Владимир Епифанцев: "Я всегда противился правилам"
Недавно его имя было известно в узких кругах, и то с эпитетами — маргинальный, эпатажный. Выпускник актерского факультета Щуки и режиссерского курса ГИТИСа Владимир Епифанцев почти десятилетие занимался экспериментальной музыкой, кино, театром. На волне творческих экспериментов даже поставил в Русском театре в Таллинне скандальный спектакль "Анна Каренина 2". Теперь в кино играет только положительных героев, пишет "МК-Эстония".
— В своих собственных постановках вы играли специфическую музыку, лили на сцену бутафорскую кровь, привязывали актрис к стульям, надевали на себя бычий череп… Это был жесткий андеграунд. И вдруг — фильм за фильмом, где вы классный парень, борец за справедливость. С чего такая метаморфоза?
— Это просто работа и материальная независимость. Иначе бытовые проблемы могут разрушить тебя. Хотя я всегда наивно считал, что мое искусство принесет мне богатство, но раз денег оно не дало, пришлось зарабатывать в других местах. Вот в чем вся штука… Хотя в Интернете я по-прежнему очень популярен своими любительскими фильмами, где отрубают головы, звучат стихи Алины Витухновской и т.д. Все это абсолютно не имеет отношения к тому, что я сейчас играю в кино, поэтому среди поклонников моего андеграунда постоянно идет полемика. Кому-то кажется, будто я продался, а кому-то — что затаился. И те, и другие правы. Но в свободное время все же стараюсь заняться делом любимым.
— Каким именно?
— Любимое — это делать что-то на компьютере: писать сценарии, сочинять музыку, монтировать кино. В общем, делать то, что я хочу. Я знаю, это возможно — угождать и тем, и другим, успевая охватывать несколько сфер деятельности. Еще в Щукинском училище одновременно с обычной программой, которую я всегда делал на "пять", я занимался своими, сугубо сокровенными вещами, идущими вразрез с системой, чем очень раздражал педагогов.
— Вам всегда нравилось раздражать, эпатировать окружающих?
— Ну, самоцелью это не было. В школе я был рядовым хулиганом — с друзьями мы сбегали с уроков, курили, разрисовывали всякие стенды, девчонок хватали за разные места. Конечно, по поведению у меня был "неуд". А на уроках я сидел на задней парте и просто рисовал. Я не находил удовольствия ни в одном предмете, отчего в какой-то момент просто перестал въезжать во все это и начал получать сплошные "двойки". Конечно, учителей это раздражало. В общем, после 8-го класса мне пришлось уйти в школу рабочей молодежи и параллельно работать на заводе "Коммунар" токарем 3-го разряда.
— Неплохое начало для человека, впоследствии получившего два высших творческих образования!
— На самом деле я всегда противился правилам и стереотипам. Мне нравилось все несуразное, безумное, как у Чехова, — "похожее на бред". Поэтому притягивал театр, так как я считал, что сценическая площадка — лучшее место для моих кошмарных наваждений. А на профессию мне было наплевать, и актером я стать не хотел. Зато хотелось делать открытия и удивлять ими окружающих. Этому я учился у своего отца. Папа мой был артистом (Георгий Епифанцев, снялся почти в 20 к/ф, среди которых "9 дней одного года", "Угрюм-река", "Сердце матери" и др.). Но он был очень прямолинейным, не скрывал ни своих мыслей, ни намерений, говорил то, что думает, и легко мог послать на три буквы. Дважды послал так главу КГБ Семичастного, после чего стал запрещенным в кино. Но продолжал служить во МХАТе, пытался внедрять там свои идеи, написал пару пьес, по которым были поставлены спектакли на Малой сцене, сделал моноспектакль на себя и ездил с ним по стране. А потом решил стать полностью независимым и из театра ушел. Отец-то и подсказал мне репертуар для поступления в театральный — поэзию Самойлова и отрывок из "Тараса Бульбы", но участия в моей подготовке не принимал, считая, что со мной и так все в порядке.
— Долгое время вы были известны лишь специфической публике, теперь стали почти медийным лицом. Ловите кайф?
— Пока я не чувствую популярности. Менты меня не отпускают, если останавливают мою машину. Меня вообще узнают редко — как к Чадову или Смольянинову, конечно, не кидаются.
— А наверное, хочется, чтобы вас окружили девчонки, просили автограф, заглядывали в глаза?
— Нет, не хочется. Зачем? Раньше я рассматривал женщин в качестве персонажей моей творческой деятельности. Сейчас для меня существует только одна женщина — моя жена Настя, которую я очень люблю и которой мне более чем достаточно для вдохновения. К счастью, она мне интересна не как персонаж, а как часть меня, и без нее я просто не смогу дышать.
