Тезисы заслуженного "устранителя" памятников
История повторяется и с Бронзовым солдатом. В довоенной Эстонской Республике таким монументом была статуя Петра I в Таллинне, которую адмирал Йохан Питка угрожал взорвать, если она не будет убрана. В итоге памятник убрали.
— Был ли от круглого стола толк или на его заседаниях просто славно пообщались?
— Обоюдное недовольство было озвучено. Если разные "правды" собраны вместе, то люди вынуждены слушать друг друга и вести диалог. Такова же и цель ООН — ничего особенного там не решается, но все же это круглый стол для всех стран мира.
— Оказались ли собравшиеся за круглым столом более конфликтными, чем вы ожидали, или наоборот?
— Чем дольше длилась встреча, тем более взвешенными становились точки зрения. Вначале у собравшихся не было теоретических знаний. Говорили только — а в Европе поступают так, а в Европе делают сяк. В итоге Витсут (председатель Таллиннского городского собрания, один из руководителей круглого стола — прим. ред.) пригласил эксперта, который и объяснил, что такое Конвенция о сохранности военных захоронений, кого она защищает и каковы ее требования.
— То есть, если иронизировать, то за круглым столом не было схваток фашистов с антифашистами?
— Сейчас часто говорится, что в Эстонии правят фашисты. За круглым столом участники наконец-то поняли, что то, что происходило у нас во время войны, было не фашизмом, а нацизмом. Национал-социализм правил в Германии, а фашизм был в Италии. Национал-социализм — это всего лишь одна из форм социализма. Даже в последние дни своей жизни Бенито Муссолини отзывался о себе, как о старом закаленном социалисте. Социализм Муссолини принял форму фашизма, немецкий национал-социализм был в форме нацизма, в России был свой "-изм". Нельзя утверждать, что похожие по своей сути сталинский репрессивный социализм и нацизм с фашизмом смогли бы избежать конфликтов. Ведь сталкивался же коммунистический Советский Союз с коммунистическим же Китаем. Конфликты противников со схожей идеологией — обычно самые жесткие. Эстония не имела никакого отношения к фашизму, если не считать того случая, когда одно итальянское военное подразделение проезжало через территорию Эстонии во время Второй мировой войны.
— Вероятно, достижение общей точки зрения далось нелегко?
— Начиналось все так: одни твердили, что это символ оккупации, который необходимо немедленно убрать, другие утверждали, что памятник трогать нельзя, так как он находится под защитой Женевской конвенции. На самом деле, никакая конвенция не защищает этот памятник и даже военное кладбище от переноса.
Затем стало понятно, что история с Бронзовым солдатом еще более неприятная, чем казалось сначала. Погребение в черте городов было запрещено еще русской императрицей Екатериной II в 1772 году. Понятно, что захоронение моряков Краснознаменного Балтийского флота было самовольным. И лишь постфактум в исполкоме был подписан соответствующий документ. Ведь всегда при захвате новой территории первой властью становится военная власть. Быть может, если бы возможность захоронения обсуждала гражданская власть (исполком), то кладбища на этом месте и не было бы. Неизвестно, был бы там возведен монумент, но кладбище и монумент — это вообще два разных понятия. Международное же право касается только военных захоронений.
— Выяснилось ли, наконец, где и почему погибли якобы похороненные там люди?
— Выяснилось, что данные об этом крайне неоднозначны. Утверждается, что это якобы павшие герои, защищавшие Таллинн. Но ведь боев за Таллинн не велось. То есть захороненные там люди могли погибнуть при разных обстоятельствах: например, под машину попасть. Ведь не все военные погибают в сражениях. А если мы имеем дело с героическим поступком, то странно, что о нем неизвестно.
Но так как однозначно неизвестно, кто, где и почему был похоронен, появляется еще более пикантная версия — некоторые из погребенных и вовсе могли быть мародерами. А их ни в одной стране мира не стали бы хоронить на военном кладбище.
Наверняка, найдутся люди, которые не желают слышать таких аргументов — так называемые борцы. Но это не им решать.
— Кажется, в плане перенесения памятника нет ничего нового.
— Такой вариант обдумывали и в 70-х, и в 80-х. Памятник не отвечал героическим стандартам соцреализма, ведь в художественном смысле это очень хорошая работа. Уже тогда было мнение, что скорбящий солдат — неуместный символ прошедшей войны. Кроме того, он склонил голову в направлении церкви. А ортодоксальным коммунистам это не особо нравилось.
— Почему тогда памятник не перенесли?
— Моя версия такова. Вначале воины Эстонского национального корпуса считали это "своим" монументом. Не только в память о тех, кто навсегда остались в Курамаа, на полуострове Сырве-Сяэр или под Великими Луками, но также и о тех, кто служил в рабочих батальонах или в лагерях, и так далее. Но потом пришел приказ, что в городах должны быть установлены памятники освободителям. На Маарьямяги уже был монумент, и он был чрезвычайно дорогим. На монумент на Маарьямяги было потрачено значительное количество предназначенного ЭССР железобетона. Ситуация, вероятно, была чисто прагматической — власти не хотели делать очередной Мамаев курган и заменили его монументом освободителям. Так что значение монумента менялось уже во время советского периода.
— Значит, воинам национального корпуса не оставалось ничего иного, как молча отдать "свой" монумент на откуп "брежневизму"?
— После окончания войны воины Эстонского корпуса образовали некое братство. После войны все те, кто выбрал гражданскую карьеру, оказались на ведущих позициях. Один пожилой господин, служивший в корпусе, так и сказал мне — в духовном смысле политработники, к которым принадлежал и Брежнев, у них этот памятник отобрали.
Я сделал предложение — можно построить отдельное кладбище для воинов национального корпуса. И из России тоже перевезти прах — фигурально выражаясь, воины вернутся домой. И возвести там памятник.
Только посмотрите, как красивы военные кладбища Польского корпуса в Северной Италии. На воротах часы работы, и охрана есть, чтобы не было никаких инцидентов. Наверно, не всем нравится Польский корпус, но там нельзя, например, митинги устраивать. Итальянские власти такого просто не допустят. Ведь у нас приведены в порядок немецкие кладбища, почему нельзя и для своего корпуса основать кладбище и поставить там памятник?
— Когда вы были мэром, могли бы спокойно постановить перенести памятник. Тогда же, когда были снесены памятники Ленину и другим деятелям.
— Согласно российско-немецкому договору, на основании которого из Германии были выведены войска, все советские монументы должны были остаться на своих местах нетронутыми. Их можно было переносить только в исключительных случаях и только по обоюдной договоренности. В какой-то момент даже хотели убрать монумент из Трептов-парка, но в то время в Берлине были у власти социал-демократы, которых поддерживали бывшие коммунисты. Так памятник и остался на своем месте.
В начале 1990-х по всему Союзу был дан приказ защищать памятники. Командир Таллиннского гарнизона сказал мне так: "У меня черным по белому в документе написано, что на защиту памятника нужно посылать бронированный наряд. Был бы этот монумент где-нибудь на окраине, но под окном штаба…" (сейчас в этом здании находится главный штаб Кайтселийта — прим. ред.). Он обязан был защищать и памятник Ленину, но в этом вопросе мы с ним достигли договоренности. Он сказал: "Ленин Лениным, а здесь воевали под разными флагами. Все же Вторая мировая война — это рабочая победа наших мужчин. Бог с ними, с этими флагами, но это памятник нашим профессионалам. Мы все равно отсюда уйдем — тогда делай, что хочешь". Но тогда я уже перестал быть мэром.
— Вы упомянули, что на месте монумента можно соорудить фонтаны.
— Ко мне приходил брать интервью корреспондент Associated Press. Я рассказал ему о градостроительном аспекте переноса монумента и спросил, что обычно находится в европейских странах перед большими библиотеками? Он спонтанно ответил: фонтаны.
А у нас — место, куда приходят драться. Кто венки из колючей проволоки приносит, кто флагами размахивает. Но так не годится!
— С архитектурной точки зрения, как можно оформить это место?
— Мое главное соображение в пользу переноса памятника в то время, когда я был мэром, было вовсе не политическое. Оно было градостроительное, связанное с возведением Национальной библиотеки. Когда этот монумент устанавливали на Тынисмяги, место казалось вполне подходящим. Тогда он дополнял картину района. Ведь он, по сути, находился на окраине, и движение в этом районе было не очень оживленное. Теперь же памятник находится у главного входа в Национальную библиотеку, а такое место должно быть просторным. Да и то, что у главного входа проходит улица с оживленным движением, тоже не очень хорошо.
Окрестности площади Вабадузе хотят сделать пешеходной зоной — ведь и церковь Каарли, одно из важнейших зданий города, оказалась на островке посреди потока машин. Ни отпеть там почившего нормально, ни обвенчать молодую пару. Улицы широкие, а движение оживленное. В принципе, когда-нибудь придется движение перенести с улицы Эндла под землю, под холмом. Возвышенность позволяет это сделать. Можно будет пройти пешком в церковь и в Национальную библиотеку — раз уж этот район хотят сделать пешеходной зоной. Но градостроительные соображения очень сложно претворить в жизнь, когда политическое противостояние такое острое.
— В России вдруг закончились демонстрации в поддержку Бронзового солдата — как ножом отрезало. Чем это объяснить?
— В какой-то момент в Кремле решили, что ресурсы закончились. Российская политика всегда была такой, что для отвлечения внимания от внутренних проблем нужно создать ажиотаж на внешнеполитическую тему. Российская внешнеполитическая тема такая — "наших бьют". Именно в случае стран Балтии. На самом деле российская внешняя политика не занимается Эстонией, Латвией или Литвой. Она занимается нашими союзниками — Европейским Союзом и НАТО, посмотрите, мол, какие у вас друзья (т.е. страны Балтии — прим. ред.).
Можете меня так и процитировать в газете: на самом деле Россия никогда (я повторяю — никогда!) не интересовалась судьбой своих соотечественников. Посмотрите, как русские были вынуждены уезжать из Таджикистана и Узбекистана — оставляли там все свое имущество и радовались, что живыми ушли. А Россия на это даже не пикнула. Вообще ничего не сделала. Помните Абхазскую войну, когда судьба русских вообще никого не интересовала? Только две страны послали вертолеты, чтобы перевезти своих соотечественников. Знаете, какие это были две страны?
— Честно говоря, не припоминаю…
- Эстония и Израиль. Вытащили евреев и эстонцев.
— Какую посоветуете властям тактику на 9 Мая? Поставить забор и этим ограничиться?
— Ну да. Если уже решили, что это сделают, то надо делать. Власть есть власть. Тот, кто решил, тот и в ответе. Вот и все. Ну, хорошо, ведутся переговоры три года, ведутся пять лет. Но в итоге все равно сделают в один день.
— Когда перезахоронят прах, что станет дальше с этим местом?
— Нельзя оставлять его пустым. На данный момент получается, что место остается просто куском земли неясного предназначения. А порядок должен быть совсем другой — сначала делается план, обсуждается, как связать его с церковью Каарли, Национальной библиотекой и т.д. Но теперь ситуация зашла так далеко, что все происходит слишком стремительно. С одной стороны, неплохой ведь монумент с художественной точки зрения. Но он не находится ни под чьей защитой.
Таллинн вообще экстраординарный город — тут были сохранены памятники Сталину, Ленину и Калинину (перенесенными на склады — прим. ред.). Второго такого города в мире не было.
— Даже в Петербурге не сохранились?
— Нет, там памятники Сталину уничтожили. А у нас оставили. На всякий случай.
— Но почему же не сдвинулся с места договор о военных захоронениях с Россией? Это мы не очень хорошие дипломаты или с Россией настолько сложно сотрудничать?
— С Россией у нас просто слишком много нерешенных вопросов. Российская политическая элита сейчас не в состоянии решить даже пограничный вопрос. Я иногда думаю: может, нам и не нужен такой договор? Нам нужен договор основ отношений между Эстонией и Россией. Вроде как Тартуский договор, в котором пограничный вопрос был лишь одним из пунктов. У нас ведь есть собственность Тартуского университета, собственность граждан Эстонии, которая останется по ту сторону границы, в Сетумаа. Там земля и дома. Кто их компенсирует? Не мы же. Вариант такой — русские или отдадут, руководствуясь эстонскими правовыми принципами, или заплатят. Они же получат имущество в свои руки.
А сколько музейных экспонатов! Архивы тоже: транспортировка архивов КГБ так и не завершилась. Рейн Силлар (последний председатель КГБ ЭССР — прим. ред.) на последнем самолете перевез 3000 дел из Ульяновска. Но в течение года должны были перевезти еще 1000 дел: из Вятки, Петербурга и Москвы. Их так и не забрали, несмотря на то, что договор был подписан, Сависаар и Бакатин (министр внутренних дел СССР — прим. ред.) его подписали. Существуют и другие архивы, касающиеся Эстонии, документы о том, где и когда назначали нового председателя колхоза или директора завода. Все дела ведь там.
Хардо Аасмяэ
Родился в 1951 г. Географ, окончил Тартуский университет. В 1977-90 гг. занимал разные должности в проектно-конструкторском бюро "Майнор", дослужился от простого специалиста до директора по научной части. В 1980-91 гг. — депутат Верховного Совета СССР, в 1990-92 гг. — мэр Таллинна, в 1991 г. — председатель комиссии по ликвидации КГБ ЭССР. Сейчас является председателем правления издательства "Эстонская энциклопедия".
