Мхатовцы вернулись. Всем ли найдется место в Русском театре?
Сегодня мы играем себя
Художественная основа постановки "Сегодня не играем" — дневниковые записи, сделанные участниками спектакля в 2002-2003 годах (такова традиция русской театральной школы; записи сдаются педагогам, подшиваются в папки и вручаются каждому выпускнику вместе с дипломом), а также интервью, взятые у них же в начале 2006 года. Поставили спектакль Мерле Карусоо и Тоомас Лыхмусте.
О спектакле нельзя сказать, что он плох; скорее можно сказать, что спектакля нет. Основная проблема этого действа — в его концепции. Мерле Карусоо уже много лет специализируется на особом формате документального театра, в котором исполнители говорят правду, только правду и ничего, кроме правды. Конечно, есть ситуации, которым этот формат подходит как нельзя более. Тут, однако, ситуация явно иная: зритель жаждет от актеров игры, а Мерле Карусоо взамен предлагает познакомиться с избранными кусками их биографий, с лихорадочным калейдоскопом вырванных из контекста ощущений. Мы узнаем, какого цвета у актеров паспорта, откуда бысть пошли их фамилии, как они приехали в Москву, как ругались друг с другом на курсе. Воскрешается многое — в том числе то, что, может быть, воскрешать на сцене не следует.
В какой-то момент один из молодых актеров рассказывает о своей большой подростковой любви, о поцелуе, унесшем его на седьмое небо, о девушке, которая сделала его мужчиной. После того, как "все случилось", он отпустил девушку домой одну, не проводил ее — и на следующее утро узнал, что в трехстах метрах от его дома ее избили и изнасиловали. Рассказав эту кошмарную реальную историю, актер под трагическую музыку воздевает руку к небу и исполняет нечто вроде танца-модерн.
Смотреть на это почти невозможно. Театр построен все-таки на том, что актеры, а за ним и зрители проникаются образами, осознавая отчасти, что эти образы вымышлены. Дистанция позволяет актеру — играть, зрителю — воспринимать; личный эмоциональный опыт может добавлять образу красок, но представьте в роли Гамлета актера, про которого все зрители знают, что его дядя на самом деле отравил собственного брата, отца артиста, и женился на вдове. Будем ли мы, глядя на такого Гамлета, испытывать те же чувства, что испытываем, глядя на Гамлета Смоктуновского?
"Не верь глазам своим…"
Зритель знает, что есть разница между сопереживанием чужой (может быть, полностью выдуманной) истории и переживанием истории реальной. Более того, он знает о том, какой бывает человеческая реакция в ситуации реальной беды — и что она не может совпадать с реакцией игровой. Особенно жутко наблюдать за тем, как рассказ о реально изнасилованной девушке становится поводом к сценическому самовыражению.
Разумеется, этот эпизод, как и некоторые другие, выглядит фальшиво. Иначе и быть не может — адекватный человек не способен настолько раскрыть себя перед незнакомыми людьми, и это, в конце концов, правильно. Требовать от молодых актеров душевной "обнаженки" подобных масштабов — крайне немилосердно, даже жестоко; их призвание и профессия — лицедейство, а не телешоу вроде нагиевских "Окон". В итоге спектакль не получился; столкнувшись с невозможными требованиями, ребята, естественно, "закрылись". Играть себя, распахивающих душу, они не могли или не хотели — это уже лицемерие. Да и кто бы смог?
Вместе с тем нельзя не признать, что в представлении есть и удачные моменты, связанные преимущественно с актерским мастерством, как, например, потрясающее танго, исполненное Татьяной Егорушкиной, Павлом Ворожцовым и Дмитрием Пчелой. Документальное исключение — воспоминания о днях "Норд-Оста", обрывающиеся, впрочем, слишком быстро для того, чтобы зацепить зрителя всерьез. Священный огонь во время спектакля не загорается, хотя ярко видны всполохи души.
Все это — ни в коей мере не упрек молодым актерам; как раз они выложились на все сто, выдержав очередной, весьма жизненный экзамен, исполнив роли, играть которые, может быть, совсем не хочется, и выполнив указания режиссера, которые воплотить на сцене невозможно в принципе. На состоявшейся в среду пресс-конференции один из мхатовцев как бы шутливо бросил по поводу спектакля: "Не верь глазам своим…"
Отдельный вопрос — насколько такой формат подходил для знакомства артистов с публикой. Почему выпускники Школы-студии не привезли с собой один из поставленных там же спектаклей? Потому, увы, что чисто "эстонских" спектаклей на курсе не было, а однокурсники уже разъехались кто куда. Впрочем, у нас есть перспективы увидеть поставленную Аленой Анохиной "Безымянную звезду", в которой лишь исполнительница главной роли — москвичка. По словам Михаила Чумаченко, если удастся найти исполнительницу главной роли в труппе, спектакль появится в репертуаре Русского театра.
Вернулись не все
Еще один не слишком приятный сюрприз: из двенадцати выпускников Школы-студии МХАТ на сцене появились лишь восемь. У каждого из четверых неучастников спектакля были на то свои, личные причины: Дмитрий Ломовский не мог репетировать, потому что снимался в России в кино, Вероника Исаева выходит замуж… Вероника — единственная из выпускников, о которой уже известно, что она остается в Москве. Остальные одиннадцать мхатовцев, говорит худрук театра, останутся в Таллинне, порукой чему — контракты на два года и роли в постановках "Палата № 6" и "As You Like It" (по Чехову и Шекспиру соответственно), торжественно вручавшиеся мхатовцам после спектакля.
В кулуарах, правда, говорят о том, что не вернутся от трех до шести мхатовцев. Ни для кого не секрет, что ряд выпускников задействован в разных российских проектах, что ребят зовут московские театры. Кроме того, есть еще позиция Русского драма: "Если актер нас не устраивает, мы можем разорвать с ним контракт". Впрочем, в этом году, заверяют и худрук, и директор театра, руководство никого из "старых" и "новых" актеров увольнять не собирается. Идеал Михаила Чумаченко — Гергиев, который не уволил из Мариинки ни одного человека, создав столь напряженную рабочую атмосферу, что те, кто не выдержал, ушли сами.
Впрочем, ходили упорные слухи о том, что в Москве Михаил Чумаченко-де сказал мхатовцам, что ему этот курс не нужен. "Все было совсем не так, — говорит худрук. — Когда ребята начали получать предложения от театров, я сказал: либо едет вся группа, либо вы частью расходитесь, и тогда мы набираем в Москве молодую команду. Определитесь! Политика театра такова: кто занят до конца года в трех спектаклях — тот в штате, кто в двух — на договоре, кто в одном — думайте, что вам делать в жизни. Они еще могут поменять Таллинн на Москву, а мне для того, чтобы ставить, допустим, "Чайку", нужна Заречная, и я должен знать, что эта актриса завтра не уедет. Надо сказать, никто никого не обманул, приехали все, кроме девушки, которая выходит замуж. Но если кому-то сделают предложение сняться в сериале в 120 серий, финансово он или она будут готовы выплатить мэриям Москвы и Таллинна затраченные на них деньги. Никакого рабовладельческого строя в театре быть не может. Это сложный момент в плане финансов, но у нас не каторга…"
После спектакля "Сегодня не играем" было произнесено много громких слов о том, что молодые артисты — команда, братство, и в определенном смысле это так и есть; если выяснится, однако, что в театре в итоге осталась, например, только половина выпускников, на календарь "Новые лица Русского театра" смотреть будет очень грустно — в нем новых лиц по-прежнему останется двенадцать.
Будем надеяться на лучшее. А пока — Николай Бенцлер, Павел Ворожцов, Татьяна Егорушкина, Вероника Исаева, Дмитрий Косяков, Александр Кучмезов, Дмитрий Ломовский, Рената Пиотровски, Наталья Попенко, Юлия Попова, Дмитрий Пчела, Сергей Фурманюк, спасибо. Мы вас ждали и будем следить за вашими успехами, где бы вы ни были.
Торжественное возвращение — состоялось. Добро пожаловать в трудовые будни.
