Испанец Мартинес приехал в Эстонию шесть лет назад, а исследование рынка у Балтийского вокзала начал пять лет назад, будучи лектором в Художественной академии.

”Ценность этот рынка как раз и заключалась в привлечении проживающих не в центре города людей. Он был своего рода городскими воротами, а также местом, где можно было найти дешевые товары, и такие, которые больше нигде не продаются. Тут было все: от поддельных брендовых вещей до не имеющих лицензии лекарств”, — рассказывает он.

За время написания исследовательской работы мужчина прикипел к рынку, поскольку проводил там очень много времени. ”Мне было жалко, что старого места больше не будет, и мне было страшно думать о возвращении сюда. Так что это интервью для меня в каком-то смысле повод все же прийти сюда”, — признается он.

Пройдясь по рынку, Мартинес отмечает, что архитектура нового здания впечатляет. ”Тут больше света, тут чище и красивее. Но здесь существуют другие существенные аспекты, которые не зависят от того, красивое место или нет. Например, кто получит от этого процесса прибыль, а кто больше потеряет? Мне кажется, что проиграют именно жители окраин. Сейчас я живу в Мустамяэ и на местном рынке встретил несколько знакомых продавцов отсюда. Люди, которые раньше жили в Каламая, переезжают из-за слишком высокой аренды. Происходящее здесь иллюстрирует происходящие в городе процессы в целом”, — говорит эксперт.

”Центр стал для некоторых людей слишком дорогим, особенно для пожилых и менее успешных. Новые арендаторы Каламая — это, скорее, представители среднего класса, бизнесмены, успешные молодые эстонцы…Говоря о рынке Балтийского вокзала нельзя мыслить в категориях ”хорошо-плохо”. Происходящее здесь — процесс, где кто-то выиграет, а что-то уйдет безвозвратно”.

”Центр города становится все более коммерческим и стандартным. Здесь появляется все больше Rimi, Selver, Chopsticks….Но кому хотелось бы жить в большом торговом центре? Условия нового рынка однозначно лучше, но он потерял большую часть самобытности. Стало меньше открытий. Если раньше ты мог бродить по рынку и постоянно находить что-то новое, то теперь приходишь сюда, уже зная, чего хочешь”, — продолжает Мартинес.

”На старом рынке был прилавок, где можно было купить продукты — например, йогурты — с истекающим сроком реализации, но еще вполне пригодные для употребления. Сюда могли прийти более маргинализированные люди, которые не могут позволить себе ходить в Selver и Rimi. Не стоит списывать со счетов и социальный аспект — эти люди находили тут общение, солидарность. Не говорящие на эстонском языке люди могли работать тут и встречаться с теми, кто находится в таком же положении”.

”Те, кто проиграли, — не видны в обществе. Они не имеют голоса, не выступают на телевидении, не дают интервью газетам. Рынок — это также социальное место, не только место для покупок и продаж”, — подчеркивает мужчина.

Он отмечает, что люди шли торговать на старый рынок из-за маленькой пенсии или необходимости трудиться на нескольких работах. Каждый мог продавать тут собранные в своем саду ягоды или маринованные домашние огурчики. ”Это тоже составляло часть идентитета этого места. Не удивительно, что старый рынок советовали туристам, к примеру, The Guardian и The Mirror”.

Испанец отмечает, что, принимая во внимания новую клиентуру, продавцам пришлось пересмотреть ассортимент. ”Они уже не предлагают те же товары по тем же ценам”, — сетует Мартинес.

Поделиться
Комментарии