Морозы: благодаря и вопреки

- Я вас поздравляю, Валерий.

- Спасибо.

- Но не только с тем, о чём вы подумали, т.е. с назначением. Умные люди говорят, что в таких случаях надо иногда ещё и сочувствовать — свалившемуся грузу обязанностей. Я вас поздравляю с холодным февралём и прохладным началом марта. Судя по прошлым годам, шахтёры всегда радовались такой погоде, потому что она обеспечивала их работой, показатели повышались и т.д. Это актуально до сих пор?

- Погода, конечно, влияет. Когда небольшой устойчивый мороз, это для нас очень хорошо: потребление высокое, проблем на производстве меньше. А когда морозы сумасшедшие, это тяжело и особенно сказывается на карьере и на логистике. Очень тяжело, когда на большие морозы накладываются ремонты шагающих экскаваторов, которые производятся прямо под открытым небом, на ветродуе. К сожалению, в этом году зимой три машины оказались в ремонте, что как раз выпало на холодный февраль и стало большим вызовом. Огромная благодарность нашим работникам, что все ремонты были закончены вовремя.
А потребление, конечно, было очень высоким. И продолжает оставаться таким. Это нас радует.

- Значит ли это, что нынешняя холодная зима привела к повышению показателей добычи, или вы обходились тем, что скопилось на складах?

- На сегодня у нас графики работы предприятий составлены так, что в осеннее-зимне-весенний период, когда идёт максимальное потребление со стороны клиента, достигается и максимальный объём производства, а максимальное использование отпусков приходится на лето. На ”Эстонии”, например, сейчас семидневка. Основная задача этих изменений в графиках и состоит в том, чтобы минимально пользоваться складами. Максимально производить товар — и на сбыт. Склад — очень дорогое удовольствие, и оттуда мы в прошлом месяце взяли, может быть, только 6-7 процентов продукции, а 93-94 процента сбыта покрыли за счёт свежей добычи.

- То есть на складах нет затоварки?

- Сланец там есть. У нас было принято стратегическое решение — иметь склады, приближённые к потребителю. Если два года назад большой склад был на шахте ”Эстония”, то теперь мы его объём постепенно понижаем. А у энергетиков и на карьере ”Нарва”, который находится рядом с электростанциями и маслозаводом, запас сланца вырос.

- Какой сланец сейчас больше востребован — энергетический или для химии?

- У нас и для химии идёт энергетический сланец, то есть калорийностью 8,4 мегаджоуля. Более того, многие производственные мощности в Аувере, как по производству энергии, так и в производстве сланцевого масла, могут использовать низкокалорийный сланец.

Что диктует рынок

- Валерий, вы первый за довольно длительный период высший руководитель Enefit Kaevandused (бывшего ”Эстонсланца”), не являющийся ”варягом”, а построивший всю свою карьеру именно здесь. Значит ли назначение на высший пост человека из самих рядов предприятия, что этому сопутствуют некие особые задачи, которые не ставились перед председателями-”варягами” или те с ними не справлялись?

- Каких-то особых вызовов нет. И руководители-”варяги” — это не всегда плохо. Я действительно так считаю, потому что работал с тремя председателями правления нашего предприятия, и от каждого из них приобрёл опыт и знания, которых у меня не было. Образно говоря, есть ”фронтовой офицер”, но есть и ”штабная работа”, и именно ”штабного” опыта ранее мне недоставало.

- Понятие ”штабные знания” в данном случае не синоним ли слова ”политика”? То есть вы технарь, вы хорошо знаете, как вращаются шестерёнки, а бывшие председатели знали, как это сочетать с энергетической и экономической политикой. И говорили вам: ”Да, это техническое решение хорошее, но в энергетическую политику не вписывается”?

- От прежних руководителей, на мой взгляд, я получил дополнительные знания и умения того, как ориентироваться во внешних факторах и использовать их.

- Например?

- Как наша работа влияет на наших партнёров. Сегодня ведь существуют не отдельная шахта или отдельное предприятие Enefit Kaevandused, а целая отрасль, в которой объединены и добычники, и электростанции, и маслозаводы, и мы обязаны мыслить более широко, понимать, как действия каждого из нас влияют на эффективность работы другого, видеть всю ценностную цепочку сланца, ориентироваться на общий результат.

- И что, исходя из этого, в вашей работе за столом председателя правления может сейчас измениться? Вы ближе подвезёте сланец к энергетикам, лучше упакуете?

- Если раньше при отправке сланца энергетикам и химикам мы должны были обеспечить его качество, ориентируясь на суточную пробу, то есть качество товара в среднем за сутки, то сегодня требования выросли многократно. И мы уже смотрим это качество в онлайн-режиме. К большому сожалению, пока идеально-точного анализатора нет, но всё равно скорость нашей реакции измеряется уже не сутками, а часами и минутами. Мы контролируем, как идёт процесс у энергетиков, смотрим, что показывает калориметр на ленточных весах, смотрим суточную пробу — и на основании всего этого постоянно корректируем качество товара.

- В прессе уже не раз писалось о планах сланцедобытчиков. Мы знаем, что карьер ”Нарва” пойдёт под землю, что шахта ”Эстония” нарастила свою мощность, что на повестке дня остаётся шахта ”Уус-Кивиыли”. На данный момент эти планы актуальны и в какой они стадии?

- На сегодня, к счастью, ничего сильно в этих планах не изменилось. Все изменения диктует нам рынок: цена электроэнергии, цена сланцевого масла. Прошлый год — это год рекордного производства на шахте ”Эстония”, почти 10 миллионов тонн — это хорошая цифра. ”Нарва” 6 миллионов тонн сланца добыла, это для карьера тоже очень неплохой показатель, потому что за последние десять лет длина фронта работ там снизилась в два раза, однако при этом объём производства вырос. Эффективность использования траншеи на ”Нарве” поднялась втрое.

Для увеличения объёмов производства в этом году никаких технических работ ни на шахте, ни на карьере мы не планируем.

- И когда же ”Нарва” начнёт заниматься подземными разработками?

- Не секрет, что в начале следующего года три самых старых блока на Нарвских электростанциях подлежат закрытию. Отсюда ожидается какое-то снижение потребления. Но снижение потребления у энергетиков, к счастью, сегодня синхронизируется с плановым сокращением фронта работ на карьере ”Нарва”. Вот когда наступит момент, что открытые разработки ”Нарвы” начнут отставать от потребления клиентов, — тогда и появится ”Нарва” подземная, она позволит достаточно резко увеличить объёмы производства. По стратегическим планам, это ожидается в 2022-23 годах, а подготовка должна начаться на два года раньше. Соответствующий тендер уже открыт. Шаги по внедрению подземной технологии на разрезе связаны, прежде всего, со строительством новых маслозаводов, поскольку у энергетики, наверное, столь же мощного развития, как до сих пор, больше не будет.

Что касается ”Эстонии”, то она ограничена размерами своего шахтного поля, дальше пределов которого не двинется. Когда будут истощаться её запасы, вероятнее всего, будет открываться шахта ”Уус-Кивиыли” или ”Эстония-2”.

- Вообще на сколько лет вперёд у вас есть чёткое представление о будущем Enefit Kaevandused?

- К концу марта мы должны представить на первое чтение стратегию развития до 2030 года.

- Сегодняшняя эффективность сланцедобычи — это сколько процентов от идеала?

- (смеётся) Вы хотите, чтобы я оценил свою работу?

- Это не возбраняется.

- Прошлый год действительно был по производственным показателям великолепным. Сланец мы сумели добыть по себестоимости ниже, чем планировали, но объём производства был на 13 процентов выше. За этими результатами стоят не какие-то огромные свежие инвестиции, а в основном умелое использование имеющегося ресурса. Например, шахта ”Эстония” побила свой прежний рекорд производства на 12 процентов, при этом численность работников была меньше. Но говорить, что сегодня я ещё где-то вижу огромные резервы эффективности, было бы неправдой.

”Три кита”

- Для простого шахтёра и его семьи проблема перспектив предприятия сводится к трём главным вопросам: на сколько ещё работы хватит, что будет с зарплатой и будут ли сокращения?

- Пожалуй, это точно сказано… Я на днях сформулировал для себя ”три кита” — свои главные задачи. И первая среди них как раз — чтобы была работа. Чтобы у сегодняшних тружеников и у их детей было максимальное количество рабочих мест. Тем более, я не понаслышке знаю, что такое сокращать кадры: проходил это и на ”Нарве”, и на ”Айду”. Ситуация сейчас непростая: рынок, закрытие старых котлов и т.д. В этих условиях сделать гибкую, без больших стрессов стратегию до 30-го года — очень важная задача.

Будут ли сокращения? В этом году не планируется никаких. Как поведёт себя рынок на следующий год, особенно с учётом закрытия котлов? К сожалению, по сегодняшним нашим оценкам, в 19-м году ожидается определённая ”просадка” из-за фактора энергетики, но с 2020 года ситуация должна стать лучше, а в 2021-м она уже будет совсем неплохая.

…Так вот первый ”кит” — чтобы были рабочие места, и этим мы занимаемся. Второй — это среда, где работает человек. С каким настроением он приходит на работу, как общается с коллегами и с начальством, на каком уровне находится охрана труда — для нас это очень актуальный фактор, которому мы уделяем особое внимание. Помню, как меня поразили результаты опроса работников, проведённого в Eesti Põlevkivi то ли в 1999, то ли в 2000 году. В то время закрывалось одно предприятие за другим, людей отправляли на фирменную пенсию, в регионе была страшная социальная напряжённость. И вот в ответ на вопрос ”что для вас является приоритетом на работе?” люди на первое место поставили взаимоотношения в коллективе. Для меня это было открытием, хотя я уже считал себя опытным руководителем.

И третий ”кит”: заработная плата. Рост зарплаты в прошлом году у нас был, как показывает статистика, самый высоким в Эстонии. И практически весь он был связан с ростом эффективности производства. В этом году надо как-то эти вопросы решать. Но не могу сейчас сказать, что у меня есть рецепт.

- Вы имеете в виду, что в этом году надо бы ещё повышать?

- Наверное, да. Всё же инфляция есть, пусть и невысокая.

- Но ни процента, ни срока поднятия зарплаты сейчас не назовёте?

- Не назову. Мы должны в апреле вступать в переговоры с профсоюзом. Начинается обсуждение нового колдоговора, там будем смотреть. Этот процесс занимает три месяца. Очень хочется надеяться, что найдём взаимопонимание. И к тому времени будет лучше видно, каковы наши финансовые возможности.

- Тогда о том же по-другому. Как вы думаете, горный мастер Валерий Абрамов, работающий на шахте, сейчас был бы доволен председателем правления Валерием Абрамовым?

- Ответом на вопрос по заработной плате — нет (смеётся). Скажу просто: в бюджете сегодня денег на повышение зарплаты нет. В прошлом году у нас тоже их не было на эти цели, однако мы её смогли поднять. Давать какие-то обещания, говорить лозунгами я бы не хотел. Надо смотреть — что можно изменить. Вот мы говорили про сокращения. Повышать зарплату только за счёт сокращения — не самый хороший способ, но это, как правило, всё равно одна из сторон этой медали.

А как горный мастер Абрамов воспринял бы? Человек по своей природе почти всегда не удовлетворён. Тут хороший инструмент — сравнение. 35 лет назад я пришёл на шахту, и зарплата у меня была около 250 рублей. Средняя зарплата в Эстонии на тот момент была, по-моему, около 170-ти. То есть я получал в 1,4 раза больше среднего. А сегодня у подземного горного мастера коэффициент по отношению к среднереспубликанской зарплате — несколько выше. Да, однозначно хотелось бы больше (тем более, сегодня совсем другие возможности потратить деньги, чем тридцать лет назад), но не всегда получается.

- Валерий, вы всё время ссылались как на главный фактор, с которым приходится считаться, на экономическую ситуацию: цены на рынке энергии, конкуренция и т.п. А что ещё, кроме этого, держит вас в напряжении?

- Не ”держит в напряжении”, но остаётся очень важным моментом преемственность шахтёрских поколений. Притока горных инженеров в концерне практически не было.

- Не было когда?

- С 1990 года по 2018-й горных инженеров в наш концерн практически не пришло.

- А откуда вы кадры берёте для мастеров? И что горный факультет Таллиннского технического университета делает?

- Поступают мало, заканчивают ещё меньше, на работу к нам практически никто не приходит. Но позитивные изменения есть. В прошлом году на шахту ”Эстония” мы приняли трёх, говоря по-старому, молодых специалистов. Это люди, которые окончили магистратуру, они пришли, работают и очень хочется надеяться, что останутся. Но это очень мало, кадровая проблема, особенно инженерная, гораздо острее.

Где мы брали кадры? Возглавляя карьер, скажем, я уже не смотрел — горняк, не горняк, если было у человека прикладное высшее образование и желание трудоустроиться — брали. С таким расчётом, что дальше сами научим всему необходимому.

- А в чём проявляются позитивные изменения сейчас? Очередь появилась?

- Очереди нет. Моё видение таково, что где-то в прошлые годы мы сами очень много потеряли в повышении квалификации уже имеющихся работников и привлечении новых. Потому что исходили из позиции ”никто у нас не хочет работать, мы не престижны, никто к нам не придёт”. А потом выяснилось, что мы плохо искали. Люди хотят работать и учиться горному делу. В том числе наши молодые работники хотят расти, делать карьеру.

В прошлом году открыли бакалавриат в Вирумааском колледже, то есть уже можно получать горное образование здесь в регионе, без отрыва от производства. Сегодня обсуждаем вопрос открытия на базе центра профтехобразования обучения горному делу людей, окончивших гимназию или имеющих прикладное высшее образование, чтобы они смогли становиться горными мастерами или заместителями начальников участков. На повестке дня и вопрос открытия магистратуры по горному профилю в Кохтла-Ярве.

Более серьёзное внимание уделяем практике учащихся центра профессионального образования и однозначно будем больше принимать выпускников оттуда на работу. Да, попадут не все, но кто старается и хочет работать — те имеют большой шанс попасть к нам.

- ”Молодёжь приходит, и шахтёры-пенсионеры уступают ей места” — так решать проблему не планируется?

- Планируется. Не вижу в этом ничего плохого. Человек пенсионного возраста, работающий в шахте, — это, в общем-то, не очень хорошо.

В прошлом году мы достаточно серьёзно изменили своё отношение к охране труда. Люди не должны страдать на производстве, но для этого, в первую очередь, опасные факторы производства должен учитывать сам работник. А статистика прошлого года показала, что максимальное количество пострадавших — это труженики в возрасте 58-64 лет. Не хочу строить больших обобщений, тем более, речь пока о данных только за один год, но, наверное, это всё-таки сигнал о том, что есть возрастная грань, за которой в шахте уже не надо работать. Человек может быть физически здоровым, великолепным специалистом, но реакция у него становится уже не столь быстрой…

- Одни говорят, что сланцевая промышленность важна для Ида-Вирумаа как хребет экономики региона. Другие — о том, что региону пора готовиться к альтернативному, не сланцевому, развитию. Как вы, горняк, относитесь к разговорам о ”несланцевом” Ида-Вирумаа?

- Абсолютно согласен с этими мыслями. Не зря же говорится: раскладывайте яйца по разным корзинам. Да, сегодня сланец — основной кормилец нашего края, но время летит быстро. Шахте ”Эстония” и карьеру ”Нарва” уже далеко за сорок. Примерно столько же отработают инвестиции, сделанные в электростанцию ”Аувере”, в новые маслозаводы. Как изменится рынок через несколько десятилетий — предсказать трудно, но ясно, что всё большую роль на нём будет играть ”зелёная” энергия — солнца, ветра и т.д. В стратегии развития нашего концерна эти вещи, кстати, учтены. Значит, и региону нельзя бесконечно ориентироваться только на сланец. Это тем более важно, если мы хотим закрепить в Ида-Вирумаа будущие поколения. Но только вот пока о серьёзной альтернативной теме для региона я что-то не слышал.

Поделиться
Комментарии