Часть первая

Курица — не птица, мы — не моряки

Если перефразировать Владимира Высоцкого, то лучше реки Керженец может быть только лесная река Керженец. Помилуй Бог, не хочу обижать обитателей берегов Ветлуги, Ухты, Линды и других прекрасных рек романтического Заволжья, но синие заводи и легкий голубой воздух над бесконечными золотыми пляжами и янтарными соснами лесного Керженца завораживают и настраивают на самые хорошие мысли. На поэзию, тык скыть.

C Мишкой, моим давним приятелем, с которым не один год бузили в Альма Матер, каждое лето мечтаем совершить байдарочное путешествие по этой реке. И каждое лето какой-то вихрь неотложных дел захватывал наши погрузневшие от чревоугодия тела, бросал в рабочие командировки, удерживал у телевизоров, или в вечернем пивном баре, словом, на, полюбившийся с далекого детства Керженец мы не вырывались сто лет.

 — Все, поедем — сказал однажды Мишка — плевать на все обстоятельства! Тут надо пояснить, в Мишке есть классические задатки настоящего советского, вернее, уже пост советского руководителя и он им станет, наверняка. Когда он что-то твердо решает, ему действительно плевать на все . Во время войны он бы, почти неизбежно, повторил подвиг Александра Матросова и посмертно получил звание Героя. Правда, потом могло бы выясниться, что и дот надо было закрывать не тот, и не в это время, и не грудью, да и вообще могло случиться, что это свой дот, а не вражеский, да и не дот вовсе, а окошко от подвала, а в подвале тарахтит компрессор. Но и на эти, неожиданно выявленные недоразумения, Мишка бы плевал, поскольку Мишка был советский человек, а советскому человеку, как известно, все по фигу. Потому у нас так много Героев Советского Союза.

Состав будущей команды путешественников ограничивался наличием трех двухместных байдарок. Наметились и конкретные участники похода — кроме нас с Мишкой кандидатами на робинзонаду стали мои двоюродные братья Вовка и Сашка. Пятым участником планировался Мишкин родственник — художник и поэт Игорь, приехавший погостить к нему из Ленинграда. Одно место в байдарке оставалось вакантным до Хахал, где к нашему путешествию должен был присоединиться также наш бывший однокашник Валерка Майоров.

 — До Хахал один поплыву  — сказал гордый Саня — не люблю зависимости.

Все мы в среднем тридцатилетние недотепы, романтики, и лишь Игорю недавно стукнуло 51. Все, за исключением Игоря, не женаты, не обременены семьями, а Игорь женился раз десять. Во всяком случае, десять жен у него точно перебывало, а еще три сотни женщин утром выходили из его квартиры с чувством, что могли бы стать женами. Словом, Игорь слыл отъявленным лавеласом, хотя его бородатый лик излучал скромность и застенчивость, и он был славным малым. Нас объединяли многие годы дружбы, совместные поездки на рыбалку, охоту и многие литры ее "родимой", выпитые вместе и по раздельности.

В субботу собрались в Мишкиной квартире. Свою мать Михаил благоразумно сплавил в деревню, где у них был еще дедовский дом. Их с Игорем короткое хозяйничанье в жилище оставило после себя гору не мытой посуды и несколько пустых винных бутылок у холодильника. Скоро на столе появилась закуска, а из спальни Мишка принес старинный граненый графин, заполненный бесцветной жидкостью, с запахом напоминающим обыкновенный самогон, коим в последствии и оказался.

После первых рюмок, жуя соленый гриб, Михаил достал из кармана лист исписанной бумаги и, стал зачитывать план предстоящего похода.

 — 14 июня форсированным маршем высадится на станции Озеро!

 — Разве можно высадится форсированным маршем? — морщась после самогонки и закусывая, спросил Саня — ведь маршем, из военной терминологии, если нас правильно научил майор Сидоров, -это что-то стремительно-молниеносное и тактически- грамотное! Это, если куда-то все бегут! А нам то чего бежать? Мы же отдыхать едем.

 — Не перебивай, умник, — строго заметил Михаил — и забудь вашего институтского алкаша в форме майора с лицом Сидорова. Не служил в армии?! — тогда и помалкивай, студент.

Санька единственный из нас, кто не хлебнул настоящего армейского лиха. Военная кафедра политеха, с вечно красными носом и уверенными глазами майора Сидорова, заменила ему всю армейскую школу. Поэтому, термин "форсированный марш" представлялся ему чисто в академическом плане: — Исходя потом, бренча котелками и выпучив от избытка усердия глаза, 100 солдат,-отличников боевой и политической подготовки бегут через лес и болото в обход противника!

Впрочем, самую творческую из нас личность Игоря бывшим солдатом можно было назвать только с большим натягом. Хоть и призывался он в танковые войска, но служил при большом начальстве писарем. Многое умел, многое знал, писал в клубе всякие плакаты: "Солдат, люби Родину, — мать твою!". Вероятно, это и помогло ему "закосить" под больного и успешно сигануть из армии, не прослужив и половины срока. Хотя, по слухам, причина оказалась более скандальной: молоденький, хваткий писарь сильно понравился жене замполита полка, которая, к неудовольствию мужа, стала часто пропадать в полковом краснознаменном клубе, готовя какую-то самодеятельность. Ее самодеятельность закончилась тремя днями в гражданской больнице, где ей успешно сделали аборт. В это время суетливый замполит мучительно вспоминал, когда же он в последний раз спал с женой? После двух лет интернациональной помощи в то время еще Вьетнаму, женщины ему стали не нужны. Вероятно, замполит и помог писарчуку сказаться больным и уехать от греха подальше.

Второй пункт — громко и торжественно продолжал читать Мишка- отплытие по Керженцу начинается в 8 00 в районе турбазы "Автозаводец".

 — Первая ночевка в районе развалин Монастыря.

 — Вторая ночевка ниже деревни Лыково.

 — Третья ночевка, где застанет ночь.

 — 18 июня прибытие в Макарьев, укладка снастей, отплытие на "Ракете" в Горький и все, поход окончен.  — Ну, как планчик? — спросил Михаил, потягиваясь за очередным грибком.

 — Да уж, — с язвительной улыбкой, протянул до сих пор молчавший Вовка. –Планчик насыщенный. Только, как же женщины, всякие приключения, пляж, рыбалка, дым костра? Скромнова-то получается. Чувствуется губительное влияние конструкторского отдела, где ты работаешь. Только цифры и никакой поэзии. Верно говорю, Игорь?

 — Щас! — с наигранной издевкой произнес Михаил, с иронией глядя на верзилу Вовку. -Щас — я тебе включу в план и золотой пляж, и прекрасную креолку, и палящее солнце над пальмами, и дым ночного костра у вигвама, приготовься нюхать. При и этом он поднес к Вовкиному носу фигу. Все весело загоготали.

О Вовке надо сказать особо. Двухметровый Вовка после школы умудрился поступить в летное высшее военное училище. Странно потому, что из-за физических габаритов его голова должна была торчать над фонарем кабины истребителя. Но то ли истребители стали изготавливать под Вовкину комплекцию, то ли Вовка, садясь в машину, съёживался до нужных размеров, тем не менее, три курса он успешно закончил. А в середине заключительного четвертого курса он, практически готовый, боевой летчик, оказавшись в самоволке и, в сильно выпившем состоянии, был задержан патрулем. В гарнизонной гауптвахте с ним обошлись не очень вежливо, и гордый Вовка "накатил" всему караулу. А из отнятого у начальника караула пистолета он минут десять стоял на плацу и стрелял по насмерть перепуганным воронам, кружащим над гауптвахтой. Когда патроны кончились, его скрутили.

Скандал был большой. Лейтенант — начальник караула, неделю ходил с униженным видом и с фингалом, и давал свидетельские показания военному прокурору. Вовке "маячил" дисциплинарный батальон. Но дело обошлось: Вовку выперли из училища, еще месяц он прослужил простым солдатом среди казахов и киргизов в батальоне обеспечения, Как к самому грамотному, к нему относились с уважением. Иногда, перед плановой лекцией для личного состава, к нему подходил прапорщик Гущин за советом: -Подскажи, как переводится на-русский слово Караизм ? Вовка, удивлялся сам и советовал ему сбегать в библиотеку к словарям. Через час он встречал на плацу озабоченного прапорщика и тот жаловался, что опоздал на лекцию из-за-того, что в рукописной инструкции замполита, это слово было "Героизм".

С осенним дембельским составом наш Вовка распрощался с воинской службой. Приехал домой, пошел учиться на журналиста, и сейчас был ведущим фотокором затухающей партийной газеты.

Весь вечер мы пили крепчайший самогон и обсуждали, что нужно взять с собой. Кроме шести литровых банок тушенки, которые я взялся получить у знакомого начпрода с военной части, из съестного было решено прихватить живого петуха, которого друзья из соображений хохмы, подарили Сане на День рождения. Петух уже вторую неделю жил, привязанный за ногу бечевкой, на балконе в Саниной квартире, орал и гадил по утрам, будя весь одиннадцатиэтажный дом. Саня уже несколько раз порывался отрубить ему голову, но то ли подходящего случая для жаркого не было, то ли духу не хватало съесть полюбившуюся птицу? Словом, петух с жестким старым телом был жив, благодаря мягкости Саниного характера..

Из поддерживающих средств, мы договорились взять Мишкино подводное ружье с плавательскими принадлежностями и аквалангом, мой транзисторный магнитофон Романтик, Санин 8-ми кратный бинокль и малокалиберную винтовку, принадлежащую то ли Вовке, то ли Сане? Палаткой и спальными мешками нас взялся обеспечить Михаил. Его родственник Женя директорствовал в детской спортивной школе, и весь школьный туристический инвентарь мог оказаться на время в распоряжении Михаила.

Готовность №1

К вечеру в пятницу все было готово. Я, Мишка и Саня с предстоящего понедельника оформили полагающийся отпуска, и лишь Вовку редактор не отпустил, мотивируя это важностью областной партконференции, которая должна состоятся через полторы недели. Тогда Вовка Христом -богом договорился с начальством о недельном отпуске за свой счет. А Игорь, учитывая свободную профессию поэта, оформленного каким-то истопником, и очередной этап холостого образа жизни, мог путешествовать до Второго пришествия без опасений, что его будет искать налоговый инспектор

Байдарки были проверены на целостность конструкций и вновь уложены, рюкзаки были туго забиты провизией и спальными принадлежностями. Винтовку из-за габаритов Вовка разобрал по частям и уложил в рюкзак, но все равно ствол предательски торчал наружу. Тогда хитрый Вовка обмотал конец ствола газетами, а поверх надел старый чулок. Получилось не очень красиво, но была гарантия, что к туристу не привяжется какой-нибудь постовой милиционер в засаленной форме и кирзовых сапогах и, не станет требовать разрешение на хранение, ношение и т.д. .

Петуха Саня также для пробы попытался запихнуть в рюкзак еще в пятницу, но тот вырвался и долго полулетал, полубегал по комнате, а когда его хватали за ногу, орал нечеловеческим голосом и пугал соседей.

 — Да сверни ты ему шею — советовала из кухни сестра, что ты не мужик что ли?

 — Я тебе быстрее сверну шею, в особенности, раз ты женсчина, и тем более глупая студентка,  — ворчал Саня, прыгая, как вратарь Яшин и, пытаясь поймать дерзкую птицу.

В конце концов, петуха оставили до утра на балконе, а утром он все-таки был водворен в тесный рюкзак, и, понимая беспочвенность своих потуг вырваться на свободу, притих. Его голова торчала наружу, он моргал белыми веками, крутил головой, но молчал, раздумывая о своем будущем.

Рано утром в субботу "после вчерашнего" Михаил проснулся с жизненным потенциалом полевой мыши, чудом выжившей после всобщего мышинного мора, и подошел к зеркалу. Разглядывая, опухшую, небритую морду, красные глаза, а затем и мелькнувшую в зерцале дикую харю Игоря с потенциалом бородатой улитки, пробирающейся к туалету, подумал, и с глубоким сожалением сказал: — Так вот, какой ты есть, человек космического века!?

В 5:00 мы собрались на Московском вокзале.

По перрону сновали пассажиры. Был шум-гам. Мальчик тащил своего небритого папу к ближайшему киоску и говорил: пап, хочу ирисок, хочу ирисок. Папа тянул его за руку мимо и глухо, глубокомысленно ворчал: Я тоже хочу ирисок, но денег хватит только мне на опохмелку.

Богатый русский язык

Несмотря на рань, на перроне было не протолкнуться от дачников. Чистое и умытое утро, ни облачка на небе обещали жаркий день и палящее солнце. Подали электричку. Народ рванул к дверям, как наши деды на штурм крепости Измаил. Старушки из толпы голосили, призывая бугаев к совести, но бугаи могли и сами позавидовать сноровистости старушек. К отправлению поезда в вагоны кое-как убрались все.

Проныра Михаил прорвался в вагон в числе первых и занял для нас, раскинув руки, целое купе. Но затем уступил одно место девушке в джинсах и с потрясным бюстом. Совершая свой джентльменский поступок, опрометчивый Михаил смотрел только на бюст. Когда девушка повернулась, чтобы сказать спасибо, Михаил сделал равнодушное лицо, давая этим понять, что ему, как воспитанному человеку, все одинаковы и красавицы и не очень. Его джентльменство нас погубило: девушка прихватила еще свою мамашу с теткой и тремя малышами. Когда через головы добрых дачников, которые попутно нам же и рассказали, кто мы есть на самом деле, добрались до купе, Мишка с виноватым видом сидел, стиснутый со всех сторон дородными тетками, а на противоположной лавке вокруг бюстовой девушки резвились три пацаненка. Там же, на край лавки половинкой задницы подсел какой-то мужичек Мужичек, чувствуя, что занял чье-то место, с отсутствующим видом смотрел в окно.

Лодки и рюкзаки и мы распихали под сидения и на полки, но сами почти целый час томились, полусплющенные в душном проходе. Наш петух изредка орал из рюкзака на полке и таращился на окружающих, а окружающие, с удивлением, на него.

 — Ему там хорошо — не в состоянии повернуться, показывал на петуха большим пальцем через плече Саня — один сидит в рюкзаке, простор- и делал трагическое лицо. Несмотря на спрессованность, настроение было чудесное.

Ближе к цели нашего путешествия дачники стали толпами выходить на остановках, в вагоне становилось просторнее. Наконец, миновав Семенов, электричка перепрыгнула мост через Керженец и слева за окнами засинела вода большого круглого озера. На одноименном полустанке "Озеро" мы сошли.

 — Мамаш,  — обратился Мишка к старушке сельского вида, которой он помогал сойти с высокой ступеньки поезда — а как называется это озеро?

 — Это озеро называется Озеро, милай — ответила мамаша, встав на дощатый перрон..

 — Что так и называется? — удивленно переспросил Мишка.

 — Да, как себя помню,  — сказала мамаша и поспешила в другой конец перрона, где ее встречали родственники..

 — Круто, однако.

Озеро "Озеро" у деревни Озеро — засмеялся Мишка, подождав, когда старушка уйдет — богатый русский язык,

И тут же вспомнил, как, пользуясь одним только кратким русским словом, можно разрешить целую проблему из области производства. Если, заменить это слово, на более литературное, то притча звучит так: приезжает бригадир лесорубов на делянку и видит непорядок: мужики лесорубы, при погрузке лесовоза слишком много навалили бревен на тележку, и превысили все допустимые габариты. Это грозило осложнениями с ГАИшниками . Рассерженный бригадир кричит старшому:

 — Эй, фигила, а ну фигач сюда. Фиг ли фиговничаете? Нафига дофига нафигачили? Офигели что-ли! Эти фиги из ГАИ тут же фигнут штрафом, офигеешь. А ну отфигачивайте!..

Чё фигачишься, обиделся старшой — перефегичили, то не долго и расфигачить. Фиг-ли!..

Учитывая, что все это было произнесено словами без литературных скидок, мы чуть не умерли со смеху!

Поднять паруса!

Через час по наезженной полевой дороге, идущей среди ромашек вдоль железнодорожного полотна, мы вышли на берег Кеженца. Открылся красивый пейзаж: река плавно извивалась между крутых берегов, на которых теснились высокие медового цвета сосны. С нашего берега подход к воде обеспечивала широкая полоса белого пляжа, теряющегося за поворотом. Вода была чистая, тихая и прозрачная, а противоположный сосновый берег укутывала легкая голубизна.

 — Лепота! — протяжно произнес Вовка, прикрыв глаза и так глубоко вдыхая воздух, словно это был последний вздох.

Мы сделали коротенький привал.

Попили из термоса кофе. Отвергли предложение Игоря попить чего-нибудь из Мишкиной фляжки. Высокое, естественное чувство благородства храма природы нельзя было осквернять запахом самогона. Полюбовались двумя молодыми дамами в купальниках, которые, появившись из-за железнодорожного моста, проплыли на лодке вверх по течению к турбазе. Дамы были гордыми и независимыми. По крайней мере, старались делать вид, что пятеро туристов противоположного пола на берегу их с утра совершенно не интересуют. У гребущей, при взмахе весел, тонкие лопатки на спине выскакивали из под застежек лифчика, и был стеснительный вид лица, а вперед смотрящая весила под 150 кг. и было удивительно, как она застегнула лифчик.?

 — Ну ладно, хлопцы — сказал я — нас ждут испытания, готовим лодки.. .

 — Ну да! — высокопарно добавил Михаил. И со значительностью капитана Кукка дабавил — пора поднимать якоря, господа, бури, штормы, и волны нам не будут помехой.

Скоро мы плыли по реке. Я с Мишкой, Вовка с Игорем, а Саня, как и обещал, греб на байдарке в одиночестве. Солнце поднялось над соснами, вода вокруг играла всеми цветами радуги. Кое-где над камышами дымилась испарина, а дальние лесные отроги качались в горячем воздухе и походили на мираж. Было жарко. Санька, пользуясь индивидуальной свободой, поднажал на весла. Он захотел всех обогнать и возглавить кильватерную линию. Но мы с Михаилом решили не отдавать пальму первенства, зарвавшемуся индивидуалу, погребли быстрее, легко нагнали выскочку и, поравнявшись, Мишка шлепнул Александра по спине веслом. В ответ опозорившийся спортсмен забрызгал нас водой, Вовкина байдарка с налету врезалась в нашу, заорал петух в рюкзаке, началась катавасия: крики, брызги, волны, из камышей поднялись и улетели куда глаза глядят перепуганные утки. Мы с Мишкой вышли победителями и снова заняли место флагмана.

Пираты

До полудня проплыли километров двадцать. Догнали бревенчатый плот. На середине плота была поставлена палатка военного цвета, откуда торчали две пары истоптанных в костре босых ног. Обладатель третьей пары сидел на перевернутом ведре и, полузакрыв глаза, лениво бряцал на гитаре. Над палаткой торчал флагшток из кривой жердины, на верхушке которого развевался самодельный "веселый Роджерс". Ниже флага одним концом к жердиные, другим к краю палатки был прикреплен плакат. На нем расплывшейся синей краской было написано "Господи! Хорошо то как!"

 — Ну как оно: грабежи, насилия, убийства, много ли богатых судов взяли на абордаж, как добыча?– весело спросил Саня капитана морских разбойников. Тот отложил гитару, нащупал какую-то веревку и с трудом вытянул из воды тяжелую гирлянду пивных бутылок.

 — Присоединяйтесь, коли хотите.

 — Как же мы пиво-то забыли — хлопнул себя по лбу Мишка- все ты интендант фиговый — сказал он мне.

 — Да, недоразумение, — буркнул я. — Слушай, капитан, а может, продадите нам пять бутылок?.

 — Нет, продать не можем. Нас можно только или ограбить превосходящими силами королевского флота, или принять от нас в дар.-

 — Тогда в дар, мы согласны — закричал Саня. -Давай в дар, душа горит.. . Мы причалили к плоту.

Оказалось, что благородного капитана флибустьеров зовут Леха, он студент пединститута. Теперь с сотоварищи уже два дня совершают путешествие на плоту. Плот почти неуправляем и плывет медленно Эйфория по поводу "Господи, хорошо то как!" уже стала убывать, и красивый речной пейзаж надоел. Хотелось обыденного, серого, хоть и грубого, но привычного, вселенского. Спасало изобилие пива, коим пираты пополнялись в каждой встречающейся на высоком берегу деревне.

 — Вот доплывем до Волги, а потом с институтским стройотрядом полетим в Сибирь, на стройку.

 — Эх, золотые студенческие годы — мечтательно сказал Вовка, допивая свою бутылку пива, — стройотряд это хорошо! Незабываемо.

Вовкина студенческая эпопея в стройотряде была действительно незабываема не только для него самого, но и для всего всего института, где он тогда учился. Будучи летом на Чукотке, где их факультет строил какой-то свинарник и, прослышав, что у Чукчей есть добрый обычай делиться с пришельцами женами, он закатился в какой-то чум, надеясь, что местный обычай рапространится и на него. Но тамашние чукчи о свой традиции вообще ничего не знали и долго гонялись за пришельцем по тундре с ружьем. Затем, хозяин чума, оказавшийся в последствии бригадиром оленеводческой фермы, да еще и с высшим образованием, пришел в стройотряд и накапал руководителю о притязаниях к его жене какого-то студента-бугая. Потом было комсомольское собрание. Бугаю за аморалку влепили строгача, и чуть было не отправили досрочно в Горький.

Одна пара ног в палатке зашевелилась, пропала, а через секунду появилась растрепанная голова другого пирата. Голова ошалело поглядела на нас, обнаружила Леху и сипло молвила –Пива! Капитан отцепил от гирлянды очередную бутылку и подал товарищу.

В четыре секунды опорожнив содержимое бутылки, незнакомец, наконец, вылез на плот — Семен  — представился он нам.

Мы еще десять минут побыли у гостеприимных пиратов-студентов. Попрощались и отплыли.

После плота наши байдарки, казалось, взяли невиданную скорость. Целых полчаса мы налегали на весла, летели стрелой и сосны с обеих строн, казались сплошным забором.. Время подходило к двум часам дня. Причалили к берегу и расположились на лужайке среди деревьев. Пора было обедать. Разгрузили Санькин рюкзак, высвободили петуха,

 — Пущай погуляет — сказал Саня- ставя онемевшего петуха на траву — может до вечера жирку наберет. Достали хлеб, завернутый в полиэтилен, тушенку и овощные консервы. На спиртовой таблетке разогрели тушенку.

 — Надо же, такая маленькая, а столько дает тепла — неожиданно, философски заметил Игорь, глядя на синий огонек таблетки.

 — Химия, брат ты мой — сказал Мишка, раскрывая литровую фляжку с самогоном, — великое достижение человечества. –Он тряхнул флягой — Ведь вот эта огненная вода также еще неделю назад была обычным сахаром, да дрожжами.

 — Даже и не верится, что и ты когда-то был простым эмбрионом — сострил Игорь, -а теперь погляди-ко, такой алкаш вымахал?!

 — Нет, вы посмотрите на него! — в изумлении закричал Мишка, призывая нас отомстить поэту — Острить взялся! А кто тебя вчера из-за стола до постели волоком тащил? Позор! Алкоголик питерский. Да, если б море было водкой, ты б наверно был подлодкой. А ты же по-э-э-т, ты учить нас должен.

 — Ладно, ладно, я вас научу — басом сказал Вовка: наливай пропорционально, по росту и по весу –– мне кружку, тебе, Михаил, и Ивану по половине, Саньке четверть, а Игорю — каплю.

 — По уму надо наливать, по уму — закричал Игорь — мне кружку, всем по половине, а этому дылде вообще ни капли — сказал он, кивая на Вовку — для его извращенного инстинкта и запаха достаточно. Взбесится.

Вовке налили как и всем. Опасно было не наливать. Посмеялись над обстоятельством: Вовка и Саня родные братья, от одного отца и матери, но Санька метр с кепкой, Вовка почти два метра — странно!?

 — Это из-за того, что я с самого детства увлекся табаком — сказал Саня, раскуривая сигарету, — ну и этим зельем тоже — кивнул он на фляжку! -Вот и зафиксировался в росте в девятом классе. Стали спорить. Мишка уверял, что табак и зелье не влияют на конституцию человека.

 — Ведь я тоже первый раз выпил и закурил во втором классе, но на свои метр восемьдесят дотянул — горячился он.

 — Если бы ты не выпил во втором классе, то дотянул бы до двух метров — сказал Вовка, усмехаясь и тоже, между прочим, достал сигарету.

Разговор о пользе умеренного употребления вина Михаил закончил известной притчей о том, что много вина быть не может, вина бывает мало, или очень мало. Не красивых женщин тоже не бывает, бывает мало вина!

Скоро мы снова плыли под соснами, солнце было белым, вода голубой, у меня натерлись мозоли. За песчаным поворотом обнаружили пять байдарок, вытащенных на пляж. У самого песка, сбившись в кружек у маленького костерка сидели на бревнах и, неизвестно откуда принесенных плахах, человек семь представительниц прекрасного пола. Иные были в спортивных костюмах, другие в купальниках. Поодаль в гордом одиночестве восседал и чего-то жевал невероятно тощий усатый парень в огромных солнцезащитных очках. Если бы не очки и усы, то можно было бы подумать, что это Рамзес какой-то там из Эрмитажа, на месяц взял отпуск, покинув свой саргофаг в музее, и сиганул на природу.

 — Девушки, мы в сторону Волги правильно плывем? — крикнул Мишка.

 — Правильно, правильно, — засмеялись те, приняв юмор.

Индейцы и афганцы

Через километр на правом высоком берегу кто-то пронзительно завизжал и воду бултыхнулась пустая бутылка. Через секунду визг повторился и очередная бутылка оказалась в воде. Резвились пьяные парни. Наверное, видели по телеку, что в Индонезии ежегодно проводят соревнования по визгу. Они брали пустые пивные бутылки и, соревнуясь, кто-кого при броске бутылки перевизжит бросали ее, стараясь перекинуть через 40-ка метровую реку. Бутылки, как гранаты падали вокруг наших байдарок, поднимая султанчики воды.

 — Эй, индейцы, — крикнул им Вовка и встал во весь свой прекрасный рост — или вы прекратите засорять реку и пугать проплывающих, или мы станем решать вопрос о скальпах!

Вопрос о скальпах заставил задуматься мелких хулиганов. Парни посмотрели на нас, посовещались и крикнули в ответ — Ладно, ладно. Все равно бутылок больше нет, завязываем — и скрылись за бугром.

Скорее всего их остановило не отсутствие пустой тары, а решительный бас и могучий рост нашего впередсмотрящего. Мы плыли дальше.

Визги я лично не люблю. С определенного времени они всегда заставляют меня вздрагивать и напрягаться. Именно так визжали Духи под Кандагаром, когда прыгали на нас с ножами и ружьями со скал. Правда, только в начале 80-х у них часто встречались какие-то ружья со времен куперовского Соколинного глаза. Потом они поголовно имели или наши АКМы, или американские М-16,. А визг это пренепременый атрибут их нападения. Это для психологии:-летит орава в чурбанах, халатах, с автоматами и тесаками, верещит, как сто тысяч зайцев одновременно. Наши 18-ти летние парнишки-солдатики часто приседали от испуга. Это их губило и потом их головы катились вниз по ущелью. Ну, вот любят эти духи отрезать головы своим жертвам, хоть, тресни. Моего друга капитана Витю Колесникова около горного ручья мы тоже нашли с отрезанной головой. У головы были выколоты глаза и отрезаны уши. Извините за жуткие подробности.

Я-то Витьку знал, он не такой дурак, чтобы попасть им в руки. Рядом с телами Виктора и еще пятерых солдат мы насчитали, прикидочно, пол тысячи пустых автоматных гильз. Отстреливались парни до последнего. А в Витиной голове, в виске зияла пулевая пробоина с пороховым опалом. Значит, чуствуя безвыходность положения, он застрелился сам.

Такие военные пейзажи и у наших солдат не вызывали добрых чувств к невинным мирным афганцам. Поскольку, бывало, что днем он мирный пастух, а ночью его ловят с автоматом и кинжалом около наших палаток. Помню, утром солдатики на стоянке у безымянного кишлака налопались какой-то гадости: то-ли тормозной жидкости, то-ли спирту, который всегда был в запасе у старшин и пошли "разбираться" в мирный кишлак. Меня разбудил дежурный по роте — Товарищ старший лейтенант — кричал он мне — там в кишлаке пальба. Неиначе, наших бьют. Я приказал завести БТР и, захватив, кроме сержанта, еще семерых солдат, рванул в селение. Пальба шла по-серьезному, за площадью у мечети. Мы остановились, пытаясь разобрать обстановку. Рация молчала, никто не взывал о помощи. Въехали на площадь, выскочили на песок.

 — Командир, смотрите — прошептал мне сержант.

Я посмотрел. По краю плоской крыше здания, стоящего впритык к мечети, полз старик с бородой. Я взял бинокль. Сказал сержанту — А ну-ка сними его Сержант достал из БТРа карабин с оптикой, но спросил, — А стоит-ли, командир, мирный старик….?

 — Старик мирный, но мне его гранатомет не нравится.

Через секунду мирный гранатометчик мешком свалился с культового здания, за ним кувыркался заряженный РПГ.

 — Вот так-то лучше-сказал я сержанту. Заводи машину, проедем за мечеть, попробуем вытащить наших самовольщиков

Не успели завестись. Подъехал еще БТР. Оттуда выскочил наш командир батальона майор Торопцев и его зам майор Климов с солдатами.

 — Что за дела, Иван? — заорал Торопцев –ведь был же приказ в кишлаки без приказа на заходить

 — Валера-ответил я — ну а как ты думаешь мои хлопцы с верблюдами так пуляются?, думая про себя, что ужо устрою я этим хлопцам за самоволку.

Вдруг, по броне протарабанила дробь пуль и вся площадь и окрестность, где стояли наши машины, не смотря на утро, засверкала трассерами. Стреляли со всех сторон. Мы упали под колеса машин и повели ответный огонь. В нас стреляли в основном из-за каменной двухглавой скалы у мечети. Раздался страшный удар, всплеск огня, натужный жар — наш БТР задымил. Пронзительно закричал солдат, другой встал и побрел в сторону мечети, волоча автомат по земле.

 — Гусев, стой, дурак, ты куда? Убьют — закричал ему мой сержант. Но Гусев невидяще брел вперед, голова его была опущена и он часто мотал ею из стороны в сторону.

 — Гусев, опомнись — рявкнул ему я.

 — Иван,  — крикнул мне Торопцев из под другой машины — ты посмотри, ему руку оторвало, и он же контуженный.

Я рванул из под колеса за Гусевым, но не успел.

 — Гусев прошел только семь-восемь метров, шквал пуль буквально разорвал парня. Мне одна пуля задела переносицу, другая палец на ноге. Я грохнулся у машины и солдаты махом втащили меня обратно.

Надо выбираться

Надо было выбираться.

- Иван! — крикнул, перекрывая шум нарастающей пальбы, майор Торопцев. — Пробирайтесь в нашу машину и уносим ноги!

Сначала я было хотел бросить пулемет, доставшийся мне от убитого солдата и остаться со своим АК, но потом передумал. Скомандовал хлопцам и мы поползли к машине Торопцева, что стояла метрах в 30-ти. Не проползли и трех метров, густые вражеские очереди заставили нас опять влететь под колеса. –Валера — крикнул я — гони машину сюда.

БТР командира заурчал, разворачиваясь пошел к нам. Оставалось метров десять, как опять раздался жуткий хлопок. Теперь уже в торопцевский БТР угодила граната. Опять кто-то завелся в предсмертном крике.

 — Блин, ну нет лучше нашего РПГ — не к месту мелькнула в мозгу гордая мысль за наших вооружейников, щелкает как орехи, буть БТР или даже тяжелый танк, все одно. Теперь отступать некуда, неначем, оставалось биться. Наш БТР гореть почти перестал, мы лежали под ним, спрятавшись за колеса. Туда же через минуту переползли оставшиеся в живых наши соседи во главе с Торопцевым.

Лежа под днищем, торопцевский связист кричал в переносную рацию — Гордый, Гордый, я Орел, прием, прием.

Опять лопухнуло так, что ушные перепонки на время онемели. Духи на всякий случай влепили еще одну гранату в уже подбитую машину Торопцева.

Я осмотрелся, живых нас осталось человек семь-восемь, правда за машиной комбата торчали еще чьи-то ноги, но не шевелились. А метров в двадцати стонал и корчился на песке солдат Прокофьтев. Он был жив, но ранен, похоже, тяжело. Духовские автоматные очереди поднимали фонтанчики пыли густо по все площади и вокруг Прокофьева.

- Слушай, Валера, его надо принести, — сказал я комбату

Он уничижающе посмотрел на меня, сказал грубо — Еще двоих положить хочешь? Подмоги дождемся и вытащим. Как обычно в минуту опастности, его челюсть была выпячена, видно было, что готов на все. Да, и было не до сантиментов.

 — Гордый, ответь …твою мать, спишь, собака! — орал связист

В ответ рация чего-то нечленораздельно забулькала.

Я все-таки не послушался Торопцева. Архангельский парень солдат Прокофьев лежал на земле, уткнувшись лицом в желтую афганскую пыль, правая рука у него была вытянута вперед и он быстро-быстро дергал указательным пальцем. Похоже, он хотел стрелять, но ему это ему не удавалось, не чем. Автомат валялся в трех метрах. Надо парня затаскивать за железо. Плохо, что я броник не надел второпях, он иногда помогает. Я оставил оружие, вылез за колесо и только было собрался кинуться за солдатом, как вражья очередь звучно стебанула по закопченной броне прямо над головой. Я упал. Затем другая очередь, третья. Пули вразнобой вонзались в БТР, в землю, вокруг колес и поднимали пыль, осколки камней и прах , которые летели глаза.

Торопцев выскочил за мной и силой втащил под днище. Я стукнулся головой обо что-то, даже помутнело в голове..

 — Героем захотел стать? — заорал он.

 — Причем здесь геройство, ты посмотри, ведь живой еще парень, сказал я, тряся башкой и приходя в себя после русской брони.?

Но, солдатик Прокофьев дергался уже перестал, то и дело, глухо шлепая, его прошивала очередная пуля

Наши парни из под днища, выискивали цели и также стреляли, больше одиночными, экономили патроны.

 — Нда, ситуэйшен, без подмоги выбраться с ровной открытой площади не было решительно никакой возможности. У меня в сдвоенном автоматном рожке сохранилось штук 50 патронов, а в пулемете вообще 250, потому, что пулеметчика секануло в висок осколком от брони в самом начале заварушки. Стал появляться какой-то невероятный азарт и страшно хотелось жить. В голове проскакивали живые картинки из своего детства: мать, отец, братья, детство, все родное.

Сержант, обжигаясь, открыл тяжелый люк и слазил в машину. Через минуту вернулся притащил с собой полный цинк патронов. Совсем живем, но как цинк не разорвало при взрыве гранаты? Его вскрыли, достали патроны. Ну, что , Валера, выходим? Тут нас все равно перебьют, а если еще и гранату добавят, вообще хана. Нам бы только вон за ту скалу заскочить, метров 200 всего — сказал я у Торопцеву.

 — 200 метров мы никак не пройдем, всех положат. Лучше атакуем и попробуем за мечеть заскочить к твоим самовольщикам. Там стены защитят, авось вместе отобьемся. Блин, чистое белье с собой не взял — добавил он то-ли в шутку, то-ли повинуясь старой воинской традиции

 — Все магазины забейте — всем приказал Торопцев, хотя и без этой команды наши солдатики забили патронами рожки до отказа. Были и жадные, которые хватали патроны горстями и распихивали по карманам. Патронов хватало. Духи, совсем осмелели и, как змеи, подползали ближе, сужая кольцо.

 — Гордый — орал в микрофон уже комбат, все-таки выйдя на связь –давай немедленно "вертушки" и подкрепление, пять минут продержимся, не более!

 — Что?

 — Не выйдет 20 минут, не выйдет, их тут тьма. Сафронов — кричал он перекрывая своим хриплым голосом пальбу — я понимаю, что вертушкам надо 20 минут, но ведь ты своих хлопцев можешь подослать за 10. Давай, дорогой, давай, вся надежда на тебя. Выручишь, сто грамм с меня!

И тут началось такое, что звон пуль о броню, о камни, о диски колес, за которыми мы скрывались превратился в сплошной стон. Пыль поднялась, невероятная.

Завизжали, причем, и справа- в стороне мечети, и слева- возле духана, и впереди у скалы. Сзади была стометровая пропасть. Все, значит началась атака. Если атака, они постараются взять нас живыми, потому, что с мертвых нас проку мало, а за живых, тем более за офицеров получат по ихним афганским меркам ого-го сколько! Я, убей, не знал, сколько заплатят духам за меня живого старшего лейтенанта 3-й воздушно десантной бригады специального назначения Ивана Тучина, но как потом с живых русских они сдирают шкуру знал. И поэтому, напряжение достигло высшей силы. Попасть живым к ним не было ни-какой моральной возможности.. Духи стрелять перестали. За мечетью стрельба тоже прекратилась. То-ли мои самовольщики вырвались, то-ли…все! Судя по плотности огня, скорее, наших хлопцев-самовольщиков перебили всех.

Самое веселое

 — Ну, что же — сказал Торопцев — сейчас, похоже, начнется самое веселое. Ребята, готовьтесь!

И Ахмеды пошли на нас. Между духами и нашим подбитым БТРом 100-метровая дистанция. Негр Джонсон, говорят, за 9 секунд ее.. Но и духи не Джонсоны, да и мы не попутный ветер. По команде майора Торопцева мы выскочили навстречу врагам из под колес сгоревшего бронетранспортера (черт, значит моя записная книжка тоже сгорела, а там адрес моей прекрасной знакомицы из Эстонии, как же я искать-то ее потом буду….?). Мы уже строчили во все стороны. Тюрбанщики, вперемежку с "Аллах акбар", визжали и кричали что-то по свойски приближались к нам. У них был приказ не стрелять, поскольку нас было мало, и кто-то из тамашних баев на этом мог хорошо заработать..

Я опорожнил первый диск автомата в ближайшую кучу "акбаров", мгновенно перевернул его, опорожнил второй. И не напрасно. Я видел, как многие "завинчивались" штопором или просто тыкались горбатым носом в песок после моего веера пуль. Стрелял я неплохо. Пальба вокруг стояла великая. Но, Господи, сколько же их!?

Они наваливались по всей площади пестрой халатной лавиной. Я бросил порожний автомат и схватил, наконец, тяжелый пулемет с зеленым квадратным коробом. Нажав на гашетку, пошел вперед. Не видел, но чувствовал, что наши ребята рядом. Пулемет, торопясь и дергаясь, как чумной, вслепую изрыгал смерть в разные стороны. Мне только оставалось поводить стволом, стараясь не задеть своих . Я видел, что "их" сторона превращалась в кошмар, в ад. Не было ни метра площади позади духов, которые бы не распотрошили наши пули. Мы успели бросить гранаты. Они наделали много шума и много халатов взлетело вверх. Мой солдат первогодок забыл выдернуть чеку, но его Ф-1 попала прямо в тюрбан бородатого. Дух сел и схватился за голову. Редкий случай, но неплохо для начинающего бойца.

Похоже, духам это надоело. Их бородатые, дышашие фанатизмом рожи были уже в двадцати метрах. Они тоже начали стрелять, потому, что тут уж не до вознаграждения, остаться бы живу. Вскрикнул мой сержант, получив пулю в живот, Лехе Климову пробило шею, он сразмаху упал, уткнулся лицом в песок, но по инерции продолжал стрелять одиночными, рискуя грохнуть своего. На Валеру Торопцева сзади навалился самый шустрый Ахмед. Валерка схватил его руку с занесенным кинжалом, повергнул легким приемом, уронил и тяжестью своего тела воин Аллаха с визгом мягко навалился на свой же кинжал до ручки. Что значит советская школа самбо! Пригодилось.

Все! У меня кончились патроны, перезаряжать было некогда, вокруг визжали и метались бородатые. Я скинул с пулемета короб , схватил его за ствол, и выдержав ожег от раскаленного металла и, еще больше озлобившись от этого, саданул прикладом первого подвернувшегося Ахмеда. Потом второго, третьего. Я не видел сколько оставалось в этой катавасии своих, но разъяренных ахмедов вокруг бегало человек пятнадцать-двадцать.

Краем глаза увидел, что из-за скалы вылетало еще человек сорок духов. Был пистолет, но доставать было некогда, это самый крайний аргумент и только для себя.. Пулеметом-дубиной, пока, было действовать сподручнее.

Какая из них, зараза успела мне кинжалом резануть плече? — даже не заметил, Потом еще раз резанули. Я матерно закричал, круша пулеметом все вокруг, он часто и мягко попадал в цель. Целей было много. Я помнил одно, что важнее всего успеть достать пистолет . Было мгновение, когда я уже это собрался сделать. Но пока было можно, я крушил и крушил. Ахмеды опять вызжали, получив по плечу, по рукам, по рылу. Когда получалось –по башке, не кричали. Это только усиливало мою отвагу. Садануло в ногу и в бедро, но кость, вроде не задело. Размахнулся, чтобы влепить духу, но тот присел и мой пулемет, вырвавшись из рук и, ободрав мне ладони мушкой, улетел в сторону,. Я выхватил пистолет, дважды пальнул в духа. Потом в другого. Оба упали.

Наши

Матерные крики по-русски и выстрелы за закопченой Валеркиной машиной– мне показались миражем. Через минуту бородатых не стало. Вокруг были наши. Я стоял, еще готовый пристрелить или придушить каждого, кто приблизится ко мне. Мутно озирался, пытаясь увидеть в живых Валерку Торопцева, Леху и наших солдат. Глаза заливало то-ли потом, то-ли кровью. Меня трясло.

 — Успокойся, Иван, успокойся, дружек, все позади — как сквозь сон я слышал голос моего прекрасного приятеля из соседней роты капитана Димы Адаменко.

 — Успокойся, Иван, все обошлось, мы вовремя пришли, теперь все будет хорошо, все нормально — повторял он.

Дима взял меня за руку, вытер мое лицо и глаза платком. Я увидел кругом с полсотни наших хлопцев, несколько БМП и БТРов, а в воздухе уже кружились "вертушки", которые, заходя поочереди, давали залпы куда-то за мечеть.

 — Как Валерка с Лехой и пацаны? -Спросил я Димку.

С Торопцевым амбулаторный случай, а Леху и четверых солдат сейчас эвакуируют в госпиталь. Вон, уже вертолет садится. — остальные "двухсотые". Слушай, Иван, тебя тоже надо в госпиталь, у тебя же все плече разрезано?

Я повернул голову и, действительно, увидел на правом плече через гимнастерку две широкие раны до груди. Гимнастерка по пояс набухла кровью.

 — Кто из докторов здесь? — спросил я Дмитрия

 — Степанов — крикнул он кому-то, давай сюда бегом капитана Козлова.

 — Доктор Саня Козлов, которого я хорошо знал еще по мирной службе в Эстонии, подошел через минуту. Он велел солдатикам помочь мне снять гимнастерку, посмотрел плече, почмокал губами и сказал:- Вообще, Иван, я бы на твоем месте поехал в госпиталь. Обе раны достаточно глубокие. Надо шить. Я бы, конечно, и сам зашил, но после того, что тут у вас было, тебе пренепременно надо в госпиталь. Он взял мою руку пощупал пульс. -Ну вот, и пульс говорит, что у вас тут стрессик был "Будь здоров" — давай Иван, пошли, потянул он меня к вертолету.

 — Да ладно. У тебя водка есть? — спросил я его

 — Спирт.

Он достал фляжку, я сам раскрыл ее и, еще трясущимися руками, налил две трети армейской кружки, которую подал Димка.

 — Без воды?- расширил глаза малопьющий Козлов  — Разберусь — сказал я, и в три глотка осушил содержимое

Еле отдышался. Занюхал, кем-то поданной безвкусной галетой из сухпайка..

Вертолет с ранеными улетел. Козлов успел мне перевязть грудь, чтобы не текла кровь. Мы сели на БТР и поехали. Остальные остались, чтобы забрать убитых наших парней.

Доктор Козлов, как и обещал, наложил мне два или три десятка швов. Две пулевые раны на ноге и бедре оказались пустяком обе касательные. Вообще, если вспомнить переносицу и кровоточащий палец на ноге, меня сегодня задели четыре пули, но только задели. Везуха! Есть Бог на свете! Девченки из медчасти, пока док без анестезии делал свое дело, держали меня за руку. Одна даже гладила по голове и что-то шептала. Я боли не чувствовал, в глазах стояла пыльная площадь, полная беснующихся и визжащих душманов, и мы всемером или восьмером у сгоревшего БТРа. Почему-то больше виделся худенький тульский мальчишка Саша Гусев, которого мама была вынуждена отпустить от себя под строгий щит СА.

 — Ну, послужит, мужчиной станет- вероятно, успокаивал на перроне свою жену Сашин папа — войны-то сейчас нет.

 — Их сын, тащит свой автомат за ремень по земле, неестественно трясет головой и идет в сторону духов. Глаза закрыты, все лицо в крови, полруки нет. Ради чего…? За маму? За папу? За Родину? Помилуй Бог, если мать Саши мне командиру ее Саши когда то заставит посмотреть в свои глаза. Что я скажу?

Дело сделано, я зашит, смазан, дезинфицирован, на носу, где чиркнула пуля, пластырь. Поцеловал кокетливых сестричек и ту и другую, уехал в ждавшем БТРе к себе. Уже поддатый Валерка Торопцев дожидался меня. Он тоже был кое-где зашитый. Хоть и командир, но там в Афгане — все равно Валерка. Сколько таких катавасий, подобной сегодняшней мы с ним пережили — не сосчитать. Он сообщил, что есть сведения, будто мои самовольщики, случайно набрели на хорошо организованный большой отряд духов, который по планам должен был ночью внезапно напасть и уничтожить вертолетную эскадрилью. Эта случайность помогла избежать серьезных потерь. И нас, вроде, хотят представить, к наградам.

 — Только это между нами — сказал он мне — все разнозначно и толком я ничего не знаю. Пользуюсь слухами от знакомца -майора из штаба Армии.

Всю ночь мы с ним квасили спирт. Затем закатились в санчасть к Козлову. Его не оказалось, главное, мы не нашли моих сестричек. -Да ладно, пойдем спать — сказал Валерка — Морфей главный из Богов. Я согласился и сказал, что уважаю Морфея, но Бахуса больше. Впрочем они оба достойны уважения. Валерка с этим также был согласен.

Гуд бай СА

Утром пришел дежурный по части майор Костин (пренеприятная личность).

 — Вас срочно вызывают!

 — Через полчаса я сидел в прохладной полутемной палатке. Сытый розовощекий полковник КГБ уже третий раз спрашивал — на каком основании вы затеяли стрельбу в мирном кишлаке. Это политический скандал. Между Кабулом и Бухтармой только наметилось хрупкое равновесие. Вам кто-нибудь отдавал приказ напасть на кишлак?

Я стал выходить из себя, — товарищ полковник, я не знаю никакого вашего Бухтарминского равновесия. В сотый раз объясняю, что мои солдаты ушли в самоволку, попали в переделку, я поехал их выручать. Здесь Афганистан, и стреляют везде. - Да Вы понимаете, лейтенант, что Бухтарма теперь получила карты в руки в разговоре с Москвой.

 — Я старший лейтенат

 — Боюсь, что лейтенант, если дело до дисбата не дойдет. Вы мальчишка, Вы подрываете основы советской политики в Афганистане, Вы поставили подножку политике КПСС в этом регионе, значит Вы потворствуете империалистической реакции, логически выходит, что Вы враг политике КПСС, значит враг своей страны, своего народа, своей матери…!!!

Моя мать давно умерла, но я подумал о матерях Саши Гусева, солдатика Прокофьева и еще о десятке матерей, для которых я не смог сохранить их сыновей. Кровь бросилась в лицо. Не понимая, что делаю, я схватил полковника за грудь, сразмаху бросил о сейф, взял его за горло, крепко сжал. Морда полковника совсем порозовела, глаза выкатились. Сказал: — Ты, скотина, прислал нас сюда защищать интересы Бахтурмы? Ты видел кого нибудь из наших "двухсотых", ты видел их матерей, которые или получили, или еще получат похоронки? Тебе, дерьмо, хоть раз приходилось бывать в резне в горах, которая называется интернациональная помощь?

После этого я еще пару раз треснул его башкой о сейф. После вчерашнего, шею хилому, источающему какие-то женские духи, полковнику свернуть было морально легко. Но лопнули швы на плече, потекла кровь. Да и подумал, что пусть это дерьмо плавает. Ну, что из-за него себе жизнь ломать? …

Ушел. Меня скрутили через двадцать минут у палатки лазарета. Благо хоть спирту успел выпить. Суд. Дело. Словом, вылетел я из любимой СА без выходного пособия "За дискридитацию высокого звания советского офицера". Даже орден, к которому был представлен за прежние переделки с духами, и тот не дали. Приехал в родной Горький, полгода гулял и пьянствовал — отмывался от афганской пыли, а потом поступил в универстет, где и встретил моего друга Мишку.

Поделиться
Комментарии