Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок…

Так писал про Палангу 1960-х Иосиф Бродский, которому здесь установили памятный знак. Даже не верится, что это романтичное по весне и кипящее жизнью летом местечко можно было выменять на уголок в подвале латвийской карты.

Тем не менее, у Паланги и Акнисте немало общего. Некогда здесь были большие еврейские общины, и оба города полностью лишились этого колорита. И Паланга, и Акнисте омываются святыми источниками, у которых совершают загадочные языческие ритуалы. И там, и здесь латыши и литовцы некогда бодались между собой, а сегодня органично и взаимовыгодно сосуществуют по обе стороны границ. А местные русские, которых в обоих краях подавляющее меньшинство, прекрасно владеют госязыками.

Два года назад на портале гражданских инициатив manabalss.lv в порыве посткрымской горячки был запущен сбор подписей за возвращение "Палангского края и морских территорий Латвии". Без успеха: собрали всего 186 подписей. В былые времена подобный клич получил бы бурный отклик среди жителей Латвии.

"Все это глупости!" — с ходу оценил идею глава клайпедского Общества латышей Atpūta Готфридас Тапиньш. Со звонка ему мы и начали свою путешествие в Палангу. Тапиньш заинтриговал сразу — не только редким именем, но и вводными словами: "Мы тут у моря живем, а как по краю льда ходим. Иногда кажется, что не нужны мы ни Латвии, ни Литве. Приезжайте — сами все увидите и узнаете".

Через пять часов тесный микроавтобус добирается из Риги в Клайпеду, и мы встречаем первого героя, который удивительно напоминает основателя курорта Сигулда князя Николая Кропоткина.

Клайпеда. Готфридас — сын рыбака, которого не брали в комсомол из-за имени

Готфрид родился в Швянтое в семье куршских рыбаков через год после войны. Его дед ушел в море и не вернулся. Дядя сбежал от советской власти за границу, а отцу из-за родственников за рубежом запретили выходить в море. Пришлось заняться прибрежной ловлей под Клайпедой.

"В нашей семье говорили по-латышски, — вспоминает Готфридас. — А в школе был только литовский. Было не просто, но справился. Мои дети знали латышский лишь пока бабушка была жива, а потом забыли".

В 13 лет Готфридас увлекся фотографией, а уже через год его снимки публиковали "Советская Клайпеда" и "Рыбак Литвы". Родственники гордились, но ни в пионеры, ни в комсомольцы мальчика не брали. "Куда, с таким-то именем? Мне даже не предлагал никто… — смеется Готфридас. — Но я и рад. Зачем?"

О литовцах Готфрид отзывается очень тепло: "Они всегда хорошо ко мне относились. Ну да, бывало, и zirgu galva звали ("конская голова"), но я не обижался, говорил: это ваш лучший комплимент, ведь лошадь — поумнее некоторых людей".

Так же радостно Готфридас вспоминает и свои армейские годы: "Служил я в прекрасном Ярославле. Офицеры обожали солдатиков из Балтии. При части были свои теплицы со свежими овощами и поросятами. Как-то к нам приезжала только спустившаяся с небес Валентина Терешкова — я ее фотографировал своим "Зенитом". Нас там и в цирк водили, и на концерт кубинской певицы, а однажды отправили в Волковский театр на мероприятие, где в президиуме сидели Гагарин и Николаев — я и их сфотографировал, а потом еще и выставку сделал в библиотеке".

В конце 80-х Готфридас стал одним из активистов движения за независимость и тут же поплатился рабочим местом в газете. Позже он создал две организации — Общество латышей Atpūta (названо в честь знаменитого журнала улманисовских времен, подшивку издания Готфридас бережно хранит) и ассоциацию "Балтийская уния". Много лет подряд Готфридас устраивает праздники Балтийского единства и культурные мероприятия, приглашает гостей и коллективы из Латвии. Он охотно говорит на литовском, латышском и русском: "Языки — это богатство, которое все время надо пускать в оборот. Ведь выучить язык тяжело, а забыть — проще простого", — считает Готфридас.

С гражданской активностью Готфридас не покончил и по сей день. Уже несколько лет подряд он организовывает пикеты за восстановление автобусных рейсов "по курземской стороне" — Клайпеда — Паланга — Руцава — Лиепая — Скрунда. "Такой транспорт ходил 45 лет в советское время. А теперь говорят — невыгодно. О каком единстве может идти речь, если мы не можем нормально ездить друг к другу в гости? — кипятится Готфридас. — Я собрал 145 подписей, делал запросы в министерства и Сейм, устраивал пикеты. Три года мы выходили под окна Клайпедской мэрии, а однажды встали в Руцаве, но невежливая полицейская сорвала плакат. Директор нашего автопарка обещала, что получит маленький автобус и запустит. Но пока все глухо. Что это за демократия, когда не автобус для человека, а человек для автобуса?"

Готфридас ведет нас на ежегодную ярмарку народных промыслов Kaziuko mugė в центре Клайпеды. Под балкончиком, с которого в 1939 году выступал с речью Гитлер, встречаем торговку "коровками" из Бауски. Здесь же и пипаркукас с литовскими именами. Конфеты не идут — сломались весы, а на пипаркукас имя "Готфридас" не числится.

История. Крестьяне в обмен на породистых собак

В 1919 году в Паланге явно преобладало литовское население, но город все же стал частью Латвии. Как так получилось?

Здесь всегда сильно ощущалось взаимное проникновение народов. В своей статье "Латышские нацменьшинства в Литовской республике в 1918-1940-х годах" доктор исторических наук Эрик Екабсонс пишет о том, что латыши проникали на литовские земли на протяжении многих веков. Уже в XIII веке земгалы бежали сюда от крестоносцев. В XVIII-XIX веках руцавские латыши активно перебирались в район Бутинга-Швянтое-Паланга, пользуясь особым расположением к ним графа Тышкевича. В Кедайняе граф Тотлебен брал на разные должности и ремесленные работы только латышей. По легенде, крупный землевладелец края Скуодас-Сакиняс-Пикелю граф Нолде выращивал породистых собак специально для того, чтобы менять их на крепостных латышей из Курземе.

К концу XIX века во многих городах Литвы сформировались серьезные латышские общины, которые вели активную культурную жизнь с балами и театральными постановками, строили лютеранские храмы, открывали школы. В первую мировую многие вернулись на родину, особенно после провозглашения независимости Латвия. Но многие, в том числе куршские рыбаки, остались.

По словам профессора Екабсонса, несмотря на все Версальско-Рижские договоры, границы большинства стран Восточной Европы в то время были еще весьма подвижными. "Мечту новых государств — этнически чистые границы — реализовать не получалось. Экономика диктовала свое, поэтому споры порой перерастали в кровавые столкновения. Скажем, Латвия очень хотела получить Мажейкяй: латышей там уже почти не было, но тут был важный железнодорожный узел. Из-за него путь из Лиепаи в Ригу проходил по территории Литвы. Но литовцы были против и прогнали оттуда латышскую комендатуру", — говорит Екабсонс.

Все споры 1919-1921 годов решала латвийско-литовская комиссия по пограничным вопросам под руководством шотландского профессора лорда Симпсона. Латышские литовцы и литовские латыши сильно затрудняли переговоры.

В 1920 году Сейм Латвии принял решение о выселении определенных категорий иностранцев из страны. После выселения многих литовских работников из Риги и Лиепаи, Литва издала встречный указ — потребовала, чтобы ее покинули латвийские граждане. Им не разрешилось даже забрать имущество. В ответ Латвия сказала "прощай" всем литовским гражданам, въехавшим с сентября 1915 года. Им надлежало съехать в 24 часа. Лишь после такого ультиматума Литва приостановила высылку латышей, и взаимные претензии удалось преодолеть. В итоге Латвия получила Илукстский уезд и Акнистский край, Литва — получила Палангский уезд и Мажейкяйский железнодорожный узел. 31 марта 1921 года литовская армия вошла в Палангу и Швянтойский порт.

В те времена латыши активно возвращались на историческую родину, продавая свои литовские земли. Согласно переписи 1923 года, в Литве проживало 14 883 латыша с литовским гражданством (0,73% жителей), а также 1279 граждан Латвии. По воспоминаниям исследователя Авотса, который на велосипеде ездил по приграничным домам, "латыши были настроены патриотично и питались лучше литовцев".

В 1924 году был подписан договор о латышских школах в Литве и литовских — в Латвии. Они должны были быть созданы в самоуправлениях, где жило более 20 детей соответствующей национальности (если их было от 9 до 20, то латышский (литовский) нужно было преподавать как предмет). В 1937 году договор был разорван Латвией — литовские школы шло вразрез с национальной политикой в сфере образования… В 20-30-х годах в рыбацких поселках под Клайпедой на латышском говорили около 3000 куршей. Сейчас большинство ассимилировалось.

Швянтое. Микелис — сын рыбака, который попал в каменный век

Если просеять швянтойский песок сквозь тонкое сито, то уже после первого встряхивания на поверхность выскочит немало любопытного. Именно из этого поселка родом семья Миколаса Орбакаса — первого мужа Аллы Пугачевой и отец Кристины.

Микелис Бальчус — современная швянтойская знаменитость: киношники про него снимают фильмы (например, недавний Vēju zeme), фольклористы записывают его рассказы и песни, историки пишут диссертации, археологи роют вокруг землю, а туристы любят отдыхать в желтом домике на живописной полянке излучины реки Швянтое. Она же Свентое — прусский вариант Святой.

В связи с этим названием у Микелиса немало версий. Главная записана в Ливонских хрониках: в этих местах увязли в болоте 13 крестоносцев. Другая связана с руцавским святым источником, который впадает в реку. "Святыми в языческие времена считались любые воды, которые текли навстречу солнцу, в том числе и морские, — смеется Микелис. — В них народ и лечился от всех болезней". Третья версия уходит корнями в каменный век. Когда в поселке шла мелиорация, отец находил в земле кусочки обработанного янтаря с дырочками — ритуальные изделия каменного века. "Не сглупил бы местный граф Тышкевич, купил бы у рыбаков янтарь и позвал бы ученых, стали бы мы раньше Нарвы родоначальниками неолитической археологической культуры. А теперь все в Эстонию за этим едут", — утверждает Микелис. Все свои "допотопные" экспонаты он бережно собрал в доме матери — это его музей.

Со своей женой Далей Микелис познакомился еще в школе. Она по отцу литовка. Смешанные браки в те времена еще были редкостью. "Как же это, две веры на одной подушке!" — говорили соседи маме Дали. Но она отвечала: договоримся. Сама она чудом осталась в Литве — ее деда с тетей угнали в Сибирь, когда Даля была "в животе".

Живописный домик Дали в Литве тоже оказался случайно, говорит Микелис: "До реки была Руцавская волость, на которую Литва претензий иметь не могла — ни исторических, ни этнических. Ну, разве что экономические. Литовцы хотели в Швянтое порт построить, взамен утраченной Клайпеды, а на одном берегу не получилось бы". Не получилось. Старый рыболовецкий порт так занесло песком, что проплыть в заводь можно лишь на плоскодонке. Вся надежда швянтойцев — на еврофонды: по евростандартам полагается по порту на каждые 50 км моря, чтобы корабли могли переждать бурю, а значит, есть шанс отстроить прекрасную "марину" для яхт со всей инфраструктурой.

Жизнь заставила Далю Бальчиене выучить латышский. Сперва сосед стал на улице читать ей латышские стихи про поцелуи — она не понимала, стояла и вежливо улыбалась, пока проходившая мимо латышка не пристыдила за нескромность. Потом приехавшая из Лиепаи знакомая спросила — "cik te īres maksa?" ("сколько стоит аренду?"), а Даля решила, что та просит приготовить кашу (tire) за деньги. В общем, с латышами жить — по-латышски разговаривать, решила она. И взялась за язык. Теперь для нее одно удовольствие гостить в Руцаве и Лиепае.

Предки Микелиса были куршскими рыбаками не менее трех веков. В списке палангских налогоплательщиков за 1679 год он нашел трех Бальчусов, которые платили за землю и возможность лова рыбы. Профессия временам была очень опасной. "Я просмотрел церковные книги за 70 лет, с 1835 года. 138 рыбаков не вернулись из моря, за то же время лишь одного унес конь, двое погибли в лесу, шестеро пропали, уйдя в город, и тринадцать были задавлены на субботнике".

При этом рыбный бизнес был не слишком прибыльным. Хорошие деньги можно было заработать лишь на контрабанде спиртного, говорит Микелис и, смеясь, демонстрирует нам десятилитровую флягу. В Литве водка была дорогой, а в Пруссии стоила копейки. В 1830 году в Вильнюсе за ведро водки брали шесть рублей, в то время как мужик в поместье за год зарабатывал восемь. К 1923 году, когда разница между ценой закупки и продажи спирта достигла 1500%, в контрабандный бизнес было вовлечено около 10 000 человек. Для самых ловких "шмугельников" данцигские миллионеры даже организовывали учения.

Его отец с дядей еще ходили в море. Сам же Микелис прорыбачил лишь год ("русские до 18 лет в море не пускали"), а как вернулся из армии, забросил. Не тянуло его в рыбацкие совхозы-колхозы, пошел в строители. Сегодня главный бизнес всех швянтойцев — сдача домов отдыхающим. Рыба и сельское хозяйство — хобби.

С языками в семье Микелиса — крутой замес. В советское время его сестра переехала работать в Лиепаю. Теперь не всегда понимает, что говорит брат: "В школе-то я учил литовский. Между собой мы говорим на старом руцавском диалекте, да еще и с литовским в прикуску, а сами руцавниеки и лиепайчане уже давно выучили рижский латышский. Вот и требуется перевод".

Раньше литовцы и латыши ездили друг к другу за покупками: латыши в Швянтое — за мясом, литовцы в Лиепаю — за промтоварами. После введения евро цены сравнялись. Теперь чаще навещают друг друга с культурными целями — то фестивали, то фольклорные мероприятия. "В нашем поколении латышский тут еще будет, — рассуждает Микелис. — Дальше — не знаю. Молодежи осталось мало — все в Англии-Ирландии уезжают. 10 лет назад проводили в школах опрос, хотят ли дети латышский кружок. Желающих нашлось лишь шестеро".

Вера. Языческая весталка, святая лютеранская крыша и католический референдум

Литва была последней языческой страной Европы. Еще в конце XIV века жрица Бируте охраняла священный огонь на холме в центре нынешней Паланги. Там ее и увидел литовский князь Кястутис. Позже набожные графья Тышкевичи устроили в холме Бируте грот для молитв, реплику Лурдского. Туда привезли статую девы Марии.

В последние годы советской власти археологи раскопали в холме языческое капище. Деревянные идолы "работали" как палеоастрономическая обсерватория: в определенное время года (в дни Яниса и Юргиса) солнечные лучи сходились нужным образом, и можно было совершать культовые обряды. Археологи — как раскопали, так и закопали обратно. А сметливые литовские жемайтийцы воспользовались открытием: возвели на дюне Швянтое реплику капища — туристический объект Žemaičių Alka, к которому устремились на праздники окрестные язычники с факелами и янтарной пылью.

По словам Микелиса, коренные курши к такому балагану относятся скептически. Сами они с 1560 года исповедуют лютеранство и посещают церковь в Бутинге. Нынешнее здание храма — аж пятое по счету. Первое смыло море, последующие рушились под напором ветров.

С последним зданием связано множество легенд. Староста общины Эдвардас Брикманс рассказывает, что по официальной версии в 1817 году император приехал в Курземе и провозгласить отмену крепостного права. Руцавский пастор убедил его, что вольным крестьянам нужна церковь, на что выделили 4040 рублей серебром. По другой версии, в море тонуло судно, капитан дал обет, что, если останется жив, то построит церковь. Третий вариант — самый веселый: когда разрушилась старая церковь, паства дружно перебралась выпивать в ближайший кабак. Но однажды шторм сорвал с кабака крышу и перенес ее в это место.

Каждую вторую неделю пастор проводит богослужение на литовском, а потом все поют — по-латышски. Выходят под звон колокола, отлитого в Лиепае. "Иногда — вперед ногами", — смеется Эдвардас.

Есть и еще одна местная легенда. Говорят, именно из-за церкви латыши упустили Палангу. Референдум по поводу передачи края Литве хитрые графья Тышкевичи предложили провести в католическом храме. Латыши-лютеране туда попросту не пришли.

Паланга. Курортный бизнес, который начался с кирпичного заводика

Штаб-квартира нашего гида по Паланге — директора Музея курорта Юратиса Ляховичуса — достойна отдельного описания. Это шикарно отреставрированная вилла "Анапилис", которую 118 лет назад главный граф Феликс Тышкевич подарил жене и матери его 12 детей Софии. Говорят, что она воспитала и трех его внебрачных отпрысков.

Вся история виллы связана с богемными посиделками: в былые времена здесь собиралась на чаепития местная знать и интеллигенция, в советские и постсоветские — вольные музыканты и художники. Говорят, где-то наверху была зеркальная комната, в которой проводились спиритические сеансы. Юратис в этом не уверен — известно, что Тышкевичи были набожными.

Возможно, потусторонние слухи были связаны с названием виллы: Анапилис у литовцев означает "тот свет". Некоторую метафизичность зданию придавал и уникальный инструмент, созданный из комнатки под крышей — орган ветра, система труб, которая время от времени выдавала такие трели, что у гостей дух захватывало. Увы, инструмент был поврежден войной и временем, чертежи не сохранились, а усилия реставраторов пока безрезультатны — орган не поет и даже не воет. Зато в отреставрированном концертном зале виллы акустика идеальна — здесь снова зазвучат концерты. Сам музей с интерактивными экспозициями заработает лишь в следующем году, а этим летом вилла примет под свою крышу коллекцию курортной моды Александра Васильева.

Деловой хватке бывших владельцев Паланги графов Тышкевичей могли позавидовать и современные бизнесмены. В XIX веке знатный род владел 99 поместьями на территории нынешних Литвы, Беларуси, Украины, Польши. Купив Палангу, Тышкевичи первым делом возвели под городом кирпичный заводик, к которому проложили три железнодорожных ветки: на пирс и к главным стройобъектам — дворцу и костелу. Излишки кирпича Тышкевичи морем возили в Лиепаю, а обратно пароход вез уже туристов, для удобства которых по одной из центральных улиц Паланги проложили узкоколейку. Тышкевичи также построили первую электростанцию и провели первую телефонную линию. Они же запустили по миру первые рекламные акции Паланги.

Усилиями графского рода город быстро стал любимым курортом польской и российской интеллигенции. "Просматривая списки приезжающих в Либаву (Лиепаю) и останавливающихся в гостиницах, мы были поражены их числом и почти всех считали приехавшими купаться в Либаве, — с удивлением констатирует в 1903 году газета "Либавский вестник". — Вместе с тем по справке оказалось, что все эти лица здесь только проездом — в Паланген или на Рижское взморье".

Первая мировая война стала началом конца знатного рода. В 1915 году немецкие орудия с моря сильно повредили костел и часовню дворца. Земельная реформа независимой Литвы сжала, как шагреневую кожу, землевладения Тышкевичей. Пирс и лес они сами подарили городу, парк вокруг дворца передали в аренду Обществу друзей Паланги. Переговоры с правительством Литвы о продаже другой части недвижимости не дали результатов — у литовцев не было денег. А тут и вторая мировая подошла. В советское время все добро национализировали. Дворец превратили в Музей янтаря.

По словам руководителя Музея янтаря Регины Макаускиене, после восстановления независимости объявился потомок графов, 80-летний Альфред Тышкевич. Он в свое время окончил Сорбонну, но жил в Варшаве и работал скромным служащим железной дороги. Тышкевич приезжал в Литву и официально передал дворец городу, получив почетное гражданство. В 2008 году он умер. Его единственный сын Адам, последний Тышкевич — врач, живет где-то между Италией и Флоридой.

Зато до сих пор живет и здравствует любимое увлечение Тышкевичей — янтарная коллекция. Ее главный экспонат — знаменитый Солнечный камень весом 3,5 кг — музей получил в подарок в 1970 году, от каунасского художника Костаса Толекиса. Несмотря на внушительную величину, камень дважды похищали. В первый раз это случилось в 1990 году. Сигнализация была такой несовершенной, что спрятавшийся в музее посетитель вынес за ночь всю коллекцию. Однако милиция шла по следу и через три месяца нашла все до единого кусочка в Вильнюсе.

По второму похищению можно было бы снять сериал. В 2004 году Солнечным камнем заинтересовались два брата из Клайпеды. Старший, как позже выяснилось, был болен шизофренией и буквально одержим янтарем. Однажды ночью братья насыпали шипов на дорогу, по которой поедет полиция, приставили к окну самодельную лестницу, вынесли камень и побежали к морю. Прошлись по воде, чтобы сбить со следа собак и закопали янтарь в дюнах. Через месяц стали звонить в музей, интересоваться, можно ли получить 20 000 литов за наводку. Полиция устроила обмен камня на деньги, после которого братьев задержали. В итоге один оказался в психбольнице, а другой — в тюрьме.

Два года назад дворец-музей был отреставрирован, и сейчас сюда приезжает 100-110 тысяч посетителей в год. Аудиогид предлагает экскурсии на семи языках. Латышского среди них нет.

Литва или Латвия? Курорт с европейским размахом или провинциальная окраина

Сегодня уже никто не сомневается: литовская ориентация Паланги была лучшим решением. Юратис Ляховичус доказывает это по пунктам.

"Берем историю. Паланга отошла к Литве после Мельнского договора в 1422 году. Что такое Курляндское герцогство? Вассал Великого княжества Литовского. Лишь после раздела Речи Посполитой оно отошло России. А как вообще Паланга оказалась в Курляндии? У немецких баронов были родственные и экономические связи с Мемелем (Клайпедой), а тут в промежутке мешается литовская Паланга, принадлежавшая Ковенской губернии. Маленький лоббизм… и Паланга — часть Курляндской губернии.

Дальше. Если бы Паланга осталась в 1921 году в Латвии, ее курортная история могла закончиться совсем по-другому.

Можно не сомневаться, что в советское время ее бы ждала судьба всей пограничной морской военной зоны латышской Курземе: ни птица не пролетит, ни машина не прошмыгнет.

Туристы бы ездили в Юрмалу, а швентойским рыбакам не давали бы выходить в море.

При Литве город рос как на дрожжах. В 1953-м году в Паланге жило 3-4 тысячи жителей, а в Швянтое — еще 500-700. Советский генеральный план развития курорта предусматривал, что сюда будут приезжать до 10 000 туристов одновременно. Сегодня в Паланге со Швянтое только постоянно живет 17,5 тысяч человек. А сколько тех, кто не зарегистрирован, кто имеет тут второй дом? Ну, а желающих отдохнуть в Паланге так много, что сами литовцы уже скупили латвийскую Папе, чтобы хоть там полежать на солнышке в тишине".

Латышей среди постоянных жителей Паланги осталось совсем немного: с 1927 по 2017 год в городе были зарегистрированы 34 латыша, за последние два года — два. Еще скромнее дела со другой группой населения — евреями. Некогда они населяли всю северо-восточную часть города, под них основали купеческую гильдию, они держали большинство городских лавок и предприятий услуг — от мясных и чайных до кинотеатра и дизельной электростанции.

Самыми колоритными были так называемые "янтарные жиды", размаху которых писатель Николай Лесков в 1885 году посвятил целое эссе "О рижских прелестницах и о благословенных браках", в котором подробно расписал, как палангские торговцы янтарем в Риге "вникали в ситуацию" высланных туда из Петербурга "женщин известной категории". И предлагали им перебраться через Палангу в Кенигсберг и Данциг, где "никогда не прекращается спрос на красивых и доступных женщин любой национальности".

Судьба этой роскошной "янтарной нити" была трагичной. Весь еврейский город Паланги — порядка 180 деревянных жилых домов и еще 190 построек — сгорел в пожаре 1938 года. Устояли лишь кирпичные синагоги, но и они не дожили до наших времен — в советское время на их месте построили универмаг. Уцелевшие в пожаре евреи погибли в Холокосте. Их расстреляли в окрестностях Паланги.

Будущее. Лина, которая очень любит родину, но все же собирается ее покинуть

Большинство жителей современной Паланги трудится в сфере услуг и строительства. Средняя зарплата — 500 евро. На 17,5 тысяч жителей — шесть школ, в которых русский язык — самый востребованный второй иностранный, и шесть детсадов, в которых нет очередей.

Город с бюджетом в 20 млн евро живет с подоходных налогов, налога на растущую в цене недвижимость, платы за аренду земли, платы за парковку (с 15 мая по 15 сентября) и курортного сбора — 1 евро за ночь с гостя старше 18 лет… Помогают еврофонды — деньги выделили на реконструкции музеев, парков, концертного зала, спорткомплекса.

Полмиллиона платит в казну дает нефтетерминал Бутинга, который арендует здесь землю. Сама "труба" — составная часть Мажейкяйского нефтеперерабатывающего завода, которым до 2006 года управляло дочернее предприятие российского ЮКОС, а теперь — польский ORLEN.

Туристический сезон открывают в середине мая, закрывают — в середине сентября. Вроде бы не густо, но работницы мэрии выразительно поднимают глаза к небу: они рады, что есть возможность отдохнуть от бесконечного людского муравейника. Ведь за сезон Паланга развлекает более миллиона туристов — и это только те, кто провел хоть одну ночь. Тех, кто приезжает на день, и не сосчитать. В сезон приходится привлекать стражей правопорядка со всех окрестных краев, а поработать в Паланге съезжается молодежь со всей страны. Даже в несезон подешевевшие гостиницы загружены на 50-60%. А на праздники, выходные и фестиваль корюшки — снова все переполнено. Большинство туристов — литовцы. Следующими по численности долгие годы шли россияне, но в последнее время их отбросило в хвост ТОП-10. Сейчас здесь гораздо чаще можно встретить туристов из Латвии, Польши, Беларуси, нередко — немцев и скандинавов.

22-летняя Лина работает официанткой в ресторане A-petit — одном из немногих, который полон круглый год. Место — отличное, кухня — отменная, рядом — мэрия. Лина работы не боится — она в курортном бизнесе с семи лет: начинала со старшей сестрой продавать на пляже сувениры, чебуреки и мороженое, потом перешла на более выгодную торговлю газетами. Половина ее одноклассников промышляла тем же.

Лина говорит, если еще 7 лет назад существовал термин "Мачучу Паланга" (бабушкинская Паланга): старушки с табличками стояли по дорогам и сдавали комнаты отдыхающим. Теперь они предпочитают сдавать свободный угол приезжим сезонным рабочим. С туристами церемониться и считаться надо, а сезонные, пусть и платят поменьше, зато у них все по графику — поспали, помылись, ушли.

Два последних лета Лина отработала в Греции — говорит, там можно за месяц получить 1000-1200 евро, не перерабатывая. В Паланге обычно хозяева платят минимум, остальное — чаевые. Впрочем, местом девушка очень довольна. Три выходных, клиенты — щедрые, особенно если это выпившие, русские или скандинавы. Собственно, и место свое Лина получила, потому что понимает по-русски — учила его несколько лет в школе.

Лина выучилась на бухгалтера в Клайпеде. Ей хотелось бы жить на родине, но она со вздохом признается, что будущего тут не видит — на магистра по международным финансам хочет учиться в Италии. Не исключено, что где-то там и осядет.

Лина грустно смотрит на нас своими небесно-голубыми глазами, и мы вспоминаем текст объявления в газете, которое накануне прочел нам Юратис: "О синеокая, которую я увидел в поезде! Как мне тебя найти?! Я знаю, что ты вышла в Паланге. Приходи к гроту любви у горы Бируте…"

Поделиться
Комментарии