Кирилл Крабу родился в Нарве, закончил Тартуский университет, с 2000 по 2015 год работал журналистом — 5 лет на ETV и 10 лет на Радио 4. После полностью погрузился в работу своей IT-компании Krabu grupp, которая была основана в 2012 году. У фирмы три направления: IT-разработка, коммуникация и переводы. Хотя основная сфера деятельности — дигитализация и разработка инфосистемы, начинали они именно с переводов, а сам Кирилл подрабатывал синхронным переводчиком еще с 2000 года.

Во время чрезвычайного положения перевод информации с эстонского языка на русский необходим как никогда. Krabu grupp делает для зрителей прямой-трансляции ETV+ синхронный перевод почти ежедневных пресс-конференций правительства, в которых участвуют политики, врачи, сотрудники Кассы по безработице, представители Департамента здоровья и другие специалисты. Также переводят гостей передачи "Интервью недели". Крабу рассказал репортеру RusDelfi Виталию Бесчастному о буераках Хельме, поделился историей о плохом русском Леннарта Мери и вспомнил сварщиков в переводческой кабине.

"Русский язык длиннее эстонского процентов на 20, переводчику часто приходится тараторить"

Как договорились с ETV+?

Я бывший журналист, осталось немало контактов, кто-то вдруг вспомнил, что мы занимаемся переводами. С нами заключили договор на время режима чрезвычайного положения. Я и Яна Калинистова переводим по очереди. Мы поделили этот заказ на двоих — неделю я, неделю она.

Где вы находитесь в момент перевода?

В студии, где записывают передачу ”Кофе+”. Все органы власти хорошо оборудованы прямой связью с ERR. В Доме Стенбока, Суперминистерстве, мэрии есть специальные помещения, из которых можно делать прямые трансляции на ERR. Соответственно, в студии ETV+ достаточно нажать кнопку — и трансляция появится.

На экране мы видим, что происходит в зале, получаем в наушники звук и сразу переводим в микрофон. Перед нами небольшой пульт, который регулирует разные параметры. Я перевожу сразу, так как нет времени сидеть с блокнотом, записывать, потом говорить. Ты должен быть максимально сфокусирован.

Какие пресс-конференции запомнились больше всего?

Мне больше запомнились передачи ”Интервью недели” (гости — премьер-министр Юри Ратас, министр социальных дел Танель Кийк и министр иностранных дел Урмас Рейнсалу — RusDelfi). Ведущий обсуждает с гостем тему более детально, чем на пресс-конференциях. Например, если премьер Юри Ратас в Доме Стенбока рассказывает, сколько человек в больницах, сколько сделали тестов, какие меры приняты — это общий отчет. Когда у журналиста есть 30 минут и можно задавать провокационные вопросы, то и личность больше раскрывается, и ситуация становится понятней. Но для переводчика нагрузка увеличивается. Ты должен уловить, о чем идет разговор и как отвечает собеседник.

Как я понял, в этой передаче ты Урмасу Рейнсалу и Танелю Кийку переводил вопросы телеведущего с русского на эстонский?

Да. Юри Ратасу тоже переводил с русского на эстонский.

Ратас ведь хорошо понимает по-русски, и обычно ему не нужен перевод.

Да, я тоже так сказал. Но он ответил, что ему так будет удобнее. Может быть, это потому, что журналисты долго задают вопрос. Начинается предыстория, цитата, а суть вопроса заключается в пяти словах. Может, немного сложно следить за длинной подводкой. Я упрощаю, убираю вводные слова, сжимаю сам вопрос.

Министры потом подходили, говорили что-то?

Все говорили спасибо. Все вежливые. Ратас сказал, что ему понравилось, как прошло, обязательно нужно повторить, якобы удивительно, что раньше такого не было.

Пресс-конференция правительства, 26.03.2020

Наверное, тебе на пользу, что наши политики говорят медленно и монотонно.

Не все. У каждого своя манера речи. Есть те, кто прыгает с темы на тему. Начинают про одно, заканчивают про другое. И когда ты возвращаешься к тому, с чего начал, то уже сделал круг вокруг озера Юлемисте. Манера речи очень важна. Кто-то делает паузу. Кто-то просто льет как из ведра. Если спикер говорит медленнее и понимает, что его переводят, то переводчик точнее и понятнее транслирует его слова.

Еще сложность в том, что русский язык длиннее эстонского процентов на 20. Если, допустим, человек по натуре говорит медленно, то переводчику все равно приходится тараторить. Если по-эстонски klienditeenindaja — одно слово, то по-русски — специалист по обслуживанию клиентов. Isikukaitsevahendid, а на русском — средства для индивидуальной защиты. Eriolukord — чрезвычайное положение. Таких примеров очень много.

У кого самая понятная и структурированная речь?

(Смеется). У доктора Аркадия Попова. Когда он говорит по-эстонски, то делает это спокойно, размеренно, продумывает фразы. У меня происходит такой же процесс, только в обратном направлении. Поэтому перевод получается практически схожим с тем, что он хотел сказать, если бы говорил по-русски. Русскоязычных легче всего переводить, они строят предложения как на русском. У эстонцев много зависит от последнего слова, поэтому и ты пытаешься сделать так, чтобы в переводе все зависело от последнего слова. Это не всегда получается.

А среди тех, у кого эстонский — родной?

Наверное, Ратас. Его темы общие и простые. Он говорит более простыми предложениями, конкретно, делает паузы. На удивление Марта и Мартина Хельме интересно переводить. У них язык необычный. Не таллиннский, с налетом англицизма, а более деревенский, коренной, например, они могут сказать — буераки, буреломы.

Если прозвучит матерное слово — твоя реакция?

Постараюсь использовать сниженную лексику, без мата.

Если скажут аналог "самого популярного" слова на ”б”, то скажешь ”блин”?

Блин, ё-моё, елы-палы. Мат невозможно перевести. Он на разных языках несет разные смыслы. В английском языке слово ”fuck” используется всегда и всеми.

Если кто-то оговорился, простую ошибку сделал, например, в Эстонии проживает не 1,3 миллиона, а 2,3, то ты скажешь правильно или как спикер?

Если он ошибся, то я, по возможности, повторю его слова. Может, он имел ввиду что-то другое или пошутил. ”У нас в Эстонии проживает 2,3 миллиона человек”, а потом добавит: ”будет через 100 лет”. У меня была такая история с президентом Леннартом Мери. Мы общались с ним, говорили про перевод. И он на меня смотрит и говорит: херовый* у тебя русский язык. Затем молчит, а после артистичной паузы добавляет: мне так учительница в школе говорила.

*На самом деле Мери употребил другое слово, но похожее по смыслу.

Леннарт Мери (в центре)

Насколько важно владеть темой?

Желательно. У меня есть куча примеров из энергетики. Шахтеры говорят дОбыча, а не добЫча. Шнековый погрузчик, дымосос, если ты слов таких не знаешь и пришел переводить, то тебе будет очень сложно. Первое: ты не выполнишь свою функцию. Второе: над тобой посмеются.

Однажды мне не прислали материалы, и я пошел переводить конференцию сварщиков. Там говорили про типы сварки, аппаратуру, девайсы. Я просто не понимал, о чем они говорят. В какой-то момент сварщики вошли в переводческую кабину и сказали, как переводятся некоторые термины. Это было совсем на заре, мне было лет 20-22.

Первая заповедь переводчика — просите отправить материалы заранее. У всех есть программа, темы, спикеры. Если ты еще до начала знаешь, что Март Хельме будет говорить про энергетику, то уже можешь предположить, что это будет очень сочный словарь Марта Хельме с некоторыми терминами.

Откуда ты так хорошо знаешь эстонский?

Начнем с того, что в нашей семье эстонский язык был семейным языком столетиями. Дома с родителями говорил по-русски. Мама приехала из Украины. А у деда и у всех его родственников родной — эстонский. Когда приезжали тети и дяди, приходилось говорить на эстонском. Но все равно этого было мало, плюс я учился в простой нарвской русской школе.

Затем я поступил в Тартуский университет на факультет журналистики. Тарту — эстонский город насквозь. Там не было возможности говорить не на эстонском. Если хочешь учиться, то должен общаться и владеть языком.

На каком уровне был твой эстонский до Тарту?

В магазине мог объясниться.

Перевести речь Аркадия Попова не смог бы?

Нет. Хотя… Я бы взялся из-за авантюризма, который был свойственен мне в те годы, но это было бы очень плохо.

Продолжай.

Я оказался в среде, которая абсолютно не моя. Сидел на лекциях, хлопал глазами, приходил домой, брал ужин студента — тушенку, и пытался понять, что сегодня было. Так было весь первый семестр. Плюс в университете была новая система — нужно было выбирать предметы, их декларировать и потом сдавать. А я весь семестр просидел, не зная, что нужно было что-то декларировать. Отходил впустую.

Во втором семестре взялся за голову, набрал предметов. Следующие полтора года учился как проклятый. И тогда начало приходить понимание языка. Общаешься с эстонцами и русскими, учишь язык и не забываешь родной. Языковая среда чертовски полезна. Изначально она кажется чужой, отчасти враждебной. Ты не знаешь, как общаться, другие не знают, как с тобой. Потом все получилось.

Многие говорят, бывших журналистов не бывает. Согласен?

По больному режешь. Я сейчас смотрю на все, что вокруг происходит, так и хочется взять репортерский микрофон, сделать что-нибудь. Это болезнь. Мне нравятся кризисы, непредсказуемые ситуации, я ведь в Афганистан ездил, в Косово. Сейчас у нас кризис, хочется делиться информацией. Я на 100% согласен с этим выражением.

Поделиться
Комментарии