Нынешние журналисты в том смысле, который вкладывает в этот термин обыватель, представляют из себя компанию все тех же никому неподсудных критиков. Десять лет назад серия статей "Пожиратели эфира", содержавших обзоры и критику русскоязычной журналистики в Эстонии, создала мне стойкую репутацию Зоила из Амфиполя — завистливого, язвительного и мелочного критика великого слепца Гомера, чем я теперь с удовольствием воспользуюсь.

Мелочей не бывает

В том, что понимается под современным термином "журналистика" мелочей не бывает, потому что в ней все соткано из мелочей. Так называемые мелочи это те взаимосвязи, которые пронизывают общественную жизнь, делая ее цельной, доступной для понимания и отчасти прогнозируемой. Язвительность (не путать с бытовым или чиновничьим хамством) - это всего лишь субъективная оценка формы, в которой изложены взаимосвязи, и которую не всякий заметит и оценит. Язвительность это как острый перчик, вкусовые качества которого раскрываются только после того, как он тщательно разжеван. Перчик, увы, не входит в рецепт манной кашки, которую предлагает русскоязычному потребителю, пресса для русских.

Если взять современную русскоязычную журналистику в Эстонии, то завидовать — ревновать к Копернику! — в ней не к кому. В прессе для русских профессионалами не становятся, профессионалами назначают. Можно, конечно, завидовать профессиональным должностям и окладам, но их обладатели большей частью достойны того чтобы их просто пожалели. Вам и не снилось, на горло какой песне они наступили, и какими жизненными принципами поступились ради того, чтобы назначение состоялось.

Теперь, когда государство принялось, наконец, за осуществление медийной реформы, мы должны разобраться с тем, что представляет собой ее первый этап, что следует сохранить, что принять, а от чего решительно отмежеваться.

Четвертая власть

В современной эстонской журналистике чрезвычайно распространено представление о самой себе как о четвертой власти в государстве наравне с законодательной, исполнительной и судебной. "Четвертая власть" мыслится вне общественной критики и вне государственной подсудности. Журналист в ней представляется в виде безответственно-чистого и непорочного супергражданина — сверхсущества из виртуальной реальности.

Мало кто из журналистов задумывается над тем, что смена ролевой установки выходит далеко за рамки общепринятого понятия демократии. Когда media — посредник между обществом и государством - становится четвертой властью в государстве, то речь идет уже не о демократическом государстве, но о тоталитарном. В качестве четвертой власти media утрачивает свободу и начинает, как бы в ущерб обществу обслуживать интересы трех основных властных структур.

Парадокс законопроекта 656 SE, содержащего ряд поправок в действующее законодательство, заключается в том, что с одной стороны он как бы ограничивает свободу прессы, но с другой стороны чрезвычайно поднимает ее авторитет, как реальной "четвертой власти" в государстве. Если общество согласно иметь относительно свободную прессу, то профит государства, проистекающий из частичного ограничения свободы прессы, в том, чтобы "четвертая власть" качественно обслуживала его интересы.

Любопытно, что позиции государства и общества по вопросу об изменении статуса прессы гораздо ближе друг к другу, чем это может показаться на первый взгляд. Когда общество требует успокоения, то государство просто обязано предоставить ему общественный порядок, соответствующий общественным представлениям о покое и благоденствии.

Единый знаменатель

Нет сомнений в том, что эстонское общество благосклонно отнесется к тому, что государство будет само решать, кого из политиков, чиновников, предпринимателей или общественных деятелей принести на алтарь отечества в качестве жертвы. Эстонская журналистика, позиционирующая себя четвертой властью в государстве, напрасно сопротивляется медийной реформе. В натуре речь идет не о сокращении медийной власти, а о наделении ее реальными полномочиями.

Если в государственном суде еще можно оправдаться, то предание проштрафившегося субъекта в руки "четвертой власти", как правило, будет означать обвинительный приговор в аршинных заголовках на первой полосе, причем без права обжалования. Оправдательный вердикт, буде случится чудо, и он будет когда-нибудь вынесен настоящим судом, в лучшем случае, уложится в три строчки между "In memoriam" и колонкой частных объявлений. При этом оправдательный приговор не повлечет за собой никаких претензий к "четвертой власти", которую государство, принимая всю ответственность на себя, как бы освобождает от химеры совести.

С точки зрения социальной гигиены введение института четвертой власти пойдет эстонскому обществу только на пользу. По крайней мере, прекратится наиглупейшая игра в журналистские "расследования", в которых суперграждане-журналисты, нарушая государственную компетенцию, подменяют следственные органы и прокуратуру. Эстонские журналисты должны благодарить государство, что уже в недалеком времени пресс-карта станет чем-то вроде полицейского жетона, заставляющего трепетать хулиганов и разного рода проходимцев.

Превращение "эстонской прессы" в "прессу для эстонцев" (четвертую власть) не должно нас пугать. Пресса для русских, несмотря на видимость частного характера, в контексте четвертой власти давно уже является одной из государственных институций, поэтому приведение всей прессы в государстве к единому знаменателю следует только приветствовать.

Определенность в иерархии власти всегда лучше ее неопределенности.

Поделиться
Комментарии