Фурыч — интеллигент неопределенного возраста, на вид от 30 до 50 лет, говорит медленно, тщательно подбирая слова, слегка заикается.
Лерыч — вертлявый интеллигент лет 30-45, постоянно ввязывается в спор, цепляется к словам оппонента.
Тайсон — тщедушный молодой человек лет 25-30, с образованием, "совесть" местной тусовки.
Елица — интеллигентная профурсетка неопределенного возраста, но кажется что молодая, матерится изящно — "для понта".
Тарантино — дама неопределенного возраста, склонная к полноте, очень стеснительная, вздрагивает от грубых слов и пугается громких звуков.
Вист — пижон лет 30 в русском стиле, без образования, бравирует национальным колоритом, склонен к эпатажу.
Фу — очень интеллигентная, начитанная девушка лет 25, не любит пиво. Толян — политик в возрасте, не дурак выпить, крайне неинтеллигентный человек.
Юджин — прелестный юноша лет 20, слегка отдающий в голубизну, без законченного высшего образования, но с политическими амбициями, постоянно говорит глупости.
Пикейный жилет — бесцветный мужчина неопределенного возраста, иногда изрекает прописные истины.
Официантка, бармен.
Сцена представляет собой интерьер пивной где-то на постсоюзном пространстве. Три столика, легкие стулья, пиво в кружках. На заднике большой экран, похожий на экран персонального компьютера. На экран проецируются реплики действующих лиц. Суббота, ближе к вечеру.
Официантка протирает столики. Тихо играет музыка. Бармен занят у стойки. Входят Толян и Тарантино.
Тарантино (стесняясь): Кажется, мы пришли слишком рано.
Толян (флиртуя): Рано никогда не бывает, бывает слишком поздно. Позвольте представиться, Анатолий, можно просто — Толян.
Тарантино (стесняясь еще больше): Тарантино.
Толян: Простите, не расслышал?
Тарантино: Та-ран-ти-но.
Толян: Бу-ратино! Очаровательно, очаровательно!
Тарантино (в сторону): Вот черт, глухой.
Толян: А ведь мы где-то с вами встречались, Буратино. Напомните мне, прошу вас. Если это, конечно, не секрет.
Тарантино: Вы меня обидным словом обозвали в рубрике про секс.
Толян (с интересом): Да-а? А каким? (Внезапно меняя тему.) А не выпить ли нам водки? Пойду, спрошу у бармена. Входят Фурыч и Лерыч, продолжая какой-то разговор.
Лерыч: Не-э, ну так нельзя. Ты же интеллигентный человек, а интеллигентный человек не путает как правильно: Токана-ха-на или Токана-ха-ма. Это же основа всего. Правильно я говорю? Нет, ты мне скажи, я правильно говорю? Интеллигент ты или нет?
Фурыч: Лерыч, о-отвяжись. Я же уже извинился. Ты же сам виноват, что попал мне под горячую руку. И вообще, это было в понедельник, а понедельник — день тяжелый.
Лерыч: У тебя каждый день понедельник! Что, разве не так? Ты не путай общество и гражданское общество. И где я сказал, что государство кого-то там рожает? Оно само рожается. Здесь скорее параллельность. И гражданское общество, и государство суть производные обычного общества. Так? Так, я тебя спрашиваю? А вы, девушка, что думаете?
Тарантино (смущаясь): Мне кажется, что гражданское общество — это всегда роскошь. Если хотите, прихоть сытого государства, которое может позволить себе играть с нами в бирюльки. Нам нравится, когда с нами в бирюльки играют.
Лерыч: О как! А при сытом феодализме было гражданское общество? Не было? А вот государство было. И общество тоже было — сытое. А куда ж без него?
Толян: Сам знаешь куда: в задницу!
Тарантино (морщась): Фу, как грубо…
Входит Фу.
Фу: Привет чатлане! Уже и косточки мои перемываете. (Оглядывая стол.) И что характерно без пива. Эй, кто-нибудь, закажите девушке водки!
Толян (услужливо): Водка без пива — деньги на ветер. Вот извольте, от себя отрываю.
Фу (обращаясь к остальным): Кто сей?
Тарантино: Его зовут Анатолий.
Толян: Позвольте представиться, Толян. А что вы делаете сегодня вечером?
Фу: Водку пью без закуски!
Толян: Айн момент! Виноват исправлюсь. Будете запивать или закусывать?
Фу: Ну, это вопрос терминологии.
Лерыч (уловив последнюю фразу, торжествующе.)): Что я говорил? Вопрос тер-ми-но-ло-гии! О как! Государства, значит, не было? Ведь государство — продукт общества. Причем сытого общества, заметьте! Всем первобытным об-чес-твом, на мамонтов охотились. Ну, не буду же я вас истории обучать, а? Ну, вы хотя бы представьте себе государство без общества, этакую вещь в себе. Представили?
Фу: Лерыч, ты меня без закуски оставил со своими кантами и мамонтами.
Входит Тайсон и с ходу включается в дискуссию.
Тайсон: Меня как простого обывателя не греет ваша, Лерыч, заумная терминология. Вы не владеете вопросом. Я, например, знаю только то, что изо дня в день я испытываю дискомфорт, живя в той среде, которую и обществом-то называть неправильно. Так, тусовка какая-то.
Вист (с порога подхватывая разговор): Ого, какая тусовка! Прямо скажем интеллигентная тусовка! Привет красно-коричневые! Как ваш геморрой пополам с фекалиями?
Тарантино: Ох!
Вист: Ух! Не ндравится! Ага! А с чего это вы взяли, что у нас кто-то пытается строить гражданское общество? Тут строят каждый свое: кто карьеру, кто бизнес, а кто домик у моря. Фурыч, признайся честно: поди, уже и под крышу свое бунгало подвел?
Фурыч (с угрозой): А в мо-орду хочешь?
Вист (весело): В морду, как вы изволили выразиться, не хочу, а вижу, что попал в глаз, причем в третий — на лбу! Тише-тише, а то у вас чакра от напряга захлопнется. Пивка уже заказали?
Лерыч: Тебя не спросили.
Тайсон: Вист, ты провокатор. (Обращаясь ко всем.) Но ведь он прав, черт его задери! Каждый норовит под себя. И не вещь в себе, а вещь для себя. Наклейка этикеток "народная инициатива" на папки содержащие "курс партии и правительства" — вот, где суть современной гапоновщины. Вот, где корень наших проблем.
Вист: Проблема, уважаемый Тайсон, в том, что мы уже готовы подраться, а еще ни в одном глазу. Пивчанского-то заказали, умники и умницы серо-буро-малиновые?
Фурыч (официантке): Примите за-аказ!
Столики уставлены пивными кружками. Тусовка рассаживается Лерыч и Фурыч разговаривают у рампы.
Лерыч (с плохо срываемой злобой): Кто только звал сюда этого нацбола? Вот выкормыш лимоновский, чмо болотное, паскудина, прости Господи.
Фурыч: Ты не к-кипятись. У нас д-демократия. У нас всякой твари п-по паре, а провокаторов по две. Пока есть нормальная жизнь и виртуальная реальность, будут и провокаторы.
Подходит Толян.
Лерыч: Вот хрень! Даже в день субботний не дадут пивка попить по-человечески!
Толян: Господа, а я и не знал, что вы субботу соблюдаете. А то я бы вам быстренько здесь стену плача соорудил. Хотите стену плача, а? Это будет стена русского плача. (Вдохновляясь.) Матери и вдовы, сестры и подруги, дети малые, да что там дети! Мужики здоровенные рыдают как дети. И стоит над стеной всеобщий плач и скрежет зубовный. А на стене стоит Тайсон — ум, честь и совесть нашей тусовки. Сам стоит и у него стоит…
Фурыч (перебивая): Какое же ты чмо оказывается. Ты сюда пиво пить пришел или изголяться будешь, антисемит хренов?
Толян: Заголяться не буду, а только наше, пардон, ваше об-чес-тво, вас к столу настойчиво приглашает. Лерыч: Толян, скажи честно, ты, когда в своей думе кнопки нажимал, так же паскудничал? Нет, ты от ответа не уходи. Скажи честно: паскудничал?
Толян (серьезно): Честно? Если честно, то паскудничал — как же без этого! Это вы здесь все в белом — интеллигенция. Одно слово — чатлане, а мы там все в дерьме. Лерыч, я правильно запомнил: Лерыч? Так вот Лерыч, я там, в думе паскудничал, чтобы ты, сынок, мог в своем чате свободно кнопки нажимать. Я, чтоб ты знал, за всю вашу долбанную демократию паскудничал!
Фурыч: Довольно. По-ошли пиво пить.
Рассаживаются за разные столики. Прожектор выбирает один из столиков.
Тайсон: Сколько вам раз говорить, чтобы с дерьмом не связывались?
Тарантино (смущаясь): Тайсон, дама за столом, как вам не стыдно…
Тайсон: Стыдно, стыдно… Да, если хотите знать, то статья Ланского про гражданское общество хорошая была, в высшей степени правильная статья. Но что толку? Надо бы все эти пункты отправить в Совет Европы, пусть там почитают и назначат комиссию по расследованию этого безобразия. А то ведь как, получается — обращать внимание начинают только тогда, когда начинают происходить серьезные факты.
Фурыч: Я нисколько не удивлюсь, если когда-нибудь автор будет причислен к лику святых. А сегодня он всего лишь гениальный безумец.
Лерыч: Ну, вы, блин, сейчас договоритесь до того, что Ланской — непротивленец злу. Да, не по Толстому непротивленец, а бери выше, дальше бери — ученик Махатмы Ганди. Гандист, мать вашу!
Тарантино (утрачивая стыдливость со второй кружкой пива): Мальчики, я же просила. Я же девочка, я же дама, наконец.
Лерыч: Дама, девочка — какая разница! Мы здесь все филологи! Я — филолог, он — филолог, а ты — девочка. Ну, не смешно? На гандиста видите ли обиделась! А вы понимаете, что в перспективе? Нет, вы понимаете? В перспективе движение гражданского неповиновения! А мы к нему не готовы, у нас общество сытое, хотя и не равное. Нас ржа всякая изнутри жрет, и будет жрать, черт побери, пока мы от провокаторов не избавимся!
Фурыч: Тише, не кипятись! Статья хорошая, но абсолютно бесполезная, потому что сытый голодному не товарищ. Удачливые, молодые, образованные хором кричат, что все остальные сами виноваты. Какое к черту неповиновение, если даже люди, говорящие на одном языке, не могут и не хотят услышать и понять друг друга? Ясный п-пень, что законом не заставишь сопереживать тому, к-кому в этой жизни не повезло.
Лерыч: Нет, ты погоди. Ты что хочешь сказать, что это мы — удачливые и молодые, что нам на все наплевать, да?
Фурыч: Не все нужно п-понимать буквально. Я прав Т-тайсон? Т-тарантино?
Тарантино (очень серьезно): Если вы про непротивление, то вот он — отличный повод ничего не делать, а только требовать. И аргумент крепкий: нас тут много, и давно уже много. Лично я за интеграцию и где-то даже за ассимиляцию при условии полного непротивления законам.
Лерыч: Так, не понял. Это значит, в койку и ноги раздвинуть! Так у тебя получается?
Тарантино (краснея): А хоть бы и так. У меня не хуже других получается. В нормальном обществе уважают тех, кто в свою очередь с уважением относится к окружающим. Это — общество, а не зона какая-то с уголовниками.
Тайсон: Стоп, коллеги. Оставьте Ганди в покое. Обсуждайте лучше тупость и лень русского человека. Это ведь так вас возвышает в собственных глазах.
Тарантино (слегка наглея): Вот и я с удовольствием бы обсудила тупость, а еще бы я с удовольствием обсудила вашу чатланскую лживость.
Фурыч: Ты это о чем, к-красавица?
Тарантино: Все чатлане — социальные импотенты и циники. Вы все знаете, но ничего не можете. Почитать ваши посты в чате — ни дать не взять академики по всем наукам. Я сколько раз от сердца посты писала, так нет, все обгадили. Сами вы — гандисты проклятые! Гандите и гандите почем зря!
Тайсон: Девушке больше не наливать.
Вист: Эк, красно-коричневые-то разошлись, сейчас до драки дойдет.
Фу: Фу-у!
Вист: Что — фу-фу? Тебе чужой геморрой роднее своего?
Толян: Отстань от девушки, лучше водки ей предложи.
Вист: А что уже моя очередь?
Толян: Твоя, твоя. А хотите, я вас протестирую? Это не больно!
Фу (лениво): Ну, если это не больно, то, пожалуй.
Толян: Надеюсь, что с теорией Дарвина все знакомы? Если так, то вот вам мой вопрос: с какого именно исторического момента человек может считаться homo sapiens?
Фу: А что есть такой момент?
Толян: Раз спрашиваю, значит есть. Я, между прочим, сам до этого додумался без всякой подсказки.
Вист (азартно): А-а!
Толян: Что а-а?
Вист: Триста пятьдесят очков на барабане! Я хочу передать привет на историческую родину! Дай я тебя поцелую! Подарки в студию!
Официантка ставит на стол две кружки пива и водку в чайном стакане на блюдечке. Вист заразительно хохочет.
Фу (оживляясь): Рекламная пауза! (Выпивает водку из стакана.) Ну, так кто из вас homo sapiens?
Толян: Вы будете смеяться, когда узнаете правильный ответ. Вы каждый день этим пользуетесь.
Вист: Насколько я понял речь идет об изобретении. Это — колесо!
Фу: Сам ты — колесо! Здесь же подколка. Нас в школе учили, что это была палка. Толян, это ведь не палка. Да?
Вист: Кто про что, больной про болезни, а девушка про палки. Хотя в принципе я с тобой согласен, без палки тут не обошлось.
Фу: Вист, ты мудак. (Толяну.) Я сдаюсь.
Толян: Больше чем уверен, что производное от этого изобретения и сейчас на вас.
Фу (удивленно): На мне?
Вист (радостно): На нас?
Толян: Точно утверждать не могу, но иногда мне кажется, что ты этим тоже пользуешься. Впрочем, изобретение первоначально имело одно, но очень важное назначение. Напрягитесь: что отличает человека от животного?
Вист: Ум!
Фу: Значит, ты — животное, потому что ума у тебя нет.
Вист: Логика здесь бессильна. Я сдаюсь.
Толян: Напрягитесь. Это же так просто. Даю подсказу: вас от животных отличает ум. Это значит, что есть нечто, к чему ум был применен впервые, но это не палка.
Вист: Если не палка, то огонь. Молния вдарила в дерево. Дерево загорелось. Обезьяна поборола страх перед огнем и принесла уголек в пещеру. В пещере стало светло и тепло. Самка зажарила на нем ногу мамонта. Примат превратился в человека.
Фу: Фу, как примитивно.
Толян: Сдаетесь? Надо было с вами по стольничку поспорить.
Фу: Але, мужчинка! Мы договаривались на бесплатный тест, а не по стольничку на дармовщинку.
Толян: Да вы бы и сами потом свои стольники отспорили влегкую. Последний раз: сдаетесь? (Выдержав актерскую паузу.) Это туалетная бумага.
Вист: Пипифакс, блин! Прокладки с крылышками! Фу, покажи, чем ты пользуешься: с крылышками или без?
Фу: Толян, докажите теорему.
Толян: Пожалуйста. Где вы видели животное, которое вытирает задницу?
Вист: Ага! Я так и знал, что это геморрой! О чем не начнете рассуждать, а все едино кончаете в заднице!
Под ручку входят Елица и Пикейный жилет.
Фу: Фу-у.
Елица: Привет чатлане!
Пикейный жилет: Фу, я вам сколько раз говорил, что вы голова? Я бы вам пальца в рот не положил.
Фу (лениво): Да я бы и сама не взяла.
Елица: Что ты распинаешься перед ней? У нее же спермотоксикоз от недотраханья.
Вист: А я слыхал краем уха, что спермотоксикоз это болезнь исключительно мужская.
Елица: К тебе, недоносок, это не относится, мать твою!
Вист: Как мило слышать это из припухлых девичьих губ.
Елица: Ты что ль проверял, гондон?
Фу: Елица, ты сейчас неправа. У него, конечно, масса недостатков, но со спермотоксикозом все в порядке. (Потупясь.) Я сама проверяла.
Пикейный жилет: Я же говорил — голова! Фу-у, конечно, но голова! (Всем.) Я понимаю, что вы нас не ждали. За тучными коровами, следуют тощие коровы, за тощими коровами — голод, а вслед за нами сюда идет Юджин.
Фу: Фу-у! Какая гадость эта ваша заливная рыба.
Елица: Я была права — у нее спермотоксикоз, причем в острой хронической форме.
Толян: А вот мы сейчас спросим у Юджина, про первое изобретение человека.
Лерыч: Юджин — не человек. Он — гадость. Об него чат марать противно.
Тайсон: Вы что плеваться сюда пришли? Это банально и несложно. Гораздо сложнее не плеваться при Юджине. Умники, мля! Не нравится — игнорируй.
Лерыч: Юджин выбрал для себя роль правильного русского, с остервенением желающего выслужиться, чтобы власть заметила. Он служит, млин, стоя на задних лапках.
Тайсон: Лерыч, не порти настроение себе и людям. Не надо. Встретишь Юджина, руки не подавай, а подашь, так не забудь потом вымыть с мылом.
Лерыч: А я и не подаю ему руки. Зато я в чате вынужден читать безудержный поток его словоблудия.
Фурыч: Пи-исатель с брендом "Юджин Т-трейд Марк" не разбогатеет и политических д-дивидендов не наживет. Из предыдущего опыта вынес, что статья, подписанная Юджином, несет отрицательную нагрузку.
Тарантино (вновь смущаясь): Прошлое Юджина не запятнано метаниями. Его убеждения, хоть и не вполне сформировались, но отличаются от многих… От ваших во всяком случае. Обидно будет, если Юджин станет как вы. В нем еще живет мятежный дух. Жаль, что он часто пишет то, что не соответствует его настоящим мыслям.
Лерыч: Вы представляете, что говорите, сударыня!? Какое прошлое? Даже маленькое настоящее Юджина — это большая и беспросветная клякса. А если говорить о его незапятнанном прошлом, то Юджин, как честный человек, должен прыгнуть с самолета без парашюта, по дороге принять таблетку цианида, вскрыть вены, застрелиться, разбиться о землю и утонуть. И этого, сударыня, было бы мало!
Фурыч: Послушай, Т-тарантино, когда человек думает одно, пишет другое, а делает третье, то он либо шизофреник, либо п-провокатор.
Пикейный жилет: Я так и знал, что теперь мы будем играть в главную русскую игру.
Толян: В рулетку, что ли? Так ведь револьвера ни у кого нет.
Пикейный жилет: Главная русская игра — это не рулетка, а "Сыщики и воры". Если мне твоя физиономия не нравится или почерк твой не разберу, или пойму твои писания чересчур правильно, то ты — агент.
Тарантино (глупо): Агент чего?
Толян (назидательно): Не чего, а кого. Например, агент спецхрана.
Пикейный жилет: Или го-храна.
Тайсон: Я давно заметил, что каждый, публично предлагающий нечто на русской ниве, немедленно получает от русской же нивы в морду. Получив в морду, либо предлагать перестает, либо демонстративно перестает обращать внимание на плевки в харю и помои на голову. Господа! Нам следует как-то определяться с оценками, иначе вожделенных нами настоящих лидеров мы так и не дождемся — мы их замордуем еще на подступах к трибуне.
Вист: Ваш дружок далеко не лидер. Он еще молодой, но уже бэушный красно-коричневый памперс.
Тайсон: Не нравится, не употребляй.
Вист: Тайсон, а вы не пробовали индивидуально освободиться от земного тяготения? Нет? Смотрите, когда бомжара вонючая входит в автобус, то реакция у пассажиров имеет право быть разной. Не так ли? Кто-то ругает бомжа, кто-то ругает режим, при котором бомжи плодятся в массовом количестве, а кто-то отворачивается и прикрывает нос платком! В данном случае бомж — это данность, данная нам в ощущениях. В автобусе деваться от этих ощущений некуда, можно только реагировать по-разному.
Пикейный жилет: Да, реагировать можно по-разному. Можно этого бомжару взашей и на пинках из автобуса вон!
Елица: Во-во: ейной селедочной мордой, да мне по сусалам.
Пикейный жилет: Чемодан и вокзал никто еще не отменял. Проблема в том, кто ему в другой транспорт билет приобретет. Хотя он и бомжик, но плату за проезд еще никто не отменял.
Вист: Если не хотите быть позорными красно-коричневыми лохами, читайте Юджина. Это не человек, это — феномен в нашем автобусе. Его необразованность преувеличена недоброжелателями. Его хамство напускное. Он хамит женщинам, но они его превозносят. Почему?
Елица: Ой, мля, я сейчас скажу глупость. Мне, кажется, что Юджин дамский угодник. Вот, даже Тарахтино и та его поклонница.
Тарантино (тихо): А это плохо?
Лерыч: Сомневаюсь насчет поклонниц. У Юджина другая ориентация, не имеющая отношения к женскому полу. Некоторым этот феномен еще предстоит осмыслить на практике.
Пикейный жилет: А вот и вторая любимая русская забава: "Голубой, голубой не хочу играть с тобой!" У нас, кто не агент спец-храна или го-храна, тот определенно голубой.
Вист: Вообразите только — голубой агент спецхрана! А что тут такого? Я, например, знаю очень забавную парочку. (Протягивает кружку с пивом под нос Пикейному жилету на манер микрофона. Издевательски.) Давеча, когда вас пользовали через ваш геморрой, что вы почувствовали в тот момент? Больно было или не очень?
Лерыч (Пикейному жилету): А вы сами-то кто будете? Агент или голубой? А может быть вы еврей? Это ведь третья национальная русская забава: если не агент, то голубой, а если не агент и не голубой, то определенно еврей.
Пикейный жилет: Я бы вам пальца в рот не положил.
Лерыч: Вижу, что не угадал, потому что вы и то, и другое, и третье одновременно. Ваш друг Юджин испытывает оргазм от каждого появления своего имени даже в самом захудалом чате. Он не комплексует даже тогда, когда его и агентом, и голубым и евреем в глаза обзывают. Что я не прав?
Пикейный жилет: Юджин — это голова! Но он не мой друг.
Фурыч: Что вы з-заладили про свою голову. Не хочете класть, так не кладите. Коллеги обратите внимание на ярко выраженный мазохистский комплекс Юджина. Это же классика! Чем больше мы его т-тово, тем больше ему эт-тово. В кайф, то есть. У него от т-тово — эт-тово крылья распускаются, как у павлина хвост.
Фу: Он не павлин, а щенок, который старается подражать большому барбосу. С учетом явно завышенного самомнения и страсти к самолюбованию получается весьма забавно. Но мальчик все-таки растет и развивается. Хотя все равно ясно, что подлец будет первостатейный. Впрочем, почему будет? Уже есть.
Тарантино (снова наглея и волнуясь): Юджин у вас денег не занимал и не просил. Он вам перед выборами ничего не обещал, даже жениться и то на вас не обещал. Надо быть к молодому человеку импотентнее.
Лерыч (подсказывая): То-ле-рант-нее.
Тайсон (задумчиво): Я думал, что это мужская привилегия мочиться против ветра.
Тарантино (зло): Вот именно, чем толерантнее, тем импотентнее. А ты, Тайсон, первый импотент среди толерантных. Бегаешь тут кругами: "Ребята, давайте жить дружно!" Вот, что ты конкретно предлагаешь, кроме "ребята, давайте жить"? Вы и вправду думаете, что, нанося оскорбления другим, можно жить дружно? Вы действительно думаете, что смелость заключается в умении облаять как можно больше народу? Садюги, млин, креста на вас нет!
Тайсон: Ты всех достала! Твой Юджин позволяет себе хамство по отношению к женщинам. Он, не разбираясь толком ни в чем, позволяет себе громкие заявы с апломбом корифея всех наук. А притом, что он изощренный политический провокатор, его умение бойко писать делается весьма опасным. Так как же мне к нему относиться?!
Лерыч: Пороть, пороть и еще раз пороть! Пока он молод, пока это, возможно, еще возымеет последствия. Надеюсь, положительные.
Тарантино (с надрывом и слезой в голосе): Да трудно ему, люди, надо ведь вас всех любить беззаветно. Любить таких вот разных, а это не всегда получается! Даже у меня не получается. Добрее надо быть, а не толерантнее. Люди! Мы же воспитывались на русских сказках, а там добро всегда побеждало зло. Мы же рождены, чтобы сказку сделать былью. Люди мы или не люди, наконец?!
Пикейный жилет (обнимая Тарантино): Коллеги, Юджин — это голова! Я бы ему в рот не положил. Не-эт, никак не положил, потому что откусит ведь падла! Как есть оттяпает по локоть, а то и по плечо. Пока вы за никами прячетесь, Юджин свое перо на вас оттачивает. Он в боях с вами закаливает свои четыре половинки — две сверху и две в задней части. Он свой рейтинг политический взращивает неимоверно на ваших фекалиях… Печально это: вы его дрочите с пристрастием, а он стоит как оловянный солдатик. (Тарантино.) Ну, что ты, маленькая, не надо так убиваться по пустякам.
Лерыч (разглядывая парочку): В человеке может ничего не остаться человеческого, но он всегда достоин сострадания. Затыкайте носы, пока не нанюхались вдоволь — это дерьмо смердеть будет долго.
Вист (радостно): Во-во, дерьмо с кровью! Пейзаж в красно-коричневых тонах.
Входит Юджин.
Фу: Фу-у. Еще не вошел, а уже смердит.
Юджин (вежливо): Добрый вечер!
Лерыч: Был добрый.
Юджин: Что так? Наверное, мои косточки перемывали?
Тарантино (понимая, что закладывает присутствующих): Юджин, не обращай внимание на больных, которые поливают тебя грязью, это они по своей тупости и зависти делают.
Лерыч (декламирует отворачиваясь): С подонком я, конечно же, знаком, Мир не видал еще такой изрядной смеси: Составлен он из подлости и спеси, И не понять чего же больше в нем. На чате он почти мудрец, в гостиной он почти дурак, В спецхране он почти подлец, в пивнушке полный он мудак.
Юджин (подходит к столику Тайсона): Здесь свободно?
Тарантино: Ну разумеется!
Фурыч: Девушка ошиблась. Здесь занято!
Юджин (поворачиваясь к столику Фу): Как я понимаю, у вас тоже занято.
Фу: Естественно.
Пикейный жилет: Могу уступить свое место.
Толян: А вот мы ему сейчас загадку загадаем. Скажи-ка, Юджин, какое изобретение сделало из обезьяны человека.
Юджин (не задумываясь): Скакалка!
Вист (ни к кому конкретно не обращаясь): Во млин! И у этого — какалка!
Тарантино (усаживая Юджина за свободный столик): Не обращай внимания, это Вист, он известный русский шовинист и гетеросексуал.
Юджин (подозрительно): Вы это на что намекаете?
Тарантино (невинно): Да так. Может быть, пивка закажем?
Юджин: Пиво это мелкобуржуазный напиток. Пиво в СССР пили исключительно деклассированные элементы из рабочего класса, чекисты и коммунисты. Пить пиво в приличном обществе считается дурным тоном.
Лерыч (задираясь): Во, загнул! Без пол-литра не разберешь: то ли в приличном обществе считается дурным тоном пить пиво, то ли пиво пить в приличном обществе — это дурной тон. Мы для тебя недостаточно приличное общество? Нет, ты мне ответь общество мы или нет?
Юджин (преувеличенно спокойно): Следует, видимо, сначала разобраться, отчего у нас, политических аналитиков такая неприязнь к людям, способным аккумулировать наши проблемы через свое миропонимание и предлагать свое видение их решения.
Лерыч (поперхнувшись пивом): У кого? У нас?
Фурыч: У нас — у анал-литиков.
Вист (речитативом): Бояре наши коли начнут за здравие, то кончат завсегда в анале-э.
Юджин: Вы не ослышались, именно у нас. А не нравится вам такая постановка вопроса, можете уезжать на свою историческую родину.
Лерыч (зверея): Да ты знаешь, где моя историческая родина? Сказать, да? В манде моя историческая родина. Вот и попробуй меня туда выслать не на словах, а на деле!
Юджин: А сколько раз вы посылали меня в задницу на словах, а не на деле? Может быть, напомнить? Успокойтесь. Выселять вас — это не моя функция.
Тайсон: Юджин, я бы вам посоветовал не поучать других наставлениями типа: "чемодан, вокзал, Россия". Поскольку Вы еще молоды для этого, то ваши поучения могут старшим поколениям показаться оскорбительными.
Елица: Мать вашу! Если все русское вызывает у вас злобу, то зачем вы вообще говорите по-русски? Говорите на каком-нибудь иностранном языке, например, на "п-пиджн инглиш". Не стесняйтесь, мы вас даже еще лучше понимать будем.
Юджин: Я говорю по-русски, потому что это мой материнский язык
Лерыч: Русский аналитик, млин!
Юджин: Довольно странно слышать все это от людей, называющих себя интеллигентами. Это националистический подход. Я каждый день слышу: если ты — русский, то единственное, чем ты можешь здесь заниматься, это шпионская деятельность в пользу России.
Тарантино (с умилением): Как это правильно, мой мальчик. Именно в пользу, а не во вред.
Юджин: Если мне и было в жизни стыдно за то, что я — русский, то только тогда, когда местные защитники прав национальных меньшинств орут во все горло об ущемлениях и дискриминациях. В такие моменты хочется сквозь землю провалиться!
Лерыч: Туда тебе и дорога!
Вист: Провалиться вместе с правозащитниками?
Юджин (не реагируя на реплики Лерыча и Виста): Я вообще хочу стереть из местной политической действительности понятие "национальные интересы России и русских". Мои интересы направлены исключительно на процветание моей единственной родины, и моя национальность не играет определяющей роли в моих политических предпочтениях.
Тайсон: Вы хоть понимаете, что вы сейчас сказали?
Юджин (искренне): Я в этом отдаю себе отчет. Моя позиция — единственно верная. Меня на прошлых выборах сразу пять национальных партий приглашали в свои списки, но я отказался, потому что я русский.
Пикейный жилет: Юджин — это голова! Десять греческих городов состязались за право быть родиной Гомера, но Юджин и Гомера перещеголял. Даром, что Гомер был слепой, а наш Юджин зрячий. Юджин: Вдумайтесь, что я вам говорю: Россия — наша мама, а отечество — наш папа. Местные русские люди — всего лишь продукт эпохи, выкидыш от несчастливого брака мамы и папы.
Лерыч (с угрозой): Сам ты — выкидыш от несчастливого брака.
Юджин (кивая на Лерыча): Видите, за примерами далеко ходить не надо. У русских людей здесь, а не в Гондурасе каком-нибудь большой кризис самоидентификации. Кстати, термин "выкидыш" я употребляю не для того, чтобы кого-нибудь оскорбить. Надеюсь, что это понятно?
Лерыч: Млин, если у тебя у самого "гондурас" чешется, так чеши его дома, а не в пивнухе. Не порти людям субботнее настроение.
Тайсон: Понимаете, Женя, если стереть национальные интересы русских из политической действительности страны, то на хрен вы кому интересны и нужны будете в своих пяти туземных партиях.
Вист: Я в чате вычитал диагноз для Юджина. Мне так понравилось, что я выучил его наизусть: "Русско-про-ла-лия сиречь мания грязноругательства на Россию на почве комплекса психических болезней, алкоголизма и половых извращений, отягощенная копрофилией сиречь извлечением полового удовлетворение при говорении, написании, прочтении, и поедании экскрементов".
Юджин: Я не обижаюсь.
Лерыч (с угрозой): А мы обижаемся. Я тоже один из твоих диагнозов в чате запомнил: "Страдает комплексом кастрации в виде наказания за детский онанизм, отягощенный проявлениями мазохизма".
Тайсон: Понимаете, Юджин, ваш комплекс вины за весь русский народ и преступления им не совершенные в действительности, может привести к настоящему преступлению ради получения заслуженного наказания. Вы действуете как профессиональный провокатор в сфере политического садо-мазохизма.
Юджин: Я же сказал, что не обижаюсь.
Тарантино (наглея): А вот мне обидно за то, что такого чистого и честного парня травят как собаку бешеную. Интеллигенты-импотенты толерантные!
Фурыч: Ж-женщина, не встревай в разговор мужчин. Здесь тебе не чат.
Тарантино: Это кто здесь мужчина? Ты что ли? (Указывая на Юджина.) Может быть он? Да он еще мальчик!
Юджин (откашливаясь, видно, что задело за больное): Кхе-кхе… Ну я… это… не совсем мальчик.
Вист (весело): Знамо дело, не мальчик, но и не муж. Значит, девочка!
Елица (кивая на Юджина): А я что говорила, у него спермотоксикоз в острой хронической форме! Девки, парня надо лечить пока не поздно! Дайте ему сиську с молоком и он сразу успокоится.
Фу: Фу-у. Пусть Тарантино лечит этого придурка, это у нее матерный комплекс.
Толян (рассудительно): Матерный комплекс это, когда любят мать, а не ее сиську.
Фу: Матерный комплекс это, когда твою мать, Толян, все время вспоминают недобрым словом.
Толян: Господа! Господа! Мать вашу! У меня в голове все перепуталось. Сейчас какая жизнь — нормальная или виртуальная? Если нормальная, то я хочу выпить. Но за что?!
Елица: Все смешалось в доме Облонских — Толян опять нажрался.
Фу: Фу-у, какая свинья это ваш Толян!
Толян: Неправда ваша! Просто у меня в голове все смешалось — и жизнь, и любовь, и смерть. За что же выпить? Если жизнь — виртуальна, то и смерть не кажется мне такой неизбежной. (Вопросительно.) Выпьем за любовь?
Вист: Этот тост я, пожалуй, пропущу.
Толян: Как скажешь, как скажешь…
(Пьет один.)
Свет гаснет. Прожектор выхватывает из темноты столик, за которым сидят Юджин и Тарантино.
Тарантино (слегка причитая): Мальчик мой хороший, ты не слушай этих придурков. Ты самый умный, ты самый образованный. Ты вообще самый-самый. Хочешь, я буду любить тебя? Назло им буду любить тебя.
Юджин: Назло нельзя. Попы говорят, что это грех. Надо любить просто так.
Тарантино (ласково): Вот дурашка. Мне же денег с тебя не надо. Я буду любить тебя просто так, как мать.
Юджин: Как мать не надо. У меня уже есть мать. Она русская.
Тарантино (преданно): Тогда я буду любить тебя как старшая сестра.
Юджин: Если как старшая сестра, то это инцест.
Тарантино (обрадованно): В инцест, в инцест!
Юджин: Простите, сестренка, но инцест — это не то что вы подумали, это термин, который обозначает кровосмешение.
Тарантино (распуская руки): Обожаю кровосмешение. Пусть эти чатлане вонючие сдохнут от зависти.
Юджин (наставительно): Кровосмешение — это когда секс между близкими родственниками. Я не могу спать со своей старшей сестрой.
Тарантино: Так я ж не твоя сестра, мы ж будем родственники понарошку.
Юджин: Ага, понарошку. А какой мне потом диагноз поставят в чате? А я должен быть чистым. Чтобы политик был независимым у политика должно быть незапятнанное прошлое. Инцест даже понарошку это не для меня. Смотрите, как алчно смотрит на меня Толян. Он уже сейчас готов сожрать меня с потрохами. Пейте пиво, сестренка, и забудьте про инцест.
Тарантино: Жаль, а ведь как заманчиво звучит. (Произносит с наслаждением.) Ин-цест. (Пробуя на вкус) Ин-це-ест…
Юджин: Сестренка, скажите мне честно: меня здесь обсуждали?
Таратино: Еще как!
Юджин: Кто больше всех на меня катил?
Тарантино: А вот Лерыч больше всех и катил.
Юджин: Так, Лерыч — агент гохрана. Кто еще?
Тарантино: Фурыч, а кто же еще.
Юджин: Фурыч — агент спецхрана. Кто еще?
Тарантино: Вист и Тайсон.
Юджин: Вист — гетеросексуал и антикоммунист, Тайсон — агент КГБ. А что Толян, тоже на меня тянул?
Тарантино: Никак нет, Толян не тянул. Толян помалкивал, но помалкивал очень уж красноречиво.
Юджин: Поясни.
Тарантино (надувая щеки): Вот так помалкивал, чуть не лопнул.
Юджин: Странно. Толян агент влияния. Почему молчал? Почему не влиял?
Тарантино: Женичка, агент влияния — это кто?
Юджин: Агент влияния получает свои деньги от государства, в чьих интересах влияет на нашу внутреннюю политику.
Тарантино: Кошмар! Неужели на нашу внутреннюю политику можно влиять из-за границы?
Юджин: Можно, но я тебе этого не говорил, сестренка. За такие разговоры знаешь, что бывает? Давай лучше про инцест.
Тарантино: Я не хочу про инцест, раз нельзя им заниматься.
Свет гаснет, и прожектор выхватывает из темноты другой столик.
Фу: Потуги Юджина быть политическим аналитиком это жалкое зрелище. Однако еще мгновение, и он сольется в экстазе с этой шлюхой Тарантино.
Елица: Не сольется! Извини, Фу, ты не врубаешься в тему, но лезешь везде и всюду с комментариями. Ну что ты понимаешь в феномене Юджина? Ни-че-го! Юджин — это часть политики, а не конкретная личность, которую мы не уважаем ни здесь, ни в чате. Смотри, в чате его не уважают, но портал печатает его статьи регулярно. А почему? Потому что он раздражает всех. Суть демократии в том, что мы допускаем его существование, хотя и не уважаем.
Фу: Это я-то не врубаюсь в демократию? Его печатают, потому что он совершенно безвреден. Более того, он стерилен. Он — проблема, но только для нас. Понятно? Он — новое слово в журналистике. Его словоблудие переходит всякие границы. Лишь бы засветиться, лишь бы свое лыко вставить во всякую строку. Никто не считается с мнением большинства, каждый норовит навязать свое!
Елица: Прости, дорогая, а не один ли хер? Суть демократии — это жесткость. Демократия это насилие легитимного большинства над легитимным меньшинством и над всеми нелегитимными меньшинствами. Юджин — это новая волна в журналистике. Он не навязывает нам своего мнения, он просто выражает мнение легитимного большинства в отношении нелегитимного меньшинства.
Фу (передразнивая): Поскольку мы здесь меньшинство нелегитимное, так не один ли нам хер, что он нам навязывает?
Толян: Девочки не ссорьтесь!
Фу: Тогда пусть кто-нибудь принесет мне водки. Не слышу ответа!
Толян: Хотите анекдот? Преподаватель на экзамене спрашивает студента как его фамилия. Студент отвечает, что Иванов и улыбается. А профессор его спрашивает, чего это он там разулыбался. А студент ему: "Доволен, что хорошо ответил на ваш первый вопрос".
Елица: Это как прикажете понимать? Фу самой, что ли за водкой топать?
Вист: А давайте на пальцах бросим, кому сегодня обслуживать Фу.
Елица (удачно имитируя Герцогиню из "Алисы в стране чудес"): Фу-у как это неприлично. Правительство, отрубите ему голову!
Толян: Да, благородство это не самая сильная черта вашего характера, Вист.
(Толян уходит за водкой и быстро возвращается с двумя стаканами.)
Фу: Кстати, о правительстве. Как вам понравился этот чудак на букву мэ со своим последним заявлением?
Пикейный жилет: Мэ — это министр, я так полагаю? Он, конечно, голова и я бы ему вообще ничего не положил, даже зарплаты. Он вполне способен сам себя обеспечивать даже премиальными ежеквартально.
Фу: Мэ — это мудак на букву чэ.
Вист: Не вижу повода для обсуждения этого чэ на букву мэ за субботним пивом. Для этого существует чат и рабочее время.
Елица (задумчиво): Не скажите. Тут есть предмет для разговора. Правильно, Толян? Есть. Тут ведь важно, что этот чэ-мэ несет с броневичка, а несет он извините фуйню-муйню.
Толян (иронически): Надо его наказать. Пусть за базар отвечает.
Елица: Ага! Главкома ВВС на ковер. Приказ — нанести превентивный удар по Великому соседу. Да ты не дрейфь, Фу, сосед большой промахнуться трудно, имхо. Промахнуться практически невозможно. Это мы маленькие, это они могут по нам не попасть.
Вист: Прав был старик Достоевский — широк русский человек. Я бы его убавил вслед за классиком.
Елица (приказным тоном): Ма-алчать, трепло! Да мы их ссать стоя научили, когда они с дерева слезли. А туда же — в политику!
Вист: Во-во! Я слыхал, что в одной бывшей союзной республике автохтонное население называют зверями. С дерева уже слезли, а в человека еще не превратились.
Пикейный жилет: Теперь надо говорить так: с дерева уже слезли, а туда же в Евросоюз.
Фу (очень серьезно): Звери — это для Евросоюза это вопрос жизни и смерти. Если Европа не сумеет цивилизовать зверей, то союз распадется. Впрочем, вся история человечества — это история синтеза мировых империй из национальных государств единственно в целях их неизбежного последующего распада. Подлинный интерес народов в том, чтобы после распада империи самосохраниться. Национальные интересы защищать надо! Вот почему мы стоим национальное законодательство. Первично оно, а не международные договоры и конвенции. На законы нельзя обижаться. Вот, Толян, не обижается же на законы природы. Правда, Толян?
Толян (крайне иронически): Девушке пришла в голову мысль, и теперь она упорно ищет там мозг. А его там нет, он ушел к NATS за лесными орешками.
Вист (подыгрывая Толяну): Ей водка строить и жить помога-а-эт. Она зовет и ведет Фу вперед. И Фу с водярой по жизни шага-а-эт, она нигде никогда не попадет.
Елица (Висту): Ма-а-алчать, трепло кукурузное!
Толян: Трепло кукурузное — это ник Никиты Сергеевича Хрущева, а нашего постреленка в чате зовут Вист.
Пикейный жилет: Вист — это голова. Не Утесов, конечно, но голова. В тебе, Вист, большой актер пропадает, если, конечно, он не сопьется по дороге к триумфу.
Вист: Что ты понимаешь, старик! Для меня еще такой сценарий не написан, чтобы я в окопе из пулемета тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та! (Входя в роль.) Гранату — бум! Фекалии — вау-ау! А я из пулемета тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та! Еще граната — бум! Фекалии — вау-ау, вау-вау! Психическая атака красно-коричневых захлебнулась кровью! Наши наступают по колено в геморрое! Ничего, Петруха, сапоги будем мыть в Индийском океане.
Толян (подыгрывая Висту): Предателей на фонарный столб! Анка, к пулемету! Да здравствует контр-революция!
Елица: А ты Лимонова попроси. Он тебе такой сценарий сочинит, что в Голливуде от зависти удавятся.
Вист: Лимонову нельзя — он нацбол. Он — геморрой красно-коричневый.
Фу: Про сапоги в Индийском океане это ты у Жириновского слямзил?
Вист (в кураже замахиваясь пивной кружкой): Ложись, суки геморройные! Всех к чертовой матери подвзорву одной гранатой!
За соседним столиком в истошно визжит Тарантино.
Тарантино: Уберите отсюда этого придурка!
Юджин: Успокойся сестренка! Он не придурок. Его таким мама родила. Он в Чапаева поиграет и успокоится.
Тарантино (всхлипывая): Он, правда, больше не будет?
Юджин: Честное слово. У него в руке не граната, а пивная кружка. Он здесь никого не может испугать даже умственной силой страха перед взрывом. Правильно в песне поется: (переходя на пиджн-инглиш) Oh, thous russians!
Тарантино: Ты же сам русский.
Юджин: Да, я — русский, но я местный русский. Поэтому я так ненавижу этих русских с материка ГУЛАГа. Видела в музее вдоль стены выставлено полсотни фанерных чемоданов? Но эти козлы намеков не понимают! Они по музеям не ходят. Придут с работы и на кухне водку жрут. Потом друг другу морды бьют: Вася, ты меня уважаешь?! Им в глаза говоришь: вот чемодан, вот вокзал, там — Россия! Обижаются! Но придет час расплаты. Гайки завернут по самое-самое! Никакая Европа не поможет, а я помогу… Я сам буду гайки закручивать по самые помидоры!
Тарантино (с восхищением): И яйца в дверь будешь зажимать?
Юджин: Дверей у нас хватит. Двери у нас теперь все железные! Хрен им, а не пенсии! Мы у них все отнимем. Историю уже отняли! Здоровье отняли! Ум, честь и совесть отняли! И прессу русскую у них отнимем на хрен! Зачем им пресса? Задницу можно туалетной бумагой подтирать. Вместо "Правды" — таблоид красочный! Вместо "Известий" — еще таблоид только на мелованной бумаге — пусть подавятся!
Тарантино: А что такое тиблоид?
Юджин: Те же яйца только в профиль.
Включается еще один прожектор и освещает столик Тайсона, Фурыча и Лерыча.
Лерыч (слегка навеселе): Скажи-ка мне, Юджин, когда ты свои статейки тискаешь, ты учитываешь, что существуют и другие мнения кроме твоего мнения об этих мнениях?
Юджин: Зачем мне знать чужое мнение, когда у меня есть свое?
Лерыч: Это правильно. Чукча не читатель, чукча — писатель! Ты наша чукча, Юджин! Ты наше вырождающееся меньшинство. Мы тебя беречь должны. Кино про тебя должны снимать документальное и художественное.
Юджин: Кстати, я недавно смотрел фильм про американский конгресс. Мне очень понравилось, потому что половина фильма целиком была про нашу жизнь.
Лерыч: Интересно, какая половина — верхняя или нижняя?
Юджин (не обращая внимания на реплику Лерыча): Я лежал со смеху в зале, и мне было с чем сравнивать. Оказывается, работа Конгресса США не сильно отличается от работы нашего парламента. Там один персонаж был — сенатор, отставной полковник. Он рассказывал про то, что в Америке навалом местечек с индейскими названиями, но индейцев в них давно уже нет. Вы же не хотите, чтобы у нас от коренного населения остались одни названия хуторов?
Фурыч: А ты не ошибся, п-парень? Может быть, ты смотрел "Красную реликвию" Нет? Ну, тогда это были "Ф-фамилии в камне" — кино не для всех. Во всяком случае, не для нас. Вист: Фекалии в камне — оч-чень оригинально! Прямо канал "Дискавери"- окаменевшие фекалии динозавров. Находка века! Жаль только, что не для всех.
Лерыч: Если кино не для всех, то это вопрос к Тайсону.
Тайсон: Это кино для относительно большой группы людей, которых я субъективно объединяю под общим названием "эстетствующие пидоры".
Лерыч: С этого места нельзя ли поподробнее?
Вист: И погромче! А то у нас Фу оглохла от визгов Тарантино.
Тайсон: Пожалуйста! Я имею в виду вовсе не жеманных юношей, пользующих друг друга при свете "Голубой луны", хотя и такое бывает. Нет, это абсолютно свободная от сексуальных ориентаций категория наших современников, вступить в которую легко и просто. Быть эстетствующим пидором теперь считается круто.
Толян: Ага! Я, кажется, понял, к чему клонит киновед Тайсон. Поскольку в Каннах нет такой номинации, то киноведы называют его "кином не для всех".
Тайсон: Совершенно верно. Если видите такое название, то знайте, что это фильм для эстетствующих пидоров. Эти картины отличаются особой, бессмысленной вычурностью. Какие-то мутные сцены, лишенные всякого смысла и недоступные пониманию. У актеров стеклянные глаза. Не реплики, а поток сознания, который изливает стенной шкаф, к примеру. В фильме нет, и не может быть никакого смысла. Все равно как порнуху посмотреть, где дергающиеся гениталии заменили на нечеловеческие лица.
Вист (озабоченно): Послушай-ка Тайсон, а ты ничего об этом Тарантино не говорил?
Тарантино (возмущенно): Мы с ним про пидоров не разговариваем!
Вист: Ага! Значит, это он сам криминального чтива объелся от заката и до рассвета?
Лерыч: Усохни, Вист, когда Тайсона понесло!
Тайсон: Я могу продолжать? На чем я остановился? Ах, да! Посмотрит эстетствующий пидор такой фильм, ни хрена не поймет, но другим загнет типа: "Круто! Концептуальная неосознанность постиндустриального периода неологизмов. Имманентная трансцендентность секстопомании в современном кинематографе".
Тарантино: Я не поняла ни слова. Что такое секстопомания?
Юджин: Это как инцест, только сбоку.
Тарантино: В профиль?
Лерыч: Дайте Тайсону закончить, наконец!
Тайсон: Кончаю, наконец. Кто вообще ни хрена не понял, те плюнут и разойдутся. Если же среди них найдется хоть один, который тоже ни хрена не понял, но вдруг подтвердит, что это круто, всё — мы имеем свежеиспеченного эстетствующего пидора. Его еще можно исправить, однако он уже встал на плохой путь: мол, я-то понял, а вы, мразь тупая, никогда не дойдете до этого, вам этого не дано. Елица: Если я все правильно понимаю, то эстетствующие собрались не только в кинематографе?
Тайсон: Правильно. Все вышесказанное касается идиотской музыки, музыкантов без слуха, поэтов, не умеющих рифмовать слова, криворуких художников, не умеющих рисовать, политиков, не умеющих делать политику и так далее. Эстетствующий пидорцизм можно найти везде и распознать его легко. Главное быть честным и, прежде всего, перед самим собой. Не надо искать скрытые секреты в пустой комнате, потому что их там нет, и никогда не было.
Вист (речитативом): Бояре! В эстетстве смысла нет. Мысль там по-о-рочна и пидором ты станешь то-о-очно!
Толян: Я же говорил, что это стена плача, а наверху стоит Тайсон.
Юджин: А мне "Красная реликвия" нравится. Если выйдет на ди-ви-ди, то я обязательно куплю. Не потому, что я — эстетствующий пидор, а просто, из любви к отечественному искусству. Может быть, кому-то и не понятно, что там к чему, не дозрели значит до настоящего искусства. А ведь это кино — единственный товар нашего кинематографа, который можно продавать на европейском рынке.
Вист (назидательно): Смотрите, чатлане, как тема извращенчества под красно-коричневым соусом эстетства завела нашего парня! Его бьет приятная дрожь, глаза блестят, даже рот открылся от предвкушения. Нет, он не эстетствующий, совсем даже не эстетствующий!
Елица: Вист! Пора остановиться, даже если ты и прав, в чем я лично сомневаюсь. Похоже, что некоторых эстетствующих чатлан очень заводит тема самого Юджина. Спокойне-э надо быть, млин! Спо-кой-не-э!
Фурыч (тоскливо): А ведь мы пивка собрались попить. Л-люди добрые! Здесь п-пивнушка, а не чат, имхо. В чате ругайтесь на здоровье.
Пикейный жилет: А я всегда говорил, что Тайсон — это голова! И Вист– это голова! И Елица — это голова! И Юджин — голова. У него во всяком случает есть шанс стать настоящей головой, в отличие от нас. У нас тоже есть все шансы. У нас нет только одного шанса — объединиться. А знаете почему?
Вист (услужливо): Потому что эстетствующие?
Пикейный жилет (назидательно): Потому что у голов нет туловищ, нет рук и ног. Мы как ангелы — все про всех знаем, но ничего сами не можем. У нас рук нет, а крылья есть. Крыльями много не наработаешь.
Тарантино: Ты говоришь моими словами.
Пикейный жилет (мрачно): Тем хуже. Я ухожу.
Вист (в спину Пикейному жилету, дурашливо): Сюда я больше не ездок. Карету мне, карету!
Пикейный жилет уходит.
Фурыч (Лерычу): А ведь он прав — валить отсюда надо! Ка-ак быстро они от умных речей перешли к пьяному базару. Я, конечно, не Тайсон, но очень мне не хочется мараться. Вист прав, когда твердит нам каждый раз, что эти умственно-политические фекалии п-потом отстают от кожи только с кровью.
Лерыч: Здесь стало душно. Валим не прощаясь, по-английски.
Фурыч и Лерыч уходят.
Вист (в спину Фурычу и Лерычу, очень серьезно): Все познается в сравнении, господа. Вы еще ничего не поняли в ситуации умом, но уже кожей почувствовали, что это — дерьмо. Прогресс существенный. М-да, жаль, что вы не бойцы, однако!
Толян (насмешливо): Не жалей их, Вист. Они выбрали чемодан. Теперь надо показать им, где вокзал.
Вист (грустно): В нашей стране все дороги ведут на вокзал. Но в какую сторону ехать — вот вопрос! В метрополии нас не ждут, в Европе — тем более, в Америку не пускают, а Восток необрезанных вообще не принимает.
Толян (еще более насмешливо): Тебе же ясно сказали — кочуй с вокзала на вокзал.
Вист: Ты — балбес, Толян. Это же мне отказали в гостеприимстве, хоть я и не вечный жид.
Толян (резонно): Но и не сын Божий.
Вист: Я — человек!
Толян (насмешливо): Что-то гордости я не слышу в твоем заявлении. Ты не забыл, что в человеке все должно быть прекрасно — и лицо,и мысли, и одежда…
Юджин (подыгрывая Толяну): И чемодан!
Толян (соглашаясь): И чемодан! А то!
Вист (все также грустно): Чума на вашу тузлу.
Тарантино: А что такое тузла?
Толян: Тузла — это коса. Варвара краса — девичья коса.
Тарантино: Я поняла — это кино не для всех.
Толян (услужливо): Позвольте мне кое-что объяснить — кина не будет. Во всяком случае, сегодня не будет.
Тарантино: И почему кина не будет?
Толян (пьяно): Потому что нас всех тошнит. Ы-ы-ы!
Фу: Ну, все, с меня довольно. Толян, ты со мной или с Тарантино?
Толян (неожиданно бодро): Я — со всеми!
Фу: Понятно, нажрался скотина. Короче, кто проводит бедную Настю?
Вист: Я, но при условии, что мы дернем на ход ноги.
Фу: На ход ноги согласна, но никаких на брудершафт.
Вист: Я мигом!
Вист уходит и моментально возвращается с двумя чайными стаканами. Молча пьют и, не прощаясь, уходят.
Вист (в дверях, имитируя стрельбу из пулемета): Тра-та-та-та! Тра-та-та-та! Бух! Вау-у! Тра-та-та-та! Вау-у! Бух!
Юджин (задумчиво глядя вслед Висту и Фу): Вот — соотечественники достойные своего отечества. Лезут со своим тра-та-та ко всем подряд. Думают, что их любить будут за дешевые автоматы калаши, танки и безнадежно устаревшие самолеты. Вот, где безнадега! Стереть! Все стереть! Безжалостно стереть! Стереть из местной действительности само понятие русских национальных интересов и как можно быстрее. Стереть! Пока они не очухались и не вернулись с претензиями. (Взволнованно.) А что как действительно вернутся? Они ведь потомки тех, кто в Европу из Советского Союза ездил только на танках.
За сценой внезапно раздается голосом Виста: Тра-та-та-та! Тра-та-та-та! Бух! Вау-у! Тра-та-та-та! Вау-у! Бух! Бух!
Юджин инстинктивно втягивает голову в плечи.
Тарантино, Тайсон, Толян, Юджин и Елица стоят вокруг одного из столиков.
Тарантино (нагло): Как я понимаю, заседание продолжается, несмотря на то, что лед тронулся. Юджин, что ты молчишь?
Юджин: Не сейчас, сестренка. Мне еще за сто километров ехать на премьеру "Тиля Уленшпигеля" в деревенском театре.
Тарантино (еще наглее): Идем со мной, и я покажу тебе твоего тиля!
Юджин: Я же объяснял тебе, что это инцест, и ты знаешь, какой диагноз мне поставят в чате.
Тарантино: Не хочешь смотреть на своего тиля, так я тебе свою тильку покажу. Ну, пойдем, займемся делом. Ну, я прошу тебя. Мы же теряем время даром.
Юджиин: Время для болтовни закончилось, но еще не пришло время для действий.
Тарантино: Смотри, я ухожу одна.
Юджин: Будь осторожна на улице. Уже поздно.
Тарантино (истерично): Да пошел ты со своим уленшпигелем! Я поняла, в чем твоя проблема: ты сам хочешь быть как все. Ты не такой, но хочешь быть похожим на них. (Презрительно кивает на Толяна и Тайсона.) Но ты никогда таким не будешь. (Просительно.) Тиль?
Юджин: Уже поздно. Тебе пора идти, сестренка.
Тарантино, размазывая слезы по щекам, уходит не прощаясь.
Толян (глядя вслед уходящей Тарантино): Я не буду оригинален. Если смерть так неизбежна, как о ней рассказывают, то я пью за смерть. Нет! Я пью за ожидание смерти, которое здесь называют жизнью. (Юджину.) За виртуальную жизнь, за вас, Юджин!
Юджин: Не обращайте внимания. У нее тараканы в голове.
Елица: А у тебя?
Юджин: А что у меня?
Елица: А у тебя в голове есть тараканы?
Юджин (задумчиво): Ну-у, не знаю. Наверное, есть, но гораздо меньше, чем у вас. И уж точно меньше, чем у Тайсона.
Тайсон (раздраженно): У нас в чате принято доказывать оскорбления.
Юджин: А чего тут доказывать? Все мои доказательства вы немедленно спишете на эстетствующий пидорцизм. И потом я не хотел вас оскорбить. Просто формула "чемодан — вокзал — Россия" существует для вас и вам подобных вне зависимости от того, что вы сами об этом думаете.
Тайсон (переходя на ты): А ты не пожалеешь когда-нибудь о том, что ты сейчас сказал?
Юджин: Мы живем в демократической стране.
Тайсон: Ты подонок!
Юджин: Я отдаю себе отчет, что добрая половина дежурных комментаторов в чате не получит суточную пайку хлебом и папиросами, если публично не скажет обо мне какую-нибудь гадость. (Толяну, назидательно.) А всяким "русским политикам" я настоятельно советую определиться с понятиями в истории той страны, где вы сколотили свою резидентуру и пятую колонну. Жить надо по местным понятиям, а не по иллюзиям.
Толян (пьяно рассуждает): А кто вообще сказал, что мы живем? Если по понятиям, то мы скорее не живем, чем живем. Есть ли жизнь на Марсе? Нет, — отвечает армянское радио, — там ее тоже нет! Так есть ли у нас пятая колонна? Отвечаю — скорее нет, чем есть. Почему? Потому что все хотят есть каждый день, три раза как минимум. Кто сказал, что я — резидент? Конечно, я резидент. В смысле местный житель. Все местные жители — суть резиденты. Все резиденты — суть резидентура. (Хватает Тайсона за одежду.) Тайсон, я правильно излагаю?
Тайсон (отмахиваясь от Толяна): Я не обещаю тебе легкой жизни, Юджин. Я весь чат против тебя подниму. Ни одного твоего поста не пропустят без комментариев. Тебе будут плевать в лицо и в спину, причем не только в чате. Ты у меня узнаешь, что такое "чемодан — вокзал".
Юджин: Мне страшно, Тайсон. Вы напугали меня своим чатом. Это он сегодня — ваш чат, а завтра — мой. Это сегодня они — ваши чатлане. Завтра все они будут моими.
Тайсон: Есть у нас эстетствующие вроде тебя, подонок, но их мало и они наши. Слышишь, на-ши! Ты — чужой!
Юджин: Ой, как мне страшно! А можно я все маме расскажу? Можно я ей пожалуюсь на грозного дядю Тайсона?
Тайсон: Тварь толстокожая. Дерьмо пуленепробиваемое. Ничего святого за душой. (Внезапно смягчаясь и становясь печальным.) Я все понял. Сосуд кармы переполнился. Ты послан нам в наказанье за наши грехи. Ты еще этого не понял. Ты — Бич Божий.
Юджин: Ты ошибся, Тайсон, я — адвокат дьявола.
Толян: Парни! Да что вы, в самом деле, обиделись что ли? Еще можно жить дружно. Еще не вечер, еще не утро. (Напевает.) Одна дождинка еще не дождь, еще не дождь. Одна снежинка еще не снег.
Тайсон, опустив голову, поспешно уходит ни с кем не прощаясь. Елица: Я просто тащусь от тебя, Жека. Если уж ты так хочешь приобрести титульность местных автохтонов, то откажись от родителей и попроси, чтобы тебя кто-нибудь усыновил прямо в парламенте.
Юджин: Я не обижаюсь. Надо будет, я и в парламенте попрошу.
Елица: Как ты своей матери будешь потом в глаза смотреть?
Юджин: Молча. Она уже привыкла.
Елица: Ты действительно такой толстокожий или только притворяешься идиотом?
Юджин: Я притворяюсь толстокожим, хотя на самом деле я — идиот.
Елица: Ты не идиот. Даже идиоты так не поступают в отношении собственных родителей. Ты настоящий ублюдок!
Юджин: Я не обижаюсь.
Елица: Выродок обезьяний!
Юджин: А почему обезьяний?
Елица: Кретин собачачий!
Юджин: Уже интереснее.
Елица: Гондон ушастый.
Юджин: Ого! Прогресс!
Елица: Гнида… (не может подобрать определения) Прямостоящая!
Юджин: А еще слабо?
Елица: Мандопроушина облямудевшая!
Юджин: А это еще как?
Елица: Ты просто сволочь.
(Елица, резко повернувшись, уходит.)
Юджин (глядя вслед Елице): Ну, почему все они так хотят оскорбить меня?
Толян: Не бери в голову, бери…
Юджин: И ты туда же, соотечественник хренов? Мы с тобой не пара. Гусь свинье не товарищ. Вот чемодан, а вот вокзал. Ехать в том направлении. Понятно?
Толян: Ну, тогда я полетел?
Толян и Юджин какое-то время, стоя и молча, пьют пиво.
Толян (пьяно): А знаешь, Юджин, я тебя не уважаю.
Юджин (равнодушно): Да-а?
Толян: Теперь, когда мы, наконец-то, остались одни, я должен тебе сказать, что…
Юджин: Даже и не начинай…
Толян: Ты совсем задницу не подтираешь.
Юджин (так же равнодушно): А что должен?
Толян: Нет, я тебя совсем не уважаю. Я тебя…
Юджин: Не надо продолжать. Я все равно не обижусь.
Толян: Я-а-а! (внезапно переходя на пиджн инглиш.) Я-а-а! — I love you!
Юджин (заинтересованно): Really?
Толян (бодро): Yes, My dear!
Пьют пиво на брудершафт и крепко, по-мужски целуются.
