Не могу не начать с Украины. В связи с нею тревожно в мире вообще, в Эстонии — в частности. Можно сказать, что у нас все даже близко к панике — мол, Россия вот-вот нападет.

Удивляюсь, почему паникуют в Эстонии. Получается просто по поговорке — в огороде бузина, а в Киеве дядька. Это совершенно надуманные, лишние и не имеющие под собой никакой почвы страхи. Это раз.

Во-вторых, разумеется, сейчас каждый человек задумывается над тем, куда и как может вырулить сложившаяся ситуация. Я хоть и поэт, но еще и историк, всю жизнь занимающийся революциями, потому что меня интересуют эти общественные судороги человечества, которые охватывают ту или другую нацию время от времени. Тем более, занимаюсь историей русской революции, обрушившей великую державу. В принципе, сценарий у всех революций один — эйфория, романтика, гражданская война в той или иной степени. Она уже идет на Украине. Настоящая война, чтобы стенка на стенку, долгие, затяжные военные действия — по-моему, в XXI веке это невозможно. Гражданская война приобретает другие формы — отчасти информационные, отчасти — формы бунтов.

За этим следуют обнищание, анархия, которые выливаются в конце концов в диктатуру, потому что не может же от государства остаться черная дыра, какие-то железные обручи должны стянуть эту государственную массу, которая образовывается в результате революционного процесса. В России такими железными обручами стянули общество большевики, ленинцы. Кто и что стянет Украину — непонятно. Мне кажется, что там некому ее стягивать и в конце концов будет какой-то внешний протекторат.

Что должно произойти, чтобы отношения между Россией и Украиной нормализовались?

К сожалению, я не вижу пока возможности для нормализации ситуации. Это может случиться только в том случае, если Америка и западный мир поймут, что анархия никому не на руку и просто одернут.

В цикле передач ”Имя Россия” вы представляли Пушкина. Насколько сегодня Пушкин востребован молодым поколением в России?

Понимаете, сейчас происходит в культурном и цивилизационном мире революция гораздо более глобальная, чем та, которая на Украине. Это еще не все понимают. Постхристианская цивилизация вступает в новую фазу. Уходит книга как таковая. А вместе с книгой уходят и те культурные ценности, которые согревали нас и казались нам незыблемыми.

То есть Пушкин в интернете…

Невозможен. Просто потому, что это книжная культура. Стихотворение, я знаю по себе, предназначено для страницы, для книги. Много зависит от того, как оно расположено на странице, от шрифта, от полей, все играет свою роль. Стихотворение — это не просто какой-то текст, а целый комплекс самых разных вещей. Даже когда в свое время мы получали в самиздате бледной машинописи на папиросной бумаге Мандельштама, Ходасевича или Анну Ахматову, эти носители тоже играли определенную роль.

Есть, конечно, "малое стадо", которое читает — и читает Пушкина. Вот, например, у моей дочери восемь детей, старшие уже доросли до такого возраста, когда могут его читать, и они читают.

Сколько же детям лет?

Старшему — шестнадцать… Есть школы в Москве с литературным профилем, но их очень немного. А в основном масса молодежи не то что в Пушкина, а вообще не способна углубиться в текст. Мышление стало клиповым, читающий не способен сосредоточенно воспринимать культурный материал.

Ваша мама, учительница русской литературы, приучала вас к великим именам и строчкам? Это надо воспитывать в ребенке?

Я считаю, что, конечно, надо. Хотя вижу, что это уходит из человечества — и изобразительное искусство, и гармония музыкальная, и литература. На смену им приходят какие-то эрзацы. Во что это выльется, непонятно. Повсеместно, и не только в России, в западном мире еще в большей степени, идет культурное уплощение молодежи (от слова ”плоско”). Но я не могу себе представить русского человека, который не читал Пушкина.

В Эстонии вас попросили порассуждать на тему, куда идет Россия. Так куда?

Я не отделяю Россию от цивилизованного мира в целом. Не может у России быть какой-то отдельный путь от того, по которому идет Европа или даже Новый Свет. Я считаю, что вся наша цивилизация идет к какому-то финишу. Мне кажется, что уже в середине этого века будет значительный передел мира. На арену выступит третий мир, гораздо большую роль станут играть Китай, Индия, то есть будет цивилизационная линька и мало никому не покажется.

Я родился в 1947 году. Мне кажется, наше поколение — самое халявное. Мы не пережили ни войны, ни каких-то серьезных общественных испытаний, ни пыток, ни лагерей. Но боюсь, что уже наших детей и внуков ждут очень серьезные испытания, к которым они не будут готовы, поскольку воспитываются в гедонистической психологии.

Что же все-таки будет с такой махиной, как Россия?

Трудно сказать. Ничего хорошего я не жду ни для России, ни для Европы, которая мне кажется даже еще более хрупкой, чем Россия. Во мне живет какая-то вещая тревога, я бы так сказал.

Крым — не стартовая площадка для чего-то ужасного, что должно произойти с Россией?

Нет, не думаю. Я считаю, что это эпизод и через полгода зарубцуется и появятся другие, более серьезные предметы для переживаний и тревог.

Известно, что вы ведете дневники, запечатываете их, отправляете в Российский государственный архив литературы и искусства с пометкой — не вскрывать до 2020 года. Почему именно до 2020-го и, если не секрет, что в этих дневниках?

До 2020 года — потому, что там все-таки слишком много интимного. Хотя фрагменты из разных лет я напечатал в журнале ”Новый мир”, в шести номерах, конечно, убрав все то, что может сейчас кого-то задеть. Там — все: и мои размышления, и фиксация происходящего. Когда я вернулся из эмиграции в Россию, в 90-м году, и увидел, что происходит что-то невероятное, именно — демонтаж социалистической системы, я решил фиксировать происходящее, допустим, несколько раз в неделю, как получится. Думаю, что это будет достаточно объемная картина нашей жизни рубежа веков.

Вы много жили за границами России, много повидали на своем веку, что вас еще способно удивить?

Кто не удивляется, тот не пишет стихов. Почему такая депрессивная поэзия сейчас у многих моих коллег? Потому, что они брюзжат и не удивляются ничему. Я удивляюсь прежде всего красоте мира. Стихи я пишу в основном осенью, каждая осень меня поражает своей красотой, особенно русская осень.

Вот и Александр Сергеевич…

Да, губа у него была не дура.

На что вы обратили внимание в Эстонии в этот свой приезд?

Много раз бывал в Эстонии, последний раз — лет пятнадцать назад. Сейчас поразили меня две вещи. Отсутствие выходцев из третьего мира, которыми заполнены как Париж, так и Москва. Это — страна белых, что сейчас огромная редкость, в Европе больше такого не найдешь, ну, может, еще в других странах Прибалтики. А еще поразила поразительная чистота в контраст с современной Россией, с Парижем, который находится в помоечном состоянии.

Чем вы объяснили бы, что у нас практически нет ”выходцев из третьего мира”?

К чести эстонцев, они справляются своими силами. И не брезгуют черной работой.

Сказать, что между Эстонией и Россией плохие отношения — не сказать ничего…

Это, очевидно, на том уровне, который не касается повседневности. Скорее, в значительной степени это придумывается политиками и идеологами, чем является реальностью. Рядовые люди гораздо трезвее, проще и яснее, чем те, кто пытаются их направлять и стравливать. И в России — то же самое.

Но к русским, а их здесь все-таки немало в Прибалтике, надо относиться с большим уважением, чем делают нынешние ваши политики.

Русским Эстонии надо сохранять свой язык, за это надо бороться, за это надо стоять?

Что скажешь… Столько развалено уже всего, начиная с замечательной семиотической школы в Тарту (я несколько раз бывал у Лотмана, мы были друзьями). От этого мало что осталось. Как на всем постсоветском пространстве — вместе с водой выплеснули ребенка. Это был идиотизм — отказываться от хорошо налаженной системы изучения русского языка. Русский язык — это сокровище, надо было бережно сохранять его изучение, а не отказываться от него по политическим соображениям и остаться без русского языка, тем самым колоссально обеднив собственную культуру и нацию.

Поделиться
Комментарии