"Нет ничего ужаснее, чем смерть ребенка". Почему в советское время младенцев в Эстонии не хоронили рядом с родными?

На кладбище Лийва есть уголок, где рядами захоронены только младенцы. Мертворожденные и те, кому было лишь несколько дней, недель или месяцев от роду. У некоторых нет даже имени, пишет Eesti Päevaleht.

"Сынок", "Доченька". Или на эстонском "Pisipoeg", "Pisitütar". У некоторых только имя, у других — только фамилия. Встречаются могилки без даты рождения или смерти, бывает на могильном камне значится только год. Судя по надписям на плитах, эти захоронения относятся к 1970 — 1990 годам. Многие могилы без ухода, запущенные…

Почему здесь похоронены сплошь и рядом дети? Почему их не упокоили рядом с родными? Почему детских могил так много? Почему так много заброшенных? Короткий ответ звучит так: это было советское время. Многое из того, что мы сейчас считаем самим собой разумеющимся, тогда таковым не было.

Мертворожденные или умершие в младенчестве дети не вписывались в показной советский оптимизм. Советская действительность требовала у матери и отца невозможного: они должны были как можно быстрее забыть ушедшего из жизни ребенка и двигаться по жизни дальше. Душевную помощь тогда никто, кроме близких, не предлагал.

"От всего сердца сожалею". Айра (65 лет, имя изменено) ничего не забыла. Можно даже сказать, что потеря ребенка почти три десятилетия назад в глубоко советское время — это то, что сформировало из нее нынешнюю женщину: теплую, но в то же время блестящую, деятельную и видную. С незаживающей раной в сердце, что делает ее восприимчивой к бедам других людей, заставляет замечать причины их проблем.

"Моя дочь тоже здесь похоронена. На мне грех. Я всем сердцем сожалею, что так вышло".

Появление ребенка на свет в советских роддомах отличалось от сегодняшнего. Нередко опыт пребывания женщин в роддомах часто оставлял травму на всю жизнь. Рожать они должны были в том положении и таким образом, как было удобнее врачам. Ругань в адрес рожениц — обычное дело. О семейных родах не было и речи. Слушая истории о тогдашних родах, нынешние молодые мамы удивляются, как советские женщины вообще соглашались рожать больше одного ребенка.

Новорожденного сразу же отлучали от матери, в первый раз приносили к ней только спустя 24 часа после появления на свет. О близости матери и ребенка никто не думал. Тех, кто осмеливался хоть ненадолго разрешить матери побыть с ребенком, было немного — нарушителей полувоенного порядка ждало наказание.

В родильных домах нужно было находиться по меньшей мере неделю — это тогда, когда всё было в порядке. А если нет — то и дольше. В случае плохого исхода мама могла покинуть роддом после того, как ребенок был похоронен.

Умерших детей не показывали. Хрупкая Айра вынашивала двойню, которую семья очень ждала. Хотя женщина и знала советскую действительность (другой же не было), она совершенно не была готова к тому, что ее ждет в роддоме.

Как это часто бывает у близнецов, роды начались преждевременно. Сильные боли, мучения длились час за часом. Айре дали для ускорения процесса хинин, использовать болеутоляющие средства в советских роддомах необходимым не считалось. Кесарево сечение не рассматривалось. Хотя первый ребенок появился не без сложностей, но со вторым все оказалось гораздо хуже. Он наглотался околоплодных вод и получил сильное повреждение головного мозга. Айре сказали, что он не выживет.

Несмотря на строгий постельный режим, измученная тяжелым родовым процессом Айра заставила себя встать и пойти искать комнату, где находились дети. Это был первый и последний раз, когда она увидела своего ребенка, дни которого были сочтены.

Когда ребенок рождался мертвым или умирал непосредственно после родов, женщине об этом сразу же не говорили. Берегли здоровье матери, потому что ее жизнь должна продолжаться, ведь впереди у женщины могли быть другие дети. Персонал не понимал, что сокрытие информации делало и без того дикую боль еще ужаснее.

Мертворожденных было гораздо больше, чем сейчас. Насколько больше — точно этого никто не знает. Ведь это из советского времени идет выражение: есть маленькая ложь, есть большая ложь, а есть статистика. Система не хотела, чтобы такого рода информация отягощала "светлую" советскую действительность. Мать в этой стране была прежде всего производственной единицей: в случае "брака" о несчастье рекомендовалось забыть, жить дальше и рожать нового ребенка.

Так Айре и сказали: ты молодая! Что поделать, в этот раз так получилось… Но у вас же будут еще дети!

Некоторое время Айра находилась в неведении. Когда ей, наконец, сообщили, что одного ребенка больше нет, то следом последовало еще одно страшное известие: вероятность, что второй выживет тоже крайне мала. Крошечную дочку постоянно рвало, и ни один доктор не знал почему. Лишь позже, в детской больнице выяснилось, у нее врожденная патология.

От проблем Айра сходила с ума. Поговорить было не с кем. Конкретной информации больница не давала. Все, что могла женщина — писать письма мужу. Мобильного телефона же не было, обменивались записками через медсестру. "Я была в полном шоке, мои решения не были рациональными", — говорит она.

"Я была тогда сама не своя. Конечно, есть такие, кто не понимает, почему умерший ребенок по-христиански не похоронен. Мне за это стыдно и больно. Принимая это решение, я была от горя не в себе, могла думать лишь о ребенке, который еще жив". Но даже находясь в здравом уме, Айра не могла бы организовать похороны умершего ребенка. Просто так это не делалось. Та система старалась быстро похоронить мертворожденного или умершего вскоре после родов ребенка без участия родителей. Советского человека ждало светлое будущее, которое не должны были омрачать маленькие могилки.

Айра боролась за жизнь второго близнеца целый месяц. Как позволяла система. Впервые она увидела выжившую крошку только тогда, когда их вместе отвезли в детскую больницу. Длившаяся несколько часов хирургическая операция спасла ребенку жизнь. Затем последовали недели напряжения, отчаяния и надежд. В реанимации, где работу основных органов малышки поначалу взяли на себя машины.

"У нее было безумное желание жить, — глубоко вздыхает Айра. — Ей помогли. Как в то время могли и умели, и я буду за это до смерти благодарна".

Воспоминания о тех днях и сейчас, почти 30 лет спустя, доставляют женщине невыносимую боль. Прошло много лет, прежде чем Айра нашла силы сказать своему ребенку, что у него была дочь-близняшка, спасти жизнь которой было советской медицинской системе не под силу. Ушедший из жизни младенец будет вечно жить в сердце мамы.

"В этом мире нет ничего ужаснее, чем смерть ребенка", — подытоживает Айра опыт всех матерей, потерявших своих чад. "Это очень, очень больно. Поэтому у меня больше нет детей. Хотя врачи пообещали, что буду еще рожать, я бы больше не вынесла этого эмоционально".

На сегодня рядные захоронения сохранились только на кладбище Лийва, на других таллиннских погостах их уже нет. Примерно 20 лет — тот период, по истечению которого разрешается актировать оставшиеся без ухода могилы. Следов от рядных могил 40-х, 50-х и 60-х годов уже не видно. Время сделало свое дело.