Что на самом деле случилось осенью 2011 года, когда вы за две недели потеряли два банка?

За две недели я потерял не два банка, я потерял все. Но начать надо с того момента, когда сменилось руководство Центрального банка Литвы. Когда Даля Грибаускайте стала президентом Литвы, руководитель ее предвыборного штаба Василяускас (Витас Василяускас, президент Банка Литвы — Ред.), юрист по образованию, стал руководителем литовского центробанка. Я не знаю, какой из него юрист, но он не банкир. Если память мне не изменяет, главой Центрального банка Литвы он стал в феврале, а впервые мне удалось с ним встретиться только 19 июля. Дату помню хорошо, поскольку в тот момент я был с семьей в Юрмале. Это была довольно странная встреча.

В каком смысле?

Раньше, если я просил встречи у Литовского центрального банка, она происходила немедленно. Я мог приехать в банк тогда, когда мне было нужно. Мне принадлежала крупнейшая финансовая группа в регионе, поэтому прежнее руководство центробанка принимало меня тогда, когда мне это было нужно. Если что-то было нужно им, они сами звонили, по самым разным вопросам. Snoras был большим банком, вопросов было много. А с Василяускасом, несмотря на многократные просьбы с моей стороны и от Баранаускаса (Раймондас Баранаускас, президет Snoras — Ред.) мне удалось встретиться только 19 июля. К тому же это не была официальная встреча, как с прежним руководством банка, когда встречи проходили в зале и стенографировались. Встреча прошла в одном из зданий Литовского Центрального банка, но не в центральном офисе. Присутствовало все новое правление банка.

Разговор шел в достаточно агрессивном тоне, причем главное внимание уделялось не банку, а нашей медиа-компании Lietuvos Rytos: что мы собираемся делать, зачем нам медиа-компания. Разговор был довольно долгим, но сухой остаток был таким, что я сказал: "Если у вас есть тихое желание отнять у меня Snoras, давайте сделаем это цивилизованно. Я понимаю, что такое регулятор, что такое государство. Я, в конце концов, русский."

После этого у нас было еще две встречи с руководством Центробанка Литвы. На одну из них мы привели инвестора, поскольку от нас потребовали, чтобы мы нашли инвестора, который был бы не русским, который представлял бы компанию с Запада. Мы нашли, привезли. Последняя встреча была в конце октября, за пару недель до коллапса, в связи с продлением лицензии. Банковскую лицензию в тот раз продлили.

В ноябре мы были в командировке в Киеве, готовились купить еще один банк. У нас была информация, что Lietuvos Rytos готовится опубликовать статью, что готовится атака на Snoras. Мы не воспринимали это всерьез, я еще сказал Баранаускасу, что надо успокоить творческий коллектив, это же все-таки банк.

Lietuvos Rytos все же опубликовал ту статью как заглавную. Литовская прокуратура все отрицала, Литовский центробанк все отрицал. Последний телефонный разговор с центробанком у нас был в полвосьмого вечера. Разговор был довольно дружеский, о том, что с ликвидностью в банке все в порядке, что мы успокоим коллектив, что ничего подобного больше не повторится.

Но уже на следующий день, зная, что мы не в Вильнюсе, нас вызвали в 11.00 в Литовский Центральный банк. Баранаускас звонил Василяускасу на мобильный телефон, объяснял, что нас нет, но мы можем через три часа приехать. Тогда нам сказали, чтобы присылали членов правления. Мы объяснили, что первый заместитель Баранаускаса в командировке в Гонконге, еще один — с нами, на месте только глава кредитного департамента. Сказали, чтобы присылали тех, кто есть на месте. Сотрудник центробанка, посылая нам электронное письмо, забыл удалить присоединенный файл с приказом. Мы прочитали его, и все стало ясно. Баранаускас еще пытался звонить, уговорить, чтобы нас подождали, мы еще надеялись договориться. Но этого не случилось.

До четырех часов были закончены клиринговые платежи в литах и евро, долларовые платежи закончить не успели, потому что в банк пришли следователи и отключили электричество у всех компьютеров.

Но в чем причина таких резких действий?

Они назвали свои причины, но, мне кажется, то, что случилось со Snoras, имело политические мотивы. Все банки в Восточной Европе и России чем-то болеют, особенно после пережитого кризиса. Проблемы есть у всех.

Потому что нет сильного "материнского" банка?

Если вы говорите о шведских банках, то все они получили помощь от государства, чтобы справиться со своми "плохими" кредитами. Мы такого никогда не делали. Но проблемы есть у любого банка, и обычно, если регуляторы их видят, происходят переговоры с владельцами. Если нужна национализация, то это происходит цивилизованно, как в случае с Parex, когда банк переняли, разделили на плохой и хороший, и продолжили работать. Со Snoras все было иначе. Банк, на мой взгляд, переняли незаконно. По-моему, у того, что случилось со Snoras, есть несколько причин.

Первое. Литовские власти, понимая, что приближаются выборы, и Convers Group фактически доступны неограниченные финансовые ресурсы… Мы всегда занимали политически нейтральную позицию, но все прекрасно знали, что у Баранаускаса очень хорошие отношения с социал-демократами, что в нашем распоряжении очень значительные финансовые ресурсы, которые принадлежат гражданину России.

Вторая причина в том, что Snoras и Krājbanka были для шведских банков занозой в одном месте, причем занозой постоянной. Это моя версия, с которой, правда, не согласны мои юристы.

Затем я отправился сюда, в Лондон, но это не было никаким побегом. Я живу тут с 2005 года, моя жена гражданка Великобритании, мои дети британцы, здесь мое официальное место жительства.

Почему средства на корреспондентских счетах Snoras и Krājbanka были заложены?

Этот вопрос надо разделить на две части. Счета, которые были в "Инвестбанке" и "Конверсбанке" никогда не были заложены. Договоры о залоге подделаны, и сделал это Менделеев (руководитель принадлежащего Антонову "Инвестбанка" Сергей Менделеев — Ред.). Я не раз говорил, но только сейчас кто-то это услышал: констатировано, что подписи Баранаускаса и Приедитиса совсем не похожи на оригинальные. Моя похожа, но я вообще не очень аккуратно подписываюсь. И видно, что это сделала женщина. Это произошло в спешке, поэтому, когда читаешь договоры, видно, что там полно ошибок — в местах, датах. Общая стоимость этого поддельного договора — 128 млн. долларов.

В России сейчас идет судопроизводство, которое начато по просьбе администратора Krājbanka… Кстати, администраторы Krājbanka по какой-то причине работают не слишком активно, а администраторы Snoras вообще ничего не делают, зато по каким-то только им понятным соображениям забрали мою машину, которая стоит тысяч 80…

KPMG все же выиграл в суде первой инстанции в Украине, а Snoras не делает вообще ничего. Очевидно, полагая, что ничего не произошло, что суд в Украине бесперспективен.

Что же касается других счетов в банках стран ЕС — Австрии и Люксембурга — да, должен признать, что мы нарушили условия регулятора, но это случилось потому, что было принято решение спасать airBaltic. Решение было правильным, поскольку нынешние показатели airBaltic показывают: план, который был написан и с нашим участием, реализуется, и ситуация в компании улучшилась. То, что с airBaltic не все в порядке, мы поняли в 2010 году. Что там все плохо, что надо что-то делать. Договор с акционерами подписало государство, а не мы…

Государство в лице министра сообщений Айнара Шлесерса…

Я не готов обсуждать тех, кто готовил или подписывал договор. Я не считаю Шлесерса негативным персонажем, он, по-моему, на самом деле что-то пытался сделать. Но договор, в любом случае, был таким, что, по сути, владелец 48% был хозяином всей авиакомпании.

То, что договор airBaltic невыгоден для государства, знали все.

Для нас это стало сюрпризом, поскольку в нашем понимании это было госпредприятие, владелец которого — государство — берет на себя определенный риск. С точки зрения банка, я кредитовал государство. А то, что это не совсем так, мы поняли во второй половине 2010 года. Начали переговоры с Фликом (бывший президент airBaltic Бертольт Флик — Ред.) и акционерами. Ваше правительство, по-моему, могло вести эти переговоры, привлекла Prudentia, консультанта, который довольно профессионально проверил все возможное. Был составлен бизнес-план, поскольку никто не может занять сто миллионов без бизнес-плана.

К сожалению, компания продолжала генерировать убытки, и мы поняли, что у нас есть два варианта — или взять на свой баланс огромные убытки airBaltic, или продолжать его финансировать. Мы продолжили финансировать — сначала с помощью Snoras, потом с "Инвестбанком". Лимиты были превышены, но в то время у нас был более-менее нормальный диалог с государством. Было ясно, что, если мы договоримся с государством, то вся схема с корреспондентскими счетами очень элегантно разрешится.

Мы получили бы компанию без Флика. Это требовало нервов, но договоренность была возможна. Была идея справиться с требованием flyLAL, найти нормального инвестора и нормальный кредит, если договор с акционерами будет разорван и airBaltic станет нормальной государственной компанией. Договор был подписан 3 октября 2011 года. Только что ваш министр (Анрийс Матисс — ред.) в интервью вашему порталу довольно комплиментарно высказался по поводу airBaltic, но я на его месте не был бы столь оптимистичен — учитывая требование flyLAL и то, что Snoras требует у airBaltic очень крупную сумму, 240 млн. литов (49,4 млн. латов). С точки зрения бизнеса тогда все было сделано правильно. С точки зрения регулирования…

Я неоднократно просил разрешения нарушить регулирование именно в связи с airBaltic, но бюрократия есть бюрократия. Надо было найти способ, поэтому пришлось использовать средства с корреспондентских счетов. Другого выхода не было.

У вас есть претензии к Флику?

Он пытался сделать из airBaltic авиакомпанию среднего ценового уровня, с точки зрения бизнеса все было верно, но не хватило денег. Он неправильно рассчитал денежный поток. Почему? Неправильно подсчитали цены на топливо, другие вещи. Бизнес-модель была правильной, а заявления бывшего министра экономики (Артиса Кампарса — ред.) ситуацию тоже не улучшили. Люди покупают авиабилеты заранее, и если министр заявляет, что кампания долго не протянет, вы купите билет? А нам надо было летать!

Но это ведь Флик был тем, кто срывал рейсы, когда конфликт обострился.

Я с уважением отношусь к немецкому профессионализму. По-моему, произошло недопонимание, из-за культурных различий. У него, скорее всего, были какие-то установки со стороны, что нужно пробить то и это, а он не смог. Конфликт обострился, в него были вовлечены люди, имена которых я пока не хочу называть. Придет время — расскажу.

Вас не мучает совесть, когда Раймонд Паулс в СМИ жалуется на то, что украдены все его сбережения?

Чувствую себя очень плохо, ужасно. В данный момент, благодаря господину Куперу (администратор неплатежеспособности Snoras Нейл Купер — Ред.) мои активы заблокированы и арестованы. Но, если придет время, когда будет возможность, я к маэстро лично приеду и верну все, что он потерял в Krājbanka, с процентам. Мне очень неудобно, я знаком с этим человеком. И перед Приедитисом неудобно.

Какая конкретно была ваша, и какая роль Андриса Шкеле в airBaltic?

Когда вы называете имена влиятельных политиков…

Бывших политиков!

Влиятельные политики не могут быть бывшими, как не могут быть бывшими и работники КГБ. Скажу откровенно. Мне кажется, что еще не пришло время об этом разговаривать. В моей голове — и не только в моей — достаточно много информации, но пока я оставлю ее у себя, так как может оказаться, что эта информация мне еще пригодится. Поэтому я пока не буду говорить ни плохого, ни хорошего ни о ком.

Было ли у вас право собственности на Рижский вагонный завод (РВЗ) или какую-то его часть?

Нет. Владельцы РВЗ — достаточно известные люди в вашей стране. Да, мы кредитовали РВЗ, и собирались делать это дальше — идея строить поезда в Риге казалась мне хорошей. Да, я помогал им с контактами, но не вижу в этом ничего плохого, ведь я не получал никакой оплаты или акций за эти услуги.

Нет, мы не владели РВЗ, а кредитовали его. Надо признать, что сначала решение дать кредит РВЗ пришло не по причине самого завода — мы считали, что завод мертв. Но это же огромный кусок земли на улице Бривибас! Вы же видите, что сейчас происходит на рынке недвижимости в Риге. Процесс запущен, и, в случае, если бизнес план не сработает, мы получили бы отличный актив в виде земли, на которой могли бы построить жилой комплекс, и продавать квартиры россиянам.

Есть версия, что Комиссия по финансам и рынку капитала (КФРК) достаточно долго прикрывала глаза на проблемы Krājbanka с невыполнением показателя по достаточности капитала.

На мой взгляд, КФРК — по крайней мере, ее прошлое руководство — работала профессионально и адекватно. И Крумане (бывший руководитель КФРК Ирена Крумане — прим. ред), и Бразовскис (бывший заместитель руководителя Янис Бразовскис — прим. ред). Да, у нас были многочисленные встречи с ними в связи с достаточностью капитала, но это только потому, что состояние кредитного портфеля банка сильно ухудшилось с наступлением кризиса в 2008 году. Мой отец — не Рокфеллер, и я не мог, как шведы, локализировать весь плохой кредитный портфель в резервы, и перенести его на дочернюю компанию. КФРК достаточно строго попросила увеличить основной капитал, и старались это требование выполнить. Да, наша достаточность капитала всегда балансировала на грани, но похожее было и у моих бывших коллег в других латвийских банках. Это я смогу быстро доказать.

Вопрос только в качестве кредитного портфеля. Насколько я знаю, на балансе одного банка есть поселок в одной из стран на юге Европы. Его стоимость упала на 80%, а в балансе до сих пор стоит прежний показатель. Почему КФРК так делает? Потому что коллапс банковской системы никому не нужен.

То, что случилось с Krājbanka — последствия паники. Литва Латвию "кинула". Если решение было бы принято в нормальных, не столь истерических условиях, ситуация была бы совершенно другой.

Все латвийские банки способны выжить, а если структура их хозяев не устраивает, регулятор может надавить, чтобы ее изменить. На мой взгляд, латвийская КФРК действовала здраво, чего нельзя сказать о Центробанке Литвы.

Значит вы отрицаете, что непереизбрание Бразовского в КФРК — это ваша месть за ситуацию с Krājbanka?

Ну что вы! Я знаю Яниса много лет, у нас всегда были нормальные отношения, хотя руководителем он был строгим. Но чисто человеческие отношения у нас всегда были хорошие — мы же почти ровесники. Винить его в истории с банком было бы абсолютно глупо и абсурдно. Ни я, а также никто из моего окружения никогда не пытался навредить кому либо из правительства Латвии или КФРК.

А какие у вас отношения с Эриком Тейлансом, у которого бизнес с фоторадарами не удался из-за краха Krājbanka?

Плохо получилось, что его бизнес рухнул, когда Krājbanka прекратил финансирование. Но и страна ему тоже не помогла, чтобы он смог выполнить свои кредитные обязательства.

Я разговаривал с многими людьми из вашим политических кругов и после банкрота банка. Все ситуацию понимают, но ничего сделать не могут.

На данный момент я фигурирую в нескольких десятках судебных разбирательств. Литовцы стараются посадить меня за решетку, поэтому сегодня все оставшиеся ресурсы направлены на то, чтобы этого не случилось. Мы участвуем во многих гражданских делах; в России идет дело, где фигурирует Менделеев, который когда-то был моим лучшим другом. Идут дела и на Украине. Становлюсь понемногу юристом.

Поделиться
Комментарии