Весна 2009 года. Приходит весь коллектив на собрание. Начальство с грустной миной бормочет о трудных временах. И что нам отдадут все заработанное, когда…

- Рак на горе свистнет, — зло кидает со своего места Маклаков.

Начальство клацает зубами и говорит, что за такие слова оно может и уволить. Но скисает и продолжает речь.

Это была самая поганая речь из всех слышанных мною речей: "Фирма столкнулась с временными трудностями. Поэтому решено прекратить временно же выпуск нашего издания. До лучших времен, потому что сейчас не самые лучшие времена. Все сотрудники уходят во временный отпуск до более хороших времен. Ни с кем трудовой договор не расторгается, — тут начальство кидает взгляд на Маклакова и на меня, я у них тоже не из безропотных, эдакий диссидент масштаба один к десяти. — Все могут искать себе иное занятие. Выходное пособие платить нечем. Это если кто уволится. Забирайте ваши трудовые книжки и успехов и творческих удач!"

Потом мы с Маклаковым, взяв с собой еще Толика, Эркки и Тийну, отправились в кафешку, где наливают. Обсуждать ситуацию.

Обсуждение ясности не внесло. Вернее, стало ясно, что Тийна, оказывается, очень неплохо знает русский язык! Ту его божественную часть, которая считается непечатной. Она смачно выразилась о своей судьбе: "Она у меня вышла замуж, и имя мужа — пипец".

- Да, — грустно сказал я. — Тебе бы в газете работать…

Мы перебрали все издания. Везде одно и то же. Наши дипломы Таллиннского универа никому не нужны. Наши мозги и ноги, перья и объективы — тоже. Нужны только проценты с наших кредитов, наши взятые в лизинг квартиры и машины. Все, что мы делали и умеем делать, вмиг стало фантиком. Купюрой в пять миллионов песо, рублей или крон в период дикой инфляции.

Но день был солнечным. Деревья начинали пускать первые листочки. Оптимизм в смеси с горячительным еще гулял по жилам.

Реальность заявила о себе на следующий день. Подруга сказала, что уезжает на время к родным в Ида-Вирумаа. Не может же она сидеть с безработным придурком. Она сама безработная уже три года, а ей надо одеваться и кушать блан-манже и диетические сиропы по 1000 крон литр. А еще клубника для масок нужна. Клубники на огороде в провинции много. На столичных базарах она мне уже не по карману. И на что я такой ей нужен.

"Это временно, до лучших времен, так что никто не расторгает с тобой брака, будем считаться женой и мужем, но жить станем отдельно своей жизнью. Если у тебя улучшатся дела, я вернусь. А нет — обо мне найдется кому позаботиться. Вовик, Эдик, Тарасик давно ждут моего расставания с таким лохом, как ты".

И уехала. До лучших времен. One way ticket. Что оставалось делать? Искать работу.

В Департаменте занятости, этой юдоли печалей, я долго терся в очередях, пока не попал к даме приятной наружности. Дама говорит:

- Заполняйте анкету, а потом ждите. Но не советую сидеть и ждать, ищите сами. Там есть объявления. Вы хотите работать — кем? Журналисты и прочие интеллигенты нигде не нужны. Составьте СV и пошлите его всюду, вывесьте в интернете. Следующий!

Прошло два месяца. Больше визитов в Департамент я не наносил, а они про меня не вспоминали. Там все чаще у них звучало : "Следующий!" Продать вещи я не смог. Просто отвез в магазин подержанных изделий и там оставил. Кто их купит, зачем? На какие деньги? Банк сообщил, что два месяца я не делал взносы за квартиру. Так что, пардон, квартира — до лучших времен! — переходит банку, а я могу идти в направлении хоть Южного, хоть Северного полюса.

Хуже всего то, что есть хотелось неимоверно. Природа, так ее, устроена хитро. Нет денег — нет еды. Нет еды — не можешь полноценно двигаться и думать. А не можешь двигаться, не можешь работать. И у тебя нет денег. И нет еды. И далее — по кругу.

Подошло лето. Я собирал бутылки стеклянные и пластмассовые. Тайком пробрался в свою же запертую квартиру и унес оттуда гречку, пшенку и макароны. В голове бродили мысли об ограблениях, о том, чтобы совершить преступление и сесть в тюрьму. До лучших времен. Пусть меня кормит родная страна. А то скоро осень. И мне уже довелось варить на костре на берегу карьера в кастрюльке суп из щавеля и дряни из мусорных ящиков.

Только не стоит снисходительно улыбаться… Помню, моя физиономия тоже презрительно кривилась при виде асоциалов, впавших в пьяный транс, как в спячку, анабиоз до лучших времен.

Ехать в провинцию я не мог. Куда? Там мусорных ящиков меньше, а народ сплоченный. Тюрьма претила — не мог я что-то антиобщественное совершить. Ну, не магазин же грабить, какой из меня грабитель. Дунь — рассыплюсь. Даже не посадят. Щелкнет в лоб охранник, выведет на крыльцо и ногой придаст ускорение. Милостыню просить я пробовал. Не дают! Ни на вокзале, ни в Старом городе, ни возле отелей.

Работа… Ну, что ж, приходил, просился в рестораны дворником, посудомойкой, кем угодно, хоть пылесдувателем с обуви гостей. Нет, не надо. В самые жаркие дни я стал мерзнуть. Пару раз меня били пьяные подростки. Один раз говорившие на русском языке, второй — на эстонском. Попал в больницу со сломанными ребрами. Два счастливых дня! Когда больница выяснила, что нет у меня карточки Больничной кассы, выписали с диагнозом "практически здоров".

У меня были старые знакомства. Но они моментом превратились в "новые незнакомства", уж других слов найти не могу. Помогать лузеру никто не хочет. Это когда ты на виду и крутишься по заданиям хозяев, того опуская в материалах, а того пропагандируя, ты нужен всем и твой почтовый ящик лопается от приглашений на "тусэ" и презентации.

Слесарем пытался устроиться к автомобильному деятелю. Охранником. Оказалось, я отстал от жизни: теперь нужна была справка о владении эстонским языком на категорию В2. Которой от нас в русском издании не требовали. И ждать квартал до экзамена я не мог: все труднее становилось ходить против ветра.

И все же фортуна от меня не отвернулась окончательно. Фортуна предоставила мне жилье. На Тоомпеа. Там масса чердачков и квартирок. И туда почти никто не лазит, думают, там все занято и забито. Нет, там есть где поселиться. Видны шпили, виден Рийгикогу, а извернувшись в слуховом оконце, можно увидеть и Дом Стенбока. Как-то раз увидел скопление людей. Это профсоюзы пришли выразить недовольство.

И еще узнал, что требуются уборщики трамваев в парке. Пришел. Толпа. Собеседование.

- Tere! — говорю.

Присел. Братцы, допрос с пристрастием, как если б в космонавты-разведчики отбирали. Только что на центрифуге не крутили и на полиграфе не проверяли. "Вам сообщат, у нас на место почти сто человек. Адрес?" А какой у меня адрес? До востребования не скажешь, сразу — асоциал, бомж, пьянь. И ляпнул правильный: Рахукохту, дом такой-то, верхний этаж, мансарда. Как художник из Парижа. Знаю ведь, что никто меня сюда не возьмет, больно уж я вежливо говорю.

Вышел мирно, смотрю, а в толпе мои родные лица — Маклаков с обтянутыми скулами. Зойка с Балтийского вокзала. Русский политический деятель времен поющей революции. Журналистик из самопальных. Сотрудник среднего звена мэрии, которого поперли после прихода не его партии к власти в городе.

И еще вижу в толпе шмыгают журналисточки с разных каналов, с микрофончиками. Гиены пера. Сунулись и ко мне. Только вспомнил я себя, свои шакальи дела во время оно, да пошел прочь. Я решил уходить из этой страны пешком. Я устал. Мне надоело размышлять, что делать и кто виноват. Сами виноваты, а делать нечего. Говорят, в мире есть страны, которых кризис не коснулся. Я собрался уходить через десять дней. Подкормиться надо и обувь найти получше в гуманитарке. Странничек, вишь ты.

На восход идти не хотелось. Там столбы пограничные. А отловят — депортируют обратно. На закат пойду. Несмотря на мои неполных 30 лет, я, здоровый и при дипломе мужик, не нужен никому. Полистал паспорт свой, где сказано, что моя страна меня защищает и просит всех мне содействовать. Есть, есть там такая запись, вы посмотрите сами, на двух языках! Очень трогательно.

За день до ухода, когда я по тайным ходам выбрался из дома, увидел я озирающуюся по сторонам тетю с почтовым чемоданом на колесиках.

- Где тут вход в мансарду-то? — спросила она. — Письмо есть, а двери заколочены…

С тех пор, уже три недели, я при деле. Хорошее место, скажу я вам! Да, ночью работать хорошо. Ибо днем спишь до лучших времен и не видишь и не знаешь, что делается. И на сердце тишина. Только визг и грохот стройки с пощади Вабадузе слышен. Там реконструкция шла и крест ставили. Праздник победы готовился.

А я все оттирал полы от плевков и изгонял запах мочи с пола антисептиками, отыскивал монетки, как в фонтане Треви в Риме. Бутылки и банки находил. Испытательный срок скоро заканчивается. Может, подруга вернется, но я не приму этого. Решил уже сходить на праздники. Может, шашлык обломится недоеденный. На готовый с мангала своих денег еще нет. Нет, жизнь прекрасна и удивительна!

Не теряйте и вы надежды, может и вам повезет. Живу на Тоомпеа, работаю, на открытие Креста Свободы и в парк Юрьевой ночи схожу. Полнокровное возвращение в цивилизацию. Поздравления принимаю по адресу: Рахукохту, мансарда напротив Дома Стенбока…

Поделиться
Комментарии