ДОНБАССКИЙ ДНЕВНИК на Delfi: Луганчанка — с погибшими под Дебальцево прощаются у памятника павшим в Великую Отечественную войну
”Сегодня (письмо написано 17 февраля) я принесла домой свой университетский обед — 150 г вермишели с тушенкой. Вижу, что питаться в столовую ходит весь университет. Конечно, это очень маленькая порция для одного человека, но если кто-то отказывается, остальные съедают две, а лучше — три свободные порции. И это уже что-то”, — написала Delfi преподавательница из Луганска Екатерина, переживающая донбасскую трагедию вместе с двухлетним сыном и матерью.
Публикуем отрывки из ее писем.
13 февраля
Психологами Министерства обороны Луганской Народной Республики по запросу администрации Перевальской школы-интерната I–III ступени была оказана психологическая помощь беженцам из поселков Чернухино, Центральный и Фащевка, эвакуированным из зоны боевых действий 2 — 13 февраля. Интернат принял 165 беженцев, младшему из которых 3 месяца, а самой старшей — 86 лет. Среди беженцев — мать с пятью несовершеннолетними детьми.
До этого момента о беженцах мы слышали только в международных новостях. В мирное время мы никогда не могли представить, что столкнемся с этой проблемой, и от статуса беженцев нас самих будет отделять очень немногое.
Для многих стариков это была первая в жизни консультация психолога. Они рассказали, как шли, бежали в огневом коридоре 5 км. Это в большинстве своем простые труженики, работавшие на шахтах и Чернухинской птицефабрике. Это те, кто не имеет средств и возможностей уехать. Достойная и спокойная старость уже не про них.
Мне кажется, что в их возрасте очень страшно видеть свой дом разрушенным. Но никто из пришедших на консультацию стариков не говорил об этом. Вспоминали: да, нет стекол, пробита крыша, выбиты взрывной волной двери, отошла стена коридора… А сейчас, наверно, уже нет и дома. Но соседу страшнее. Его слепой жене осколком отрезало ноги, он похоронил ее прямо в воронке… Все в один голос просят: пусть только перестанут стрелять.
После недели в интернате они по-прежнему замирают от резких звуков, а от топота детских ног на втором этаже приседают. Откуда-то вылезли болезни, о которых не вспоминали, пока неделями сидели в погребах. Рассказали, как ели картошку, которую варили прямо там же, в погребах, как открывали банки с заготовками и боялись подняться за водой, как израсходовали все свечи и все масло, чтобы не сидеть в темноте, как потом ехали в кузове самосвала, вместе с зениткой, а вокруг рвались снаряды, но это было уже не страшно, потому что верили — спасены.
Со второй волной эвакуации в интернат попала мать с двумя детьми, которых она вывезла на санках. Неделю сидели в погребе, она выбиралась только для того, чтобы вскипятить воду. Грелись на полу погреба под всеми одеялами, тесно прижавшись друг к другу. В очередной раз выбравшись за водой, она увидела бегущих людей и решилась. Так, с восьмилетним сыном на санках, державшим на руках шестимесячного брата, она дошла до интерната. И все переживала о пеленках, которые оставила в разрушенном доме, так и не успела выстирать.
Люди удивлялись и замолкали, когда их спрашивали, как они думают жить дальше. При нас привезли очередную партию помощи из местной церкви. А народ со всей округи несет банки с домашней консервацией.
17 февраля
У нас вторые сутки нет мобильной связи. Я не понимаю причины. Сутки не было интернета. Зато в выходные в город пришел гумконвой: продукты питания, лекарства и детское питание. Это 14 российский гуманитарный конвой. Помощь распределяют по больницам, домам престарелых, социальным столовым, столовым школьных и дошкольных учреждений, больниц. Новость о конвое регулярно показывают в новостях по ”Луганску24” — местному телеканалу.
В городе тишина, но вчера я была на прощании с погибшим в бою командиром. Он погиб в субботу под Дебальцево. Его привезли к комендатуре. Тронуло, что такие церемонии (эта при мне уже третья) проводят в городском сквере, возле памятника павшим в Великую Отечественную войну.
