О политическом ханжестве
С чего люди пьют? Монблан книг, где это объясняют. На одном из первых мест социальные причины. Толкает к рюмке, прежде всего, растущий в обществе комплекс страхов из-за опасности ухудшения жизненных условий. Но нигде не приходилось читать, что пьют много по той причине, что питье стоит мало, или снижают потребление пропорционально росту цены на алкоголь, пишет "МК-Эстония"
Однако политики из двух последних властных коалиций, постоянно увеличивая акцизы на алкоголь и пиво, в качестве главного побудительного мотива выдвигают на первое место именно борьбу с пьянством. Если бы рост цен на алкоголь пропорционально сопровождался падением его потребления, то у нас стеклотару с нечего было бы сдавать.
На самом деле пьют, как пили (некоторое падение продаж в Эстонии сопровождается ростом приобретения спиртного в Латвии, где число рьяных борцов с выпивкой в правительстве, наверное, меньше). Хотя вряд ли в этом дело. И наши политики, наверное, не такие уж трезвенники. Наворачивают они акцизы, конечно, для наполнения казны. Демонстрируя добродетельность, для прикрытия фискальной сущности роста цен. Что, согласно словарю, как раз и называется ханжеством. Особенно это заметно было, когда заботой о здоровье населения объясняли попытку ввести акциз на сахаросодержащие напитки.
Думаю, скоро мы услышим об акцизе, например, на штрафы за нарушение правил движения. И, непременно, это будет ”по просьбе трудящихся” и сугубо в их интересах.
Дутая налоговая справедливость
Впрочем, акцизы — мелочь по сравнению с крутыми ставками налога с оборота. Главное политическое лицемерие государства по отношению к большинству населения заключается в преобладании т. н. косвенных налогов над прямым налогообложением. При этом объясняется такая стратегия, конечно, соображениями справедливости.
В чем, например, отличие ”косвенного” налога с оборота от ”прямого” подоходного? Тем, что первый работает вслепую: от любого платежа физического лица берется равная налоговая доля в пользу бюджета. В Эстонии это 20%. А любой ”прямой” налог конкретно привязан к определенному доходу. И он никогда не бывает у всех одинаковым, поскольку некоторые виды доходов поощряются государством. Равная нагрузка на оплату всего и всякого потребления, на первый взгляд, выглядит справедливой.
Действительно, 20% от покупки навороченного нового ”Мерседеса” не ровня 20% от приобретения подержанной ”Шкоды”. Вроде бы все верно: чем дороже покупка, тем больше налог. На самом деле это глубоко безнравственное равенство. Дело в том, что жить от зарплаты до зарплаты (от пенсии до пенсии) означает тратить все до копеечки. И, следовательно, налог с оборота отнимает 20% от всей суммы получки у рабочего человека.
А ”владелец заводов, газет, пароходов”, банкир какой-нибудь или, например, депутат парламента не расходует ежемесячно получаемую им сумму. Не съест и не выпьет он в десять раз больше малооплачиваемого служащего. Если расходует половину месячного дохода — у него налог с оборота составляет 10% от полученных денег. А если расходует треть, то и вовсе налог около 7%.
У нас налог с оборота дает главную долю поступлений в бюджет. То есть как раз те, кто живет от зарплаты до зарплаты составляют ”податное сословие”, которое на манер атлантов держит государство на своих плечах.
Идеологическая стыдливость
Но, в конце концов, не хлебом единым жив человек. Святы для наших политиков ценности демократии. Например, все шире становится круг избирателей. Уже в октябре нынешнего года голосовать за ”мудепов” (муниципальных депутатов — не подумайте ничего плохого) станут молодые люди с 16 лет. То есть гимназисты и учащиеся колледжей. В связи с чем недавно появился документ Министерства образования, призывающий школы соблюдать ”политическую нейтральность”.
По мысли авторов документа школьники должны находиться в состоянии ”политической девственности”, и греховные политические предпочтения не должны смущать умы, например, гимназисток и гимназистов, пока они находятся в святых школьных стенах. Тем же документом предусматривается поощрение молодых стукачей из числа школьников, которые смогут закладывать учителей, если они позволят себе высказывать политические предпочтения.
Предлагаю уважаемым читателям примерить принятый документ к реальной ситуации. Есть, например, руководитель учебного заведения, кандидирующая в одно из городских собраний (имею в виду вполне конкретного человека). Представим, что во время урока или какого-то школьного собрания здравый и политически развитый восемнадцатилетний учащийся спросит у нее, в чем отличие ее программных позиций от позиций кандидатов из других политических сил.
Что должна будет сказать госпожа ректор или директор? Трусливо сослаться на свое бесправие вести агитацию в родных стенах? Или предложить вопрошающему выйти в с ней со школьного двора и на улице уже полноправно жечь глаголом сердца студентов и школьников? В общем, министерство надело на директрис средневековый пояс невинности.
С одной стороны, вроде бы общество заинтересовано в ранней социализации молодежи, в то же время, политики опасаются, что окажутся в рядах их политических противников более красноречивые, более умелые агитаторы, и потому предпочли трусливо заставить всех молчать там, где легко обратиться к молодежи. Лицемерная и ханжеская позиция, в результате которой авторитет многих учителей будет утрачен навсегда.
Можно было бы понять какой-то специальный режим агитации в гимназиях или колледжах, требующий непременной борьбы мнений. Скажем, если встреча с депутатом, то обязательно чтобы и его оппонент тут же присутствовал и они дискутировали. Но страусиное изгнание политики — позиция ханжеская. В результате эффект будет обратный. Молодые избиратели окажутся под влиянием самых отчаянных популистов любых мастей. Мы этого хотели?
