Языковая реформа русских школ создала в Эстонии потерянное поколение
В 2011 году, когда начал обучение первый изучающий 60% предметов на эстонском языке выпуск русских школ, только чуть больше половины учеников девятых классов достигли уровня владения языком B1. B1 — это такой уровень, с которым можно сказать все нужное для себя и составить простой текст на знакомую тему. По словам руководителей школ, для обучения в гимназии нужен по меньшей мере уровень B2, пишет Eesti Päevaleht.
На домашние задания уходило больше времени
"Когда в седьмом классе началось языковое погружение, географию и физику стали преподавать на эстонском языке. Они начали учиться по учебнику на эстонском языке, учитель объяснял по-эстонски… и они ничего не понимали. На домашние задания стало уходить в два раза больше времени, и в конце концов она просто заучивала материал к контрольной работе. Наконец стресс настолько увеличился, что мы сменили школу", — делится опытом своей дочери, учившейся в русской школе в Таллинне, и сама работающая учителем Элеонора. В 10 классе новой школы проблем нет. По словам Элеоноры, дочь теперь лучше знает эстонский язык и учителя школы владеют эстонским намного лучше. Только в конце разговора она упоминает как бы между прочим, что на самом деле они наняли частного учителя, который помогает дочери с эстонским. Частные уроки берут многие ученики русских школ, государство за них не платит.
Сложность школьной реформы для русских школ — конечно, не новость. Чуть меньше внимания удостаивался тот факт, что на данный момент по системе 60/40 окончили школу уже два выпуска и скора окончит третий. Хотя плюсы реформы четко видны (владение эстонским языком у молодежи улучшилось, и ученики относятся к изучению эстонского лучше) другая сторона медали указывает на опасность: из-за обучения на эстонском языке ученики по сути не усваивают предметы, и это в свою очередь уменьшает их возможность поступить в университет. Учитывая, что именно полученные в гимназии знания создают фундамент для обучения в университете, в будущем речь может идти о множестве пропавших выпусков.
Это в один голос подтверждают все проведенные после реформы исследования, рапорты и обзоры. Один русский молодой человек говорит: "Я должен сначала перевести все на русский, выучить и потом еще выучить на эстонском". Поскольку эстонский язык самих учителей несовершенен, на уроке отвечают "да" или "нет" и к контрольным работам просто заучивают материал. Когда учителя упрощают материал, это тоже не решение. "Это означает, что после трех лет и наши знания более простые, чем если бы мы учились на родном языке", — обосновывает учащаяся в одной из таллиннских русских гимназий Анна. Русская молодежь называет и то, что в качестве предметов по выбору все больше выбирают естественные науки, не столько из-за интереса, сколько потому, что прорабатываемого текста просто меньше. Но это не означает, что конкуренция в естественных науках из-за этого увеличилась, потому что если посмотреть на результаты выпускных экзаменов по математике, именно среди выпускников русских школ больше выбравших более простой вариант экзамена. Отчасти именно потому, что язык его заданий легче понять.
Вынужденный выбор русской молодежи не ограничивается только предметами по выбору. Из опубликованных в прошлом году результатов мониторинга интеграции выяснилось, что часть русских учеников после окончания 9 класса выбирает профтехучилище не столько из желания получить профессию, сколько из страха, что в гимназии они не справятся из-за обучения на эстонском языке. Так часть русской молодежи остается в стороне от высшего образования еще до гимназии. Этот же страх показывают позиции русскоязычного населения. Еще в 2010 году русские по национальности верили, что обучение на эстонском языке окажет на возможности дальнейшего обучения русской молодежи скорее положительное влияние (по пятибалльной системе 3), но прошлогодние данные показали, что после реформы оценка упала до 2,82. При этом проведенное тартускими социологами в 2011 году исследование показало, что к изменениям в образовании относились наиболее критически именно дети родителей с высшим образованием. Хотя, по словам специалистов по приему, в эстонские университеты приходит все больше русской молодежи, пришедших именно из школ с русским языком обучения молодых людей среди студентов из года в год становится меньше.
Окончательные данные о том, насколько большой удар могли получить выпуски времен реформы, дать сложно. Вместе с реформой 60/40 изменилась и система госэкзаменов, по которым в Эстонии обычно смотрят результаты обучения. (В Латвии реформу провели раньше, без изменений в госэкзаменах, и итоги показали, что результаты первых выпусков действительно ухудшились). По словам руководителя отдела общего образования Министерства образования и науки Ирене Кяосаар, отдельного анализа влияния реформы еще не делали, потому что сейчас его еще слишком рано делать. Зато министерство заказывало исследования и опрашивало как учеников, так и учителей относительно того, как они справляются. Результаты показывают, что уровень школ очень разный, и лучше положение в школах, где больше лучше владеющих эстонским учителей.
Результаты зависят и от школы
Разговор о том, как результаты экзаменов ухудшаются из-за стресса от изучения языка, Кяосаар опровергает. "С изменением системы госэкзаменов осталось только три экзамена, и сейчас сложно сказать, какие факторы здесь играют роль. Но результаты по математике мы можем посмотреть, и они не снизились", — говорит она. Все же Кяосаар признает, что результаты очень зависят от конкретной школы. "Я не спорю, что на другом языке сложнее учиться, особенно в школах, где уровень владения языком учеников и учителей более слабый. В школах, где дети более или менее владеют языком, нет и проблем. Из анализов мы видим, что если оценки по эстонскому языку плохие, хуже и оценки по другим предметам — не все учатся на 5+ и это нормально, все равно, на каком языке учатся", — обосновывает Кяосаар.
Треть недостаточно владеет языком
Проблема кроется как раз в том, что более или менее владеющих языком учеников мало. Из начавшего первым изучать 60% предметов на эстонском языке выпуска по окончании 9 класса эстонским языком на уровне B1 владели чуть больше половины учеников. Хотя из года в год ситуация улучшается, недостаточное владение языком и сейчас мучает треть учеников. Кяосаар тоже признает, что на изучение языка в основной школе начали обращать внимание только в последние годы. Раньше основные усилия шли именно на подготовку обучения на эстонском языке в гимназии. Все же она констатирует, что из года в год увеличивается количество тех школ, где на эстонском языке преподают все больше предметов. "Также больше проектов учебного обмена, где молодежь может практиковаться в языке — с помощью этого язык на самом деле учится лучше всего — и в течение следующего учебного года мы усиленно займемся дигитальным и электронным обучением. Продолжавшаяся 17 лет программа языкового погружения также дает хорошие результаты и становится все популярнее", — заверяет Кяосаар.
Что было бы решением? Раздавать деньги на занятия с репетитором? Сделать требование 60/40 более гибким? Или доплачивать издателям, чтобы на рынок попадали экономически невыгодные, но необходимые учителям учебники на эстонском языке для русских школ? Из ответа Кяосаар можно вычитать, что четкой стратегии для помощи этой молодежи у государства нет. Ключевыми факторами она все-таки называет обучение учителей, проекты языкового погружения и обмен учащихся. На них государство с 2007 года выделяет русским школам дополнительные деньги.
Для первых выпусков языковой реформы решения как будто нет, хотя именно отсутствие качественного образования заставляет катиться снежный ком проблем. Один из авторов последнего отчета о человеческом развитии, старший научный сотрудник Елена Хелемяэ называет эту молодежь потерянным поколением — как в прямом (эмигрируют из Эстонии), так и в переносном смысле. "И сейчас учащиеся в русских гимназиях молодые люди, которые лично испытывают обусловленные отсутствием общественного соглашения проблемы и противоречия при переводе на обучение на эстонском языке, вряд ли смогут вырваться из порочного круга разочарований. В Эстонии это, по их мнению, невозможно, — пишет она. — Эту молодежь характеризует установленное в ходе мониторингов интеграции недоверие к эстонскому государству и его институтам. Молодые люди ощущают то, что Сийнер и Вихалемм (2013) назвали наказанием за не сделанную государством работу на стадии дошкольного образования и основной школы".
