У второго фронта был эстонский акцент
Включаю местное телевидение — там еще чище: диктор менторским голосом рассказывает, что похороненная в 1944 году на холме Тынисмяги 19-летняя медсестра Ленина Варшавская "была изнасилована и убита советскими солдатами"… Это при том, что за несколько дней до того, как ее сразила пуля, она ОФИЦИАЛЬНО (почти невероятно в условиях военного времени!) вышла замуж за лейтенанта своей же дивизии, что уже само по себе исключало любое покушение на ее честь…
Пока не поздно, надо что-то делать — иначе история Второй мировой войны скоро окажется напрочь переписанной, и все следующие поколения поверят в ложь про "сталинских соколов, мародеров и дезертиров". И никогда не узнают, например, что открытием Второго фронта мир одному из таких "соколов" и обязан. А именно — эстонцу Энделю Пусэпу, который в мае 1942-го был за штурвалом самолета, доставившего наркома иностранных дел Вячеслава Молотова сначала в Лондон, на переговоры к Черчиллю, а потом к Рузвельту в Вашингтон. Сейчас этот маршрут кажется пустяковым, а тогда перелет через океан был настоящим подвигом, который после Коккинаки решились повторить единицы. А уж провезти с тайной миссией одно из первых лиц страны над линией фронта сквозь пылающую Европу — выпало ему одному. Пусэпу.
Эндель по имени Женька
То, что в одной из своих книг писал Хэмингуэй ("Ни одна гавань не обходится без парочки загорелых, просоленных белобрысых эстонцев") — чистая правда, но это наблюдение касается не только морских портов.
В том, что Эндель Пусэп родился в Красноярском крае, нет и намека на репрессии: в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков тысячи эстонцев и латышей добровольно переселялись в Сибирь по одной простой причине — на родине получить кусок земли было невозможно, в Сибири же ее давали столько, на сколько хватало рук. Вот дед Пусэпа туда и поехал. Эстонцы построили хутора, сохранили язык и полностью перенесли в Сибирь прибалтийскую жизнь — с национальными песнями и кухней.
Единственное, чего там не было — это моря. Ну и не надо: потому что Эндель Пусэп влюбился в небо — по-русски отчаянно и по-эстонски навечно, увидев как-то в райцентре самый настоящий самолет. Долгое время это было его главной мечтой: прилететь в райцентр, одетым с головы до ног во все кожаное, и сесть рядом с базарной площадью… Можно сказать, все так и вышло: только он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет сажать самолет, ориентируясь не на базарную площадь, а на статую Джорджа Вашингтона. Ни когда учился в хуторской школе, ни в эстонско-финском техникуме в Ленинграде (к вопросу о "безжалостной" политике страны советов по отношению к национальным меньшинствам…- Г.С.), ни когда, будучи курсантом, отбил жену у начальника училища (!) — красавицу-казачку Ефросинью. Не уйти к нему было невозможно: умен, надежен, всесторонне развит: как рисовал! Как на аккордеоне играл! Как рассказывал! "Человек был многогранный. Как бриллиант отточенный!" — восхищаясь, говорят те, кому довелось его знать.
Он был эстонцем до мозга костей — хотя на Севере летчики-полярники для простоты переименовали его в Женьку. "Он отличался необыкновенным спокойствием и казался медлительным, но, тем не менее, всегда в срок выполнял любое, даже самое трудное, задание. В полярную авиацию Пусэп пришел в 1938 году уже сложившимся летчиком, инструктором летного дела и "слепого" самолетовождения. Первые полеты в Арктике совершил в экипаже летчика Фариха во время поисков пропавшего самолета Леваневского. С той поры и остался работать на Севере. Он летал на ледовые разведки, отыскивал пути для судов", — писал о нем в воспоминаниях полярник Иван Папанин. Единственное, что отличало Пусэпа от других его эстонских собратьев — это чувство родины. Для него родиной был однозначно Советский Союз. И когда он, возвращаясь с заданий, выдыхал: "Дома!" — он имел в виду Москву, а не Таллин.
Здравствуй, родина!
С другой же своей родиной, этнической, он познакомился неожиданно — в августе 1941-го, когда вместе с прославленным асом Михаилом Водопьяновым возвращался в часть после бомбежки Берлина. Первые летчики из авиационного полка полковника Преображенского бомбили Берлин накануне, 8 августа, смешав все козыри геббельсовской пропаганды о том, что столица Третьего рейха недоступна для советской авиации.
Пусэп с Водопьяновым рванули туда через день вторым эшелоном. "И вот со свистом тяжелые бомбы полетели вниз… Один за другим запылали в городе исполинские огненные цветы. Освещение моментально было выключено. Только тогда, когда мы легли на обратный курс, связки лучей прожекторов начали ощупывать небо, и зенитные пушки нервно залаяли, вспарывая ночное небо рыжеватыми взрывами снарядов", — так романтично вспоминал Берлин Пусэп в одной из своих книг.
Но на обратном пути самолет подбили, осколок попал в бензобак, горючее вытекло. По расчетам штурмана выходило, что внизу — Эстония. До части оставалось лететь меньше часа, но самолет, затихнув, срубая верхушки деревьев, спланировал в лес, лавируя между болотами. С полянки, где пасся скот, на них испуганно взирал пастушонок.
Да здравствует эстонский язык — язык-пароль, язык-проводник, язык–спаситель! — мальчишка на радостях оттого, что летчик говорит с ним на его родном языке, доложил обстановку лучше любого разведчика! Все стало ясно: справа немцы, слева свои. Прорвались! Но вот самолет пришлось взорвать и навсегда оставить в лесу. "Мужчины, преодолевавшие в суровых условиях Севера сверхчеловеческие трудности, закаленные, огрубевшие, отвернулись в эту минуту и провели рукой по глазам"…
Самолет, который гулял сам по себе
Вообще говоря, мистика Энделя Пусэпа по жизни просто преследовала. А как еще можно объяснить то, что произошло с ним той же самой осенью, 7 ноября, когда его экипажу было поручено сбросить бомбы на электростанцию в Данциге?
Отбомбились, пролетели Кенигсберг, до дома оставалось совсем ничего — как вдруг их обнаружили зенитки. Горит правый крайний мотор, началась бешеная тряска, машина стала разваливаться. Медлить было нельзя. "Всем покинуть корабль на парашютах", — как полагается, трижды повторил Пусэп. Отрегулировал автопилот на планирование, окинул прощальным взглядом панель приборов и черный дымный хвост, который тянулся за самолетом, и оттолкнулся ногами… Все живы, но несколько человек, включая самого Пусэпа, серьезно травмированы. Кое-как добрались до больницы в Кашине, уговорили медсестру дать телеграмму в часть.
А в части их ждал сюрприз: тот самый самолет, из которого они выпрыгнули! Оказалось, что он сам преспокойненько приземлился вслед за ними! Загадку эту до сих пор толком никто не разгадал: то ли пожар самоликвидировался, когда машина снизила скорость, то ли огонь потушили на земле местные жители, увидев, как садится никем не управляемый самолет с красными звездами…
"Я пришел. Иванов"
За историческим перелетом через океан, который, по сути, открывал эпопею Второго фронта, тоже тянулся шлейф странностей. По правде говоря, Молотова в Лондон и Вашингтон должен был везти другой летчик, Сергей Асямов. Пусэпа и его команду взяли запасными, для подстраховки. В конце апреля 1942-го они все вместе полетели в Лондон проверить насколько осуществима эта дерзкая затея — пересечь мир над линией фронта? Все получается, вроде! Самолет остался ждать их в аэропорту в Шотландии, а оба экипажа — основной и запасной — отправились в Лондон. Ехали в поезде, глазели по сторонам, поражались: надо же — в Европе идет война, все только и говорят об открытии Второго фронта, а здесь люди сажают капусту и причитают над раненой собачкой, которую сбил автомобиль… И тут у кого-то из английских летчиков возникла идея познакомиться с их самолетом поближе. Кому лететь из Лондона в Данди и проводить экскурсию? Вытянули спички — выпало Асямову. Такой сюжет мог быть только в кино, но британский самолетик с 12 пассажирами на борту потерпел крушение… Погибли все до одного — шесть англичан и шесть русских. Под угрозой срыва оказалась вся операция. Спас ее Пусэп — не просто потому, что хорошо летал. Летал он виртуозно! Этого не мог не признать даже сам Молотов: когда их самолет из-за короткой взлетной полосы в Рейкьявике взмыл в высь с обрыва, а у окружающих сложилось впечатление, что он нырнул в открытое море. Или когда на подлете к Вашингтону от тридцатипятиградусной жары закипели оба мотора, и самолет, по словам самого Пусэпа, стал напоминать "пончик в масле". Или когда при дневном свете пересекали оккупированную немцами территорию, мечтая об облаках, а облаков, как назло, не было, и им пришлось рисковать, потому что шансов быть подбитыми днем в тысячу раз больше, чем ночью.
Задание было выполнено блестяще. Немцы такой наглости и представить себе не могли — что русские, объявив итоги переговоров, еще и полетят обратно через линию фронта! Звание Героя Советского Союза Пусэп получил именно за этот перелет. Удивлялся: ничего особенного же не сделал!
Последние, майские дни войны Эндель Пусэп провел в Берлине. Запах гари, разложившихся трупов и никому не нужные больше железные кресты, которые хрустели под ногами, запомнились ему не так, как лаконичная надпись на стенах Рейхстага: "Я пришел. Иванов". Это на самом деле был конец битве. И не только.
Жизнь без крыльев
Как Пусэп жил после войны? С точки зрения обывателя — хорошо, с точки зрения летчика — плохо. Летать ему врачи запретили, пришлось стать министром.
Его друг, старейший военный кинооператор, трижды лауреат Госпремии Семен Школьников, чьими глазами, собственно, мы и увидели ту войну, рассказывает: "Эндель Карлович сидел на приеме в гражданском костюме, к нему приходили ветераны с орденскими колодками и кричали: "Ты, крыса, сидевшая во время войны в тылу, будешь нами командовать?" — не зная, что он — Герой Советского Союза. А он молчал. Показал мне только как-то пятно на стене — в него швырнули чернильницу, он отклонился, и она ударилась об стенку".
Так что хлеб министра был не слаще, чем хлеб летчика…
Видите эту фотографию — Эндель Пусэп учит жизни упрямую девчонку-подростка? Теперь это известная в Эстонии журналистка Ирина Ристмяги — ее родители с Пусэпами дружили, поэтому часть ее детства прошла в его тени. И ее детская память сохранила следующее: как Пусэп вместе с ее отцом в середине пятидесятых занимался реабилитацией репрессированных. И как, начитавшись папок с делами, они запирались помолчать на кухне. Для убежденных коммунистов узнать то, что творило в недалеком прошлом их государство, было ужасно…
Еще один штрих. В начале 60-х Пусэпу как зампреду Верховного Совета Эстонии выделили недостроенный домик, конфискованный у какого-то деятеля, уличенного в нетрудовых доходах. Это был не каприз, а тяжелая необходимость: кроме двоих детей, в их семье жили еще две матери-старушки, одна из которых была лежачей больной.
А через несколько лет на него обрушился журнал "Крокодил" — вот, дескать, каков Герой — отобрал домик, в котором должны были открыть детский сад. Это была абсолютная неправда: ни одна санэпидемстанция не позволила бы открыть детсад возле болота и готовить еду для детей в 6-метровой кухне!
Но каждому времени нужны были свои изгои…. Опровержения Пусэп добивался года три. Добился — когда об этом все забыли.
Последний полет
Но для него самого публикация в "Крокодиле" была страшным оскорблением.
- Помню, прибегает к нам его жена, Ефросинья Михайловна. Плачет: муж лежит в больнице, отвернувшись лицом к стене и ни с кем не разговаривает, — вспоминает Зоя Арсеньевна Корчемкина, вдова ближайшего друга Энделя Пусэпа. — А мой муж Борис выписывал тогда журнал "Катера и яхты" — и в последнем номере как раз было напечатано, как построить катамаран.
Муж без слов забрал журнал, взял школьную чертежную доску, кусок ватмана и пошел к Энделю Карловичу в больницу. Тот тут же начал чертить — и сделал макет катамарана. Мы думали, на этом все закончится — но нет! Он решил сделать катамаран настоящий! Где? В собственной столовой! И построил! И, представьте, выходил на нем в море — при том, что сам совершенно не умел плавать! Чаек, кстати, не любил страшно, по старой летной привычке. Говорил: они мешают ему летать… А самый последний его полет случился в начале 90-х, когда он уже был совсем стариком. В Минске организовывали встречу с французскими летчиками и прислали за ним самолет, поскольку он уже с трудом ходил и не мог поехать на поезде. И на обратном пути даже дали посидеть за штурвалом. Верите — он вернулся другим человеком! Даже ходить стал без палочки!
Последние годы Энделя Пусэпа были безрадостными. по закону о реституции дом пришлось вернуть бывшему владельцу. А куда выезжать, если тебе за 80? Хорошо, что в начале 90-х в Эстонии оставались еще заводы союзного подчинения, и ему из каких-то запасов дали квартиру в новом районе. Контузия давала о себе знать: он часто падал, стесняясь звать на помощь — не хотел, чтобы его видели слабым и немощным. На пенсию прожить было невозможно, сын к тому времени умер, дочка уехала в Москву. Он даже не знал, что ему полагается российская военная пенсия — ему ее выбили друзья. Они же договорились, чтоб Пусэпу бесплатно присылали газету — покупать самому не хватало ни сил, ни денег. Рассказы о войне больше никто не хотел слышать, история сделала кувырок, превратив былых героев в ничто, а былых врагов — в героев. Жить дальше, честно говоря, не имело смысла.
Он умер в 1996, жена пережила его на несколько лет. До последнего дня она совершала свой маленький женский подвиг — и в дни его рождения принципиально ходила на могилу с красным флагом. В ее понимании этот цвет означал верность — мужу, идеалам и совести.
…Я еще хорошо помню, как этого старика с белой бородой осторожно подводили под руки к Бронзовому солдату, и по рядам благоговейно проносилось "Пусэп!" Но со временем его стали забывать.
Председатель попечительского совета Центра национальной славы России и Фонда Андрея Первозванного, президент РЖД Владимир Якунин, чье детство и большая часть школьных лет прошли в Эстонии, посчитал это несправедливым: почему легендарный летчик в наши дни оказался незаслуженно забыт? Потому и предложил в 2007 году сделать Энделя Пусэпа одним из героев программы "Служение Отечеству: события и имена".
Кстати, в Сибири фамилию "Пусэп" занесли в метрику с ошибкой. На самом деле по-эстонски она должна писаться так: Пуусeпп. И означает она вовсе не летчик, а плотник.
Но страшно подумать, что было бы с Историей, если бы Эндель Пусэп поверил фамильному предназначению и вместо летчика стал плотником?…
