронзовым солдатом’ символический уровень важнее того, что лежит на поверхности, даже если это имеет отношение к тому, что мы привыкли считать фундаментом общества и государства, как то: материальные ценности, законодательство, медицину или социологию — что было подвергнуто атаке в апреле 2007 года. Цвета национального флага Эстонии, которыми был измазан памятник, сразу же перевели конфликт на уровень символов.

Но было бы слишком просто свести всё к противостоянию национальному. Как показывают дальнейшие события, противостояния русских и эстонцев не было. Можно говорить лишь о том, что среди защитников памятника оказались люди преимущественно русскоязычные, так же, как и среди его противников были преимущественно говорящие на эстонском языке. Но есть множество примеров того, когда эта закономерность нарушается. Тут, скорее, следует видеть борьбу за право использования национальной символики, противостоящей символике советского времени, которую перекодируют из символа Победы в символ оккупации, с чем многие не согласны. Конфликт тлеет и до сих пор не исчерпан.

Новость о действии вандалов мгновенно разносится по интернету. Той же ночью, с 20-го на 21-е мая, формируется отряд добровольцев из числа людей, которых до этого момента вряд ли можно было бы заподозрить в способности к активному действию, не говоря уж о государственной измене или пособничестве терроризму, например. Старшеклассник Марк Сирык, книжный продавец и педагог Лариса Нещадимова, офисный работник Макс Рева, парочка торговцев старыми вещами, отдельные городские чудаки и чудачки, хиппи, лузеры и маргиналы, да никому в обиду не будет это сказано. Именно они оторвались в ту ночь от своих диванов и мониторов, выехали в центр и самоорганизовались, распределив дежурство для охраны памятника, тем самым как бы возродив традицию советского времени, когда там располагался т. н. ‘Пост №1’, на котором стояли многие школьники города Таллина.

Движение почти сразу же получило название ‘Ночной дозор’, что отражало и изначально поставленные задачи по охране памятника, и одновременно отсылало к популярному на тот момент бестселлеру фантаста Лукьяненко, по которому в 2004 году был снят блокбастер — фильм Бекмамбетова. В произведениях российской фантастики рассказывается о вымышленном мире Иных, которые призваны следить за динамическим балансом между Добром и Злом. Ночной Дозор у Лукьяненко представляет интересы именно Светлых сил. Таким образом, можно говорить об изначально мирном, наивном и даже романтическом восприятии таллиннским ‘Ночным дозором’ своей миссии.

Эту позицию они неоднократно пытались донести до сведения властей города и государства. И если в первом случае диалог с мэрией как-то налаживался при регистрации очередных мероприятий, то государственная власть игнорировала данную гражданскую инициативу. Более того, постепенно в некоторых эстонских СМИ началась демонизация движения. Можно сказать, что очернительство достигло своего пика в процессе обвинения четырёх его членов: Марка Сирыка, Максима Ревы, Дмитрия Линтера и Димитрия Кленского — в организации апрельских беспорядков и в последовавшем аресте первых трёх из них. Позднее все четверо были оправданы судом Эстонии, а арестованным суд обязал выплатить компенсации.

На данный момент все, кроме Кленского, находятся в РФ, будучи вытесненными из Эстонии. Формальное оправдание суда и даже получение компенсации не означало получение возможности для продолжения полноценной жизни в Эстонии. Об этом не принято говорить, но практика вытеснения неугодных или неудобных членов общества имеет в Эстонии место быть.

На Тынисмяги осталось не найденным одно захоронение, 13-е. Кто именно — на этот счёт есть разные версии. Сейчас это вряд ли волнует кого-то всерьёз. Но на символическом уровне — это важно. История неизбежно уходит в прошлое, как и новостная лента. Как свежие цветы вырастают новые поколения, которым и не нужно помнить об этих событиях. Но что именно сохранят для потомков городские легенды не сможет предугадать никто.

Поделиться
Комментарии