Несколько лет назад я встретил черного, как уголь, негра из Монтгомери, штат Алабама. Из этого города песен и "негритянских комет" он совершил "паломничество" в Эстонию в поисках правды и справедливости. Искал он тишины и одиночества, чтобы решить три главные проблемы: во-первых, что является источником зла, во-вторых, откуда берется духовная сила человека, и, в-третьих, был ли причиной убийства Кеннеди "общий заговор зла".

Он приехал в Эстонию как в место, где концентрация мысли, по его убеждению, становится сверхплотной, ведь старая истина гласит, что гениальные идеи приходят в движение тогда, когда необычайно высок уровень окружающей культуры. Следовательно, Эстония является ничем иным, как средоточием хороших идей, большим плавильным котлом для глубоких человеческих мыслей. Мы живем в редкостной культуре.

Я спросил тогда, вдохновляют ли его тишина болот и топей Эстонии. "Yes, yes, — отвечал он страстно, сверкая белками глаз на совершенно черном лице, — там истина, оттуда все берет начало". Поскольку наша беседа происходила вдали от Эстонии, я тоже называл родные места словом "там".

Если не ошибаюсь, звали этого господина Джеймсом. Его, Джеймса, путешествие в Эстонию уже было позади, часть Большой Истины он уже давно нашел, и можно предположить, что никто не кричал ему во время путешествия: "Эй, вакса, будь моим негром!" В противном случае у него было бы о нас несколько другое представление.

Сложим теперь картину воедино: мы всегда были здесь очень оседлыми. У нас редкостный язык, богатый гласными, как песня соловья. А наша земля (Маарьямаа) посвящена деве Марии — наиболее почитаемой героине на протяжении всего средневековья (а это целых 1200 лет). Почему же нашему оледенелому, обдуваемому ветрами северному уголку дали имя такой популярной личности, как дева Мария, Божья матерь? В те времена очень отдаленные места таких названий не получали. Джеймс шел сюда из Монтгомери как к святыне, и, может быть, он даже не слышал, если из какой-нибудь компании скинхедов ему вслед летело "fucking".

Мы должны выпрямить спину и понять, что мы, эстонцы, особенные. Начнем с далекой истории: в средние века для европейца здешняя земля была "темным" местом где-то на окраине извилистого берега моря. И она-то получила имя девы Марии — ну, знаете! Здесь должно было быть нечто очень особенное. Быть может, в доисторические времена сюда сошел огненный столб и оставил мощную волшебную печать? Во всяком случае, более поздние наслоения стерли из памяти это изначальное и великое. Возможно, какой-нибудь могущественный маг наделил нашу землю особой чудесной силой? Во всяком случае, сквозь времена жалко смотреть на деяния тех, кто не принадлежит этой земле, кто совершенно чужой для нее — как по образу мышления, крови, так и по языку.

Все условия, вся логика здешней жизни противятся им. Я сам слышал, как на Тынисмяги несколько десятков деятелей с прическами "под ежик" кричали: "Россия! Россия!" А где-то под стенами церквей лежат наши святые умершие. Эти крики — кощунство для них. И, если верить Борхесу, то смерть — это только долгий сон. Проникал ли крик этих не имеющих корней мигрантов в сон наших предков? Если верить Хорхе Луису Борхесу, гениальному писателю, — да.

Обычный житель Эстонии — не расист, никто не дразнит чернокожего, который приезжает к нам в гости и хочет познакомиться с нашей культурой. Правда, попадается какой-нибудь фашист-финн или расист-американец — под предлогом, что здесь нет негров: они приезжают "отдохнуть от негров". Посмотрим хотя бы курьезный текст американских наци на эстонском языке, где говорится об их героях: "Фюрер сказал, что он принесет последнюю жертву Германии и не побежит от врага, но будет бороться с ним до горького конца, и потом он не доставит радости демократам и большевикам — не позволит судить себя или кощунствовать над своим трупом. И так он продолжал борьбу, пока "недочеловеки" не оказались вблизи — на растоянии нескольких метров, а затем вознесся в Валгаллу". Этот текст на веб-сайте органы власти Эстонии считают настолько ничтожной шуткой, что даже не посчитали нужным удалить его из интернета и оставили его там "до горького конца". Пришедшие на нашу землю со свастикой и кандалами — несчастные люди, они добиваются внимания, которого не получают.

И если сравнить с ними чернокожих, истинных интеллектуалов, то становится стыдно за некоторых из них. По слухам, местное движение скинхедов — не что иное, как пришедшая из-за границы вредная мода, которая, как и все чужеродное, эпизодически перенимается нашей неоколониальной культурой. Когда по закоулкам Таллинна ходил, играя на флейте, один эрудированный преподаватель университета, некоторые наши братья по крови произносили рядом с этим превосходным человеком почти те же слова, которые уже звучали из уст одного известного героя одного известного произведения: "Слушай! Здесь ходил один свободный негр из Огайо, мулат; у него была самая шикарная шляпа, какую ты видел когда-нибудь в жизни, и самая белая рубашка… Говорят, что он профессор в университете, владеет всякими языками и знает все. Но это еще не самое страшное. Говорят, что он может даже избирать /…/ Я сказал народу: почему этого негра не отведут на аукцион и не продадут?" (Марк Твен, "Приключения Гекльберри Финна"). Но поклонников у этого преподавателя оказалось гораздо больше: позже я сам видел, сколько у него друзей и знакомых, которые пожимали ему руку в знак поддержки. Из печати видно, что нападения скинхедов происходят больше в Тарту, что свидетельствует о том, что в веками открытом морю городе к чужим привыкли больше.

С чужими культурными традициями легче жить там, где уже имеются давние традиции мультикультурности. Интенсивная мультикультурность означает также интенсивную терпимость, но с этой последней может случиться так, что она пойдет по пути диалектического развития: терпимость превратится в свою противоположность. Всевозможные попытки толерантности к меньшинствам приведут, в конце концов, к агрессивности этих самых меньшинств. Норма как таковая утратит свое первоначальный облик, а если миноритетам удастся соответствующим образом настроить и медиа-картинку, то весьма скоро может стать постыдным быть единственным мужчиной в женском коллективе или представителем сексуального большинства среди меньшинства или белым человеком среди негров. И ходом дел будет руководить агрессивное меньшинство, чье поведение никогда нельзя критиковать: ты сразу становишься сексистом, расистом, гомофобом, шовинистом и т. д.

К счастью, Эстония еще весьма далека от таких модернистских веяний. Да иначе и быть не может, если еще в детстве сегодняшних стариков землю пахали, как в раннем железном веке. Быстрых европейских изменений здесь происходит мало.

Поделиться
Комментарии