Марью Лауристин об августе 91-го: мы были готовы, что из Москвы прикажут начать военные действия

В августе 1991-го в Таллинне было довольно неспокойно. В столицу вошли подразделения Псковской дивизии ВДВ, во многих местах проходили митинги. В СССР произошла попытка государственного переворота. Она не увенчалась успехом, но случившееся поспособствовало выходу трех прибалтийских республик из состава СССР. 20 августа в 23:03 на Тоомпеа Верховный Совет ЭССР провозгласил восстановление независимости Эстонии.

Рулевыми процесса были хорошо известные политики – Эдгар Сависаар, Марью Лауристин, Арнольд Рюйтель. Сегодня профессор Тартуского университета Марью Лауристин вспоминает в «МК-Эстонии» события тех дней.

- 19 августа 1991 года мы были на семинаре в Стокгольме и узнали о путче в Москве, о том, что Горбачев свергнут, что советские войска вошли в Эстонию, - начинает свой рассказ Марью Лауристин. – В Стокгольме как раз организовался большой митинг – люди там каждую неделю собирались и митинговали за свободу Балтийских стран. Нам стало ясно, что мы возвращаемся, так как настал момент, когда Эстония должна реализовать свою волю к независимости. Я вылетала из Стокгольма в Таллинн 19 августа.

- У вас было чувство страха или беспокойства?
- Конечно. Но было осознание, что нужно биться за Тоомпеа. Созвали срочное совещание Верховного Совета ЭССР. Я была заместителем председателя, вице-спикером, и обязана была находиться на совещании. Когда самолет приземлялся, я увидела советские войска на аэродроме и, так как летела с мужем, все бумаги отдала ему, оставив себе только рубли – думала, что советского солдата можно подкупить.

К счастью, у самолета меня ждала машина, которую прислал Юло Нугис, бывший тогда спикером Верховного Cовета. И мы сразу же поехали на Тоомпеа. Совещание парламента длилось почти двое суток. Первым делом мы приняли резолюцию о том, что Эстонский Верховный Cовет не признает путча, затем начали заниматься декларацией о независимости. Текст был готов как раз к вечеру 20-го. А в тот день советские танки уже вошли в Таллинн, и под грохот танков народ собрался на площади (тогда еще – площади Победы). Все требовали независимости Эстонии и признания ее на международном уровне.

Конечно, это был очень важный шаг, он означал, что советские войска, которые вошли в Эстонию, - это агрессоры. Мы очень сожалели, что некоторые русские фракции в Верховном Cовете были отъявленными противниками независимости до последнего момента. Например, фракция, которую создал господин Лебедев (ныне называющий себя просто общественным деятелем Владимир Лебедев. – Прим. ред.).

Но были и другие, те, с кем шел хороший диалог по многим вопросам. Мы надеялись, что они тоже будут вместе с нами голосовать за эту резолюцию. Видно было, что они даже хотели это сделать. Но те, кто был более-менее готов идти на компромисс, не смогли взять верх и отказались голосовать, то есть попросту воздержались. В итоге за независимость проголосовали 69 человек. Именно они создали основу для развития Эстонии в последующие годы.

Ночь с 19-го на 20-е я провела на Тоомпеа, и мы все были готовы к тому, что из Москвы может поступить приказ о военных действиях. К счастью, подобного приказа не поступило, и путчисты были повержены. Но было известно, что путчисты в случае победы готовили жесткие планы репрессий и в отношении Эстонии тоже. Эти два дня были очень драматическими. В книге Тармо Вахтера «Горячее лето 1991-го» те события хорошо описаны. Думаю, что русским читателям будет интересно почитать эту книгу.

- Если говорить с позиции сегодняшнего дня: такой ли Эстонии мы все хотели?
- Такой, как сейчас, никто и не мог даже представить. Мы очень долго жили в закрытом мире, и о том, что такое капитализм, в реальности никто не знал, если только по финскому телевидению видели. Поэтому ваш вопрос как бы не имеет оснований. С другой стороны, двадцать лет назад мы не представляли, что станет двигателем развития. Я говорю о технологиях и новых путях развития экономики, которые изменили мир на наших глазах. Чтобы узнать, как выглядит рыночное хозяйство и общество, надо почувствовать все это на собственной шкуре.

Что касается того, хотели ли мы именно такую свободу для Эстонии, то отвечу положительно: такой свободы, где каждый ощущает себя свободным гражданином, мы хотели и к этому пришли. Сегодня, я сужу по социологическим опросам, никто не сомневается (я говорю и об эстонской, и о русской части населения), что конституционная защита прав человека, свобода самовыражения, свобода объединений и так далее в Эстонии действительно на высоком уровне.

Если же мы говорим о гражданской активности, то есть о том, как себя сам человек чувствует в обществе, как реализовывает свои возможности, то тут еще многое предстоит сделать. Скажу так: у нас был генеральный план построения государства, и этот план выполнен. Но это как дом, который вы построили, но не отделали внутри. Теперь нам всем предстоит заняться окончательным обустройством этого дома, чтобы в нем было так же комфортно, как нашим соседям на Севере.

- Кажется, что для эстонцев 20 августа должно быть даже большим праздником, чем 24 февраля. Что было в 1918 году – никто уже не помнит, а события 20-летней давности многие запечатлели в памяти лично. Однако на деле 20 августа – праздник куда более скромный.
- Я думаю, все логично. 24 февраля – это день, когда впервые в истории Эстония стала самостоятельным государством. Возьмите Великую Французскую революцию 1789 года: о ней знает весь мир, и французы празднуют свой День независимости именно 14 июля. Или День независимости США – та же история. День основания - это самый важный день. 20 августа – это день воссоздания. Очень праздничный и хороший день, но вторичный.

А что касается непосредственно празднования, то здесь сказывается отсутствие склонности к пышным ритуалам у эстонцев и у многих русских, живущих здесь. Да и потом, 20 августа – еще недалекая дата, и политические дискуссии по этому поводу продолжаются. Я бы сказала, что так называемой полной душевной ясности во всех моментах, связанных с этим днем, еще нет. Всему свое время.

- Многие русские чувствуют себя обманутыми. Они тоже стояли в балтийской цепочке, тоже голосовали за отделение Эстонии, за независимость, а вот гражданства так и не дождались. Что вы думаете по этому поводу?
- Я думаю, что те, кто действительно выступал за независимость, большей частью стали гражданами. Ведь среди русского населения больше половины – граждане Эстонии. По-моему, проблема гражданства – это больше проблема волеизъявления и усилий. И сегодня чувство неудовлетворенности или разочарования есть не только у русских, но и у многих эстонцев, которые каждый год спрашивают: а такой ли Эстонии мы хотели? Такие чувства присущи старому поколению эстонцев, которые всей душой болели за независимость, и если они смотрят на свою пенсию, то действительно и справедливо ощущают обиду.

То же самое можно сказать о жителях дальних волостей, например, в Южной Эстонии, где очень многие люди разочарованы тем, что работа на земле уже не может их прокормить. Капиталистическое сельское хозяйство строится на больших индустриальных фермах, а маленькие фермеры с двумя-тремя коровами вроде как вымирают.

Если посмотреть на данные исследований, то где-то треть населения Эстонии – и эстонцы, и русские, но русские в большей степени – чувствуют разочарование. Я считаю, что цель эстонского государства на ближайшее десятилетие заключается в скорейшем решении этой проблемы. Политикам надо повернуться лицом к тем людям, которые чувствуют себя обделенными.

- Вы не собираетесь возвращаться в политику?
- Мне 73 года.

- Но вы в здравом уме и твердой памяти.
- Мне есть что делать в науке и как педагогу. Это для меня сейчас самое важное. Я разве что немного участвую в политической жизни Тарту.