Стеклянный потолок для русских: как его разбить
Ни в одном министерстве доля работников русского происхождения не превышает 4%. Эти цифры прямо говорят о так называемом эффекте стеклянного потолка, когда люди русского происхождения номинально равны с эстонцами на рынке труда, однако на деле более высокие посты остаются для них недоступными.
Данное обстоятельство создает как социально-экономическое неравенство (разница в нетто-доходах эстонцев и неэстонцев — почти 20%), так и общественную отчужденность. Поэтому мы должны задуматься о причинах появления этого стеклянного потолка.
Некий мыслитель-националист Март Раннут заявил, что причина подобного национального крена кроется не в государственной политике найма (раздача рабочих мест в публичном секторе через знакомых), не в дискриминации русскоязычного населения, не в невыполненной работе по информированию о возможностях публичного сектора, а попросту в ”языковом недостатке”.
Общественное мнение в Эстонии и, увы, большая часть государственной интеграционной политики годами базировались на примитивном допущении, что русскоязычных жителей страны нужно просто научить эстонскому языку, после чего все интеграционные проблемы отпадут сами собой. Иными словами, для многих эстонцев политика интеграции была синонимом национализирующей языковой политики.
Здесь возразить можно не только то, что интеграция должна быть двусторонним процессом. Односторонний подход, основанный на языке, носит совсем другое название — ассимиляция. Реальная проблема в том, что такой подход не дает желаемых результатов и не обеспечивает сплоченности общества.
На первый взгляд все действительно кажется простым и логичным: эстонский нужен, чтобы учиться в университете, работать в большинстве сфер жизни, получить гражданство, следить за тем, что пишут эстоноязычные СМИ, участвовать в гражданских объединениях и просто входить в контакт с эстонцами. Несложно сделать вывод, что большое количество русскоговорящего населения не следит за эстонскими СМИ, поскольку не владеет эстонским; что темпы натурализации составляют всего 1500 человек в год потому, что пожилые люди плохо владеют эстонским; что безработица среди русскоязычных жителей почти в два раза выше, поскольку плохое знание эстонского снижает их мобильность на рынке труда.
Стратегия интеграционной политики во многом и построена на этом допущении: поскольку обучать пожилых людей языку дорого и сложно, то пусть они доживают свой век, а мы сосредоточимся на молодых людях, которые здесь выросли и прошли систему образования Эстонии. Они выучат эстонский, и ненормальная ситуация с трудовой занятостью, демократическим участием и потреблением СМИ исчезнет сама собой.
Молодые русские на рынке труда Эстонии
Проверим эту гипотезу на показателях трудовой занятости. Сегодня на рынок труда пришло новое поколение, которое получило образование в Эстонии, большинство представителей которого владеет эстонским языком.
Конечно, уровень может быть и лучше, но то, что молодые знают эстонский в разы лучше своих родителей — факт. Это должно означать и намного меньший ”языковой недостаток”, если употреблять это выражение. Согласно распространенному мнению, улучшившееся владение языком должно положительно отражаться и на показателях трудовой занятости русской молодежи. Однако на деле все обстоит иначе.
Свежие данные рынка труда от 2011 года показывают, что безработица среди всей рабочей силы Эстонии составила 9,7% среди эстонцев и в два раза больше — 18,2% — среди неэстонцев. В абсолютных числах это — 37 тысяч безработных-эстонцев и 34 тысячи неэстонцев.
Образно говоря, если среди всех жителей Эстонии неэстонец — каждый четвертый, то среди клиентов Кассы по безработице — каждый второй.
Если бы причиной было только (не)владение языком, то среди молодых людей (15-24 года) мы увидели бы снижение разницы в трудовой занятости между эстонцами и неэстонцами. Однако на деле мы видим, что в 2011 году в этой возрастной группе безработных эстонцев было 16,8%, а безработных неэстонцев — по-прежнему! — в два раза больше — 33%. Так что молодые русские ребята, несмотря на улучшившееся знание эстонского, находятся по сравнению с эстонцами в столь же печальном положении, как и их родители. А на самом деле даже в худшем.
В Эстонии, к сожалению, без большого внимания остались проведенные нашими учеными исследования рабочей силы, которые несколько раз показали, что разница в зарплатах между эстонцами и русскоязычными жителями выше всего именно в молодежной возрастной группе, поскольку молодежи сложнее всего входить на рынок труда. Например, ученые обнаружили: вероятность, что ищущего рабочее место человека с эстонской фамилией позовут на собеседование, на 30% выше, чем в отношении ищущего работу человека с русской фамилией.
Иными словами, русский соискатель работы выпадает из обоймы еще до того, как успевает продемонстрировать свое владение эстонским языком. Тут уж неудивительно, что по данным исследования сразу 39% русскоязычных жителей заявили, что чувствуют дискриминацию при поиске работы.
Исследования также показали, что лучшее владение эстонским обеспечивает местным русским поразительно низкую прибавку к зарплате, а вот знание английского языка на рынке труда дает значительно больше, чем знание эстонского. Вызывает беспокойство и тот факт, что необоснованная разница в зарплатах эстонцев и русских с годами только увеличивается.
Какие выводы сделать?
Я не хочу сказать, что знание эстонского языка не важно. Напротив, я глубоко убежден, что эстонское государство недостаточно вкладывает в обучение русскоговорящего населения эстонскому. Многие страны Европы повсеместно предлагают бесплатные курсы своего государственного языка, тем самым подчеркивая его ценность и продвигая интеграцию. В Эстонии же в 2011 году поддержку в изучении эстонского языка получили менее 3000 человек.
В то же время интеграционная тематика намного шире, чем лишь языковой вопрос. Мы как общество должны признаться сами себе, что до сих пор воспринимали интеграционные проблемы слишком упрощенно. Конечно, подобная простота была удобной для эстонской общины, поскольку требовала от русских изучения эстонского языка, но никак не заставляла эстонцев менять свои установки или поведение. У всех уже навязли на зубах красивые слова о том, что интеграция — это двусторонний процесс, но сколько эстонцев в реальности согласно с этим?
Моноэтнический состав министерств и в два раза более высокий уровень безработицы среди местных русских никак нельзя объяснить лишь ”языковым недостатком”. Владение эстонским, несомненно, является важным преимуществом, но внимание следует обращать и на более общие установки в обществе в целом и в отделах по персоналу предприятий и госучреждений в частности. Следует поддерживать содержательные контакты между эстонцами и русскими, которые обеспечат социальную мобильность.
Наибольшим тормозом в этом вопросе является поверхностность, которая ставит знак равенства между политикой интеграции и национализирующей языковой политикой. Пока в обществе сохраняется такой подход, мы не сможем предложить действенные решения, и наш процесс интеграции будет нетерпеливо топтаться на месте.
*Данные взяты из международного исследования рабочей силы, где помимо статистики использовался и метод опроса. Сама по себе фамилия, разумеется, не является показателем.
