Что показал кризис
Начало кризису три года назад положил перегрев в строительном секторе вкупе с потоком навязываемых населению дешевых кредитов, доступность которых ввела в заблуждение и власти, принявшие неадекватный госбюджет на 2008 год. Жертвой этого заблуждения, кстати, стала и возможность перехода на евро уже в 2007 году.
В сослагательном наклонении
Но лучше ли было бы, если правительство и Банк Эстонии повели бы себя по-другому, то есть стали бы с помощью фискальных инструментов сковывать активность бизнесменов и коммерческих банков? В каком-то отношении да: на рынке труда не возникло бы такого перекоса в сторону неквалифицированной рабочей силы, не возрос бы разрыв между темпами роста зарплат и производительности труда, да и инфляции выше 10% тоже бы не было.
Но не было бы у нас тогда и сегодняшних зарплат, которые по-прежнему в полтора раза выше, чем были в начале бума. Не было бы более чем 150 тысяч семей, рискнувших в период бума улучшить свои жилищные условия, как не было бы и мотивации для реструктуризации экономики, исчерпавшей ресурс развития за счет дешевой рабочей силы.
Кстати, большинству взявших жилищный кредит удалось пережить кризис — в конце ноября доля просроченных жилищных займов составляла 4,5% и снижалась, тогда как должников по всем займам было 7%. Реструктуризации же экономики обычно сопутствует уменьшение потребности в рабочей силе, а значит, высокая на первых порах безработица.
Кто он — безработный?
Именно огромную армию безработных (106 тысяч, по оценке Департамента статистики за третий квартал, из которых в Кассе по безработице в конце прошлой недели были зарегистрированы 67 тысяч) объявили за три месяца до выборов главной проблемой Эстонии практически все политические партии.
Беда только в том, что личный состав этой армии по-прежнему остается загадкой. Директор Института конъюнктуры Марье Йозинг говорит об анонимной армии безработных, профессор Таллиннского университета, социолог Мати Хейдметс — о недостаточной изученности контингента наших безработных, а академик Эндель Липпмаа и вовсе полагает, что оставшиеся не у дел люди занимаются поиском не работы, а зарплаты времен бума.
Речь в основном идет о людях не очень высокой квалификации, поскольку структурная безработица, то есть нехватка работников высокой квалификации, у нас не перевелась. Между тем реструктуризация экономики, сопровождаемая сокращением работников в производственном секторе, влечет за собой увеличение их числа в сфере обслуживания, и это заставляет по-новому взглянуть на всю идеологию трудовой занятости.
Перед Первой мировой войной, да и в довоенной республике, в сельском хозяйстве Эстонии было занято примерно 2/3 работников и в промышленности — 15-16%.
Перед распадом СССР, в 1989 году, в первичном секторе (сельское хозяйство и добывающая промышленность) трудились 22,6% работников, во вторичном (обрабатывающая промышленность, энергетика и строительство) — 35,6% и в третичном (сфера услуг, транспорт, торговля, связь) — 41,8%.
В 2000 году эти цифры были уже 7%, 34,7% и 58,3%. А в 2009 году — 4%, 32% и 64%. Статистика Евростата имеет тут чуть иной формат, и согласно ей в 2008 году в Евросоюзе в среднем на сельское хозяйство приходилось менее 2% работников, на промышленность — 20%, на строительный сектор — 6,5% и на сферу обслуживания — около 70%.
Именно в этом секторе, видимо, придется и Эстонии искать решение проблемы безработицы c учетом того, что если в аграрном обществе основная часть работников занималась выращиванием продуктов питания, в индустриальном — производством промышленной продукции, то в современном обществе основной формой трудовой деятельности становится оказание людьми друг другу платных (или не очень, как при бартере) услуг.
Чем богаче, тем спокойнее
С этим обстоятельством связана и размытость объема той части безработицы, которую в хорошие времена называют скрытой и не отражают в статистике. Если же говорить о временном факторе, то народная мудрость гласит, что болезнь приходит бегом, а уходит медленным шагом. Хотя если посмотреть на график поквартального изменения безработицы, то видно, что тут все же возможны и исключения.
К сказанному хотелось бы добавить следующее.
Благоразумное отношение жителей Эстонии к спаду в экономике показывает, что большинство из них сумело изжить в себе зависимость от ментальности времен "давальческого социализма" и осознать, что их личное благополучие во многом зависит от них самих — от их активности, рассудительности, умения отличать реальные блага от кажущихся и предпочитать эмоциональному поведению рациональное.
Кризис показал также, что многие научились понимать правила игры при рыночной экономике, которые существенно отличаются от правил, бытовавших в период "развитого социализма". Не все, правда, следуют им, но ничего — не знающих о них остается все меньше.
Наконец, кризис показал и то, что по уровню жизни Эстония начинает приближаться к среднестатистическим показателям развитых стран, где реакция населения на проявления кризиса напоминает бурю в стакане.
Существуют наблюдения, что в странах, где доля ВВП в расчете на душу населения достигает 20 тысяч долларов США, в лучшую сторону меняется и мироощущение людей. У Эстонии этот показатель был в 2008 году 17 580 долларов, сейчас он, правда, снизился, однако вновь начавшееся оживление экономики позволяет надеяться, что планку в 20 тысяч мы возьмем не в годовщину 100-летия Эстонской Республики в 2018 году, а гораздо раньше.
