Эстонии нужен модератор
В эстонской парламентской республике президент занимает достаточно скромное место. А ведь именно президент мог бы стать тем самым связующим звеном между властью и народом, которое обеспечивает живой интерес народа к тому, что происходит во власти, стать тем самым модератором, который обеспечивает диалог власти и народа. Мог бы — да не стал. И не в последнюю очередь потому, что не народ выбирает президента, а все те же партийные политики в Рийгикогу или, в лучшем случае, выборщики (как правило — те же партийцы из местных партийных ячеек). Очередные президентские выборы, которые должны состоятся в следующем году, пройдут по той же старой схеме.
Президент, какими бы узкими функциональными правами не был облечен, остается все же символом нации. Но в нашем случае это вспоминается разве что при торжественных приемах в дни государственных праздников. В случае, если он получает свой мандат прямо из рук народа, в результате прямых выборов, его значение неизмеримо возрастает, даже если формальные рамки его ответственности остаются прежними.
В последнее время Кадриорг несколько активизировался и даже вступал в нешуточные схватки с Рийгикогу, дабы доказать, что в доме по крайней мере два хозяина. Но обратите внимание на то, что все эти дискуссии странным образом касались тех вопросов, которые важны для расстановки политических сил и все того же партийного расклада, но не для общегосударственных дел. Я что-то не припомню внятных заявлений президента Рюйтеля по поводу того же присутствия в Ираке или положения неэстонского населения.
Придурковатая акция с майками, надписи на которых предлагали отправить президента Рюйтеля, наряду с другими бывшими коммунистами, прямиком "в печь", имеет, наряду с подростковым хамством ее участников, еще одну характерную (и более глубинную) составляющую — наплевательское отношение к не избранному народом президенту, которое разделяют, увы, не только устроители акции.
Кто выступает против наличия сильного модератора политической системы в лице президента? Естественно, партии, прежде всего крупные, представленные в парламенте. Что вполне объяснимо — мало кто добровольно отказывается от власти. Вероятно, возможность введения прямых выборов можно обеспечить решением народного референдума. Но все опять упирается в партийную стену.
Тот факт, что в Эстонии сложилась типичная модель именно парламентской демократии, объясняется и тем, что в исторической памяти эстонцев сильный президент связан с именем Константина Пятса, авторитарным режимом, "эпохой молчания" (то бишь ограничением гражданских прав, в том числе свободы слова) и запретом на политические партии. Но не будем забывать, что, по выражению Рейна Таагепера, авторитаризм Пятса стал ответом на угрозу тоталитаризма, так как в начале 30-х годов Эстонии напрямую грозил приход к власти фашистского движения вапсов.
Не сравнивая политическую диктатуру эстонских партий начала XXI века с теми временами, нужно все же вспомнить, что систему "сдержек и противовесов", выработанную мировым опытом развития стабильных демократических систем, еще никто не отменял. И необходимость в более сильном президенте-модераторе в Эстонии явно назрела.