Но домой к ним то и дело приходит соцработник с полицией. Сделав анализы, которые никаких веществ не выявляют, уходят ни с чем. ”Но я боюсь, что они все же найдут повод и моего малыша заберут”, — говорит Александра.

Арсения, которому сейчас 1 год и 4 месяца, она холит и лелеет и очень боится, что его заберут.

”Жизнь моя — не сахар была”, — говорит 34-летняя женщина. Позади — многолетний опыт употребления наркотиков. Но когда более двух лет назад она узнала, что беременна, то, по ее словам, тут же встала на метадоновое лечение.

”Я не думала, что у меня будут еще дети, но раз бог мне дал ребенка, то надо с таким образом жизни завязывать”, — говорит она.

Непростая история

Александра родом из Кохтла-Ярве. Она вспоминает, что мама воспитывала своих дочерей так, что они постарались уйти из дому как можно раньше.
”Моя старшая сестра, которой сейчас было бы 42 года, стала из дому в 14 лет убегать, — рассказывает Александра. — Средняя в 12 лет ушла жить к бабушке. Я в 13 лет ушла жить к 18-летнему парню. Папа пил, а маму все это устраивало”.

В 16 лет Александра забеременела от 30-летнего мужчины.

”Я хотела сделать аборт, но тот уговорил рожать, — вспоминает она. — Я согласилась, но он вдруг запил. Пришел только в роддом, когда дочка уже появилась. Я сказала, что раз его не было со мной рядом тогда, когда он был больше всего нужен, то я видеть его больше не хочу”.
Александра впервые стала мамой в 17 лет. Сейчас ее дочери тоже 17 лет.

”Она живет в Кохтла-Ярве. Уже пьет и принимает амфетамин, — говорит женщина. — Мне об этом долго никто не говорил, но потом стали приходить штрафы из полиции. А потом я узнала, что она еще и с 12 лет дома не ночевала. Маме было на это начхать, она мне об этом не говорила, и то, что моя дочь по ночам где-то шляется, мне сообщали совершенно посторонние люди. Сейчас ее хотят забрать в детдом или предлагают, чтобы ее забрала в Таллинн я, но она уже большая, ее не изменить, а из-за нее у меня могут забрать и Арсения”.

Она поясняет, что дочку ее воспитывала ее мама — потому что Александра, после того, как родила, влюбилась в женатого и себя буквально не помнила. И добавляет, что это был кошмарный период в ее жизни — возлюбленный ее постоянно избивал чуть ли не до смерти, разбивал об нее табуретки, у нее чуть не оторвалась в ходе избиения одна почка.

”Но я любила его до ужаса. Он от жены так и не ушел, — вздыхает Александра. — Потом я от него забеременела, у нас родился мальчик. Но он… умер, когда ему было три месяца”.

Тут у нее наворачиваются слезы на глаза, и она поясняет, что у ребенка было воспаление легких, которое врач не заметила.

”Температура была постоянно 37 с небольшим, врач сказала, что это якобы нормально, выписала сироп, — рассказывает Александра. — А потом утром мы проснулись, я его покормила, мы заснули. Я через два часа проснулась, а он уже отдает синевой”.

Женщина говорит, что вызвала тогда скорую, ее вывели из комнаты и пытались оживить ребенка. Но безуспешно.

Тогда, по ее словам, она и начала принимать наркотики. Переехала в Таллинн, стала работать в сфере оказания интимных услуг.

”Принимала лет 8–9 с перерывами — домой уезжала, бросала на какое-то время, — говорит женщина. — Родители знали, мама плакала, папе было, в общем-то, все равно. А потом я познакомилась со своим будущим мужем. На точке. Обменялись телефонами, стали общаться. Потом я переехала к нему на Тонди, там социальный дом для тех, кто освободился. Стали жить вместе, я забеременела”.

Забрали без предупреждения

Александра пошла на метадоновое лечение и решила начать новую жизнь.
”И муж тоже решил с наркотиками завязать, — добавляет она. — Тоже пошел на метадон, стал просить, чтобы понижали дозу. Сейчас вот вообще не употребляет ничего — ни метадон, ни наркотики. Доктор ему только выписывает валокордин-диазепам, для успокоения”.

Какое-то время они с ребенком жили в этом общежитии, но потом переехали в Копли, и сейчас живут в двухкомнатной ”хрущевке” возле Штромки. Дома у них чисто, у ребенка много одежды и игрушек, и до недавних пор было все хорошо.

”В ноябре, — говорит Александра, — у нас был срыв. Ко мне приехала моя сестра, она тоже много лет принимала наркотики, и я снова стала принимать фентанил. Но так как я до этого долго не принимала, то мы с сестрой купили ”десятку” на двоих, и мне моей половины хватило на пять дней. То есть я брала столько, чтобы появилась легкость в теле и хорошее настроение, а не так, чтобы быть в отключке…”

Она заверяет, что продолжала ухаживать за ребенком, и на его благополучии это никак не сказалось. Но срыв закончился очень плохо. Когда она пришла в очередной раз в центр за метадоном и сдала, как обычно, анализы, те показали, что Александра употребляла наркотики.
”Я еще хотела признаться соцработнику, что сорвалась, но муж отговорил: ведь тогда заберут ребенка, — вспоминает Александра. — Тем не менее, человек из центра позвонил нашему соцработнику и сказал, что у меня плохие анализы. Та пришла с полицией и забрала Арсения…”
Три недели, говорит она, три долгих недели ребенок жил в приюте.
Она отмечает, что обычно родители после такого начинают снова принимать наркотики, а она пошла к юристу и стала узнавать, как ей своего малыша вернуть.

”Причем мне изначально никто не сообщил, куда его увезли, — вспоминает она тот ужасный период. — Я сама стала расспрашивать по знакомым, куда могут увозить таких маленьких деток. И один детдомовский мне сказал, что в приют для малышей и детей-инвалидов. Сама нашла телефон, позвонила, и мне подтвердили, что он там”.
Александра говорит, что соцработник потребовала от них, чтобы они написали бумаги и дали обещания, что больше не будут употреблять наркотики.
”Она обманом заставила меня и мужа написать, что мы даем свое согласие на пребывание ребенка в приюте, — говорит женщина. — Сказала, что иначе мы его еще долго не увидим. И что только через суд тогда. На самом же деле, мне потом адвокат сказал, что она могла забрать его без разрешения суда только на 72 часа. И если бы мы не дали свое согласие тогда, то ей пришлось бы ходатайствовать в суде о разрешении поместить ребенка в приют”.

Александра с мужем также написали, что они обязуются не принимать наркотики и регулярно сдавать анализы, а также всячески сотрудничать со службой защиты детей. В декабре им ребенка вернули.
”Когда его забрали, ему не было и года, — говорит Александра. — Три недели такая крошка провела в приюте, без папы и мамы. Как выяснилось впоследствии, он все это время болел. У него было воспаление ушка”.
В декабре, когда забрали Арсения, умерла и ее старшая сестра. ”Черный декабрь какой-то”, — сокрушается женщина.

Бесконечные проверки

В январе к ним домой пришла полиция: мол, поступил сигнал, что вы находитесь в опьянении, а у вас тут маленький ребенок.
”Я снимала это все на видео, — Александра показывает запись. — Вошли полицейские, попросили дунуть в трубку. Я не пью вообще. Результат, понятное дело, был нулевой. Я предложила им сделать и анализ на наркотики. Они его делать не стали и ушли. При этом так и не объяснили, от кого поступил такой сигнал”.

Через три месяца, 12 апреля, в ее квартиру пришли снова.
”Только в этот раз уже четверо полицейских, в бронежилетах, с пистолетами, плюс соцработник и молодежный полицейский, — возмущается Александра. — Они ходили в ботинках по ковру, где тут же ползал годовалый ребенок”.

Этот визит она тоже сняла. На записи видно, что ее попросили пройти в туалет, где в присутствии полицейского сделать анализ на наркотики: мол, опять поступил сигнал, что родители в опьянении, и дома маленький ребенок.

Она сделала. И муж тоже. Оба анализа были чистые. Полицейские сказали, что у них такая работа, они должны реагировать на сигналы.
”Я понимаю, что ноги растут от нашего сотрудника по защите детей, — говорит Александра. — Мне кажется, она вводит полицию в заблуждение, хотя я регулярно хожу на метадоновое лечение, иду на понижение дозы, ничего не употребляю, и анализы у меня все это время чистые”.
Она предполагает даже, что на самом деле соцработник просто ищет повод, чтобы забрать у нее ребенка, потому что поступил заказ на усыновление здоровенького и умненького малыша.

”Что подумают о нас соседи? — задается вопросом Александра. — А если они позвонят хозяину квартиры, которую мы снимаем, и нас отсюда выселят? У нас сейчас просто нет денег, чтобы заплатить и маклеру, и предоплату, чтобы снять другое жилье. И у соцработника будет еще один повод забрать у нас ребенка”.

Бывает и по-другому

Она считает, что их ”ластекайтсе”, то есть работник службы по защите детей, на самом деле хочет не защитить ребенка, а лишить его родителей.

”Моя подруга очень довольна своей ”ластекайтсе”, — говорит Александра. — У нее тоже в прошлом зависимость, и сейчас маленький ребенок. Если у ее ребенка чего-то нет, она говорит, и соцработник приносит ей новые вещи с этикетками. И еще что-нибудь сверху, о чем она даже не просила. Если же я скажу своей, что у меня чего-то нет, она у меня, думаю, тут же заберет ребенка — мол, я не могу его содержать и не в состоянии купить ему вещи”.

Она просила в управе поменять ей соцработника на другого, но получила отказ. В отчаянии женщина даже подумывает о переезде — настолько соцработник своими придирками и вмешательством в ее жизнь третирует ее и вызывает постоянную боязнь.

Ольга, которая знает Александру более двух лет, отмечает, что нападки соцработника действительно кажутся необоснованными.

”И Саша, и ее муж — молодцы, — считает она. — Они обеспечивают Арсению все, что ему нужно. Его отец вообще умница, очень быстро ушел с метадонового лечения. И Александра тоже скоро, я уверена, уйдет. Таким людям нужна поддержка, а не постоянные придирки и проверки. Моя соцработник меня постоянно хвалит, говорит, что я молодец, всячески мне помогает — и я чувствую от этого дополнительные силы менять свою жизнь. Если же над тобой все время висит Дамоклов меч, что заберут ребенка, то, конечно, опускаются руки. Таким людям надо помогать, а не лишать их мотивации”.

У Ольги несколько лет назад тоже кардинально изменилась жизнь. Она долгое время принимала наркотики, более того, когда стояла на метадоновом лечении, тоже принимала. Потом забеременела, решила жить по-другому и попросила своего соцработника отправить ее на реабилитацию в один религиозный центр. Та помогла.
”Я со дня отказалась от всего — и от метадона, и от наркотиков, — вспоминает женщина. — Было очень сложно. Но меня поддерживала соцработник. Не душила проверками, а помогала как могла. Сейчас мой ребенок ходит в садик, я устроилась на работу, и в августе выхожу замуж”.

Без комментариев

Пресс-секретарь управы Пыхья-Таллинн Максим Рогальский не ответил ни на один вопрос ”МК-Эстонии” — ни касательно этой ситуации, ни в целом по состоянию дел с наркозависимыми в районе и возможностей поменять соцработника.

Александра говорит, что хочет, чтобы их с мужем просто оставили в покое. Ведь сейчас у них новая жизнь — и они делают все ради Арсения и его светлого будущего.

Поделиться
Комментарии