По его мнению, главным источником информации сегодня стал интернет — территория, не подвластная какой бы то ни было цензуре, место, где ”экспертом” может стать каждый, киноэкран, на котором ты можешь смотреть любой фильм и в удобное тебе время. Однако и телевидение остается мощнейшим источником влияния на умы, умело используя язык пропаганды.

Вспоминается фраза из фильма ”Москва слезам не верит”, где телевидению предрекается безраздельное царствование всегда. Правда, интернет наступил ему на пятки и даже обогнал.

Телевидение как медийный канал, как источник информации переживает глубочайший кризис. Принцип подачи новостей и организация новостного потока благодаря интернету и сегментации аудитории сильно изменились. Перезагрузить, остановить, вернуться, пересмотреть — все это сегодня доступно, из-за чего информационный канал перестал быть необратимым.

Если человек не имеет регулярного доступа или у него старые привычки, он выбирает давно известный путь — телевидение. Что показывают, то и смотрит. И потом, есть фактор привычки, автоматизма. Мой коллега рассказывал, как однажды пришел уставший домой с работы, сел на диван, включил телевизор, открыл бутылку пива, что-то в микроволновке разогрел, стал ужинать и вдруг осознал, что уже 20 минут смотрит какой-то концерт в честь дня рождения Димы Билана.

Восприятие на подсознании

У многих телевизор работает фоном. Ты не смотришь и информацию не воспринимаешь, так?

Даже если сознательно человек этого не хочет и плюется, он все равно воспринимает. Визуальная информация значительно сильнее по своему воздействию, чем словесная. А вместе они — страшная сила. Информация копится на подсознательном уровне, и в один прекрасный момент может вылезти. Человек не понимает, откуда он ее взял, почему он так думает. Это ведь не совсем он говорит. И когда эта информация стала его частью, человек тоже не понимает. На любом телешоу можно наблюдать, как кто-то сообщает, что у него есть мнение, после чего произносит ровно то, что утром услышал по телевизору или прочитал в колонке глянцевого журнала.

Понятно, что люди старшего поколения все сказанное с экрана телевизора воспринимают как истину в последней инстанции. Для молодых же и людей средних лет телевизионная информация автоматически означает, что ее надо перепроверить, потому что ситуация там выгнута так, как нужно заказчику.

Как известно, все основные телеканалы в России принадлежат соратникам Путина и выполняют госзаказ.

Я бы сказал, что особого государственного заказа и нет. Он толком не сформулирован, крайне противоречив и непоследователен. Это не госзаказ, а рабство. Работник упреждает желание начальства. Он уверен, что от него хотят этого, и очень ретиво исполняет заказы, которые еще не поступили. В результате информационное поле в России — инструмент социального программирования, а не источник или тем более помощник. Люди не сознают, что им говорят, но старательно это повторяют, другого языка у них нет.

Альтернативные точки зрения должны быть внятно сформулированы и представлены аудитории. А они если даже представлены, то так, что кажутся слишком сложными.

Институт экспертизы в России существует номинально. Власть не слушает экспертов — сказывается генетическое презрение к интеллигенции. Можно обойтись без экспертизы: все равно мы сделаем, как считаем нужным. Вы пока там собирайтесь в своих библиотеках на дискуссии, это неопасно. А когда люди после библиотек собираются на Болотной площади, в ответ начинается преследование. Информационное поле в России ”зачищено”, чтобы власть могла творить любые беззакония. Что она и делает с характерной ухмылкой.

Нельзя держать человека на поводке

Соглашусь отчасти. Услышав об убийстве Немцова по телевизору, я тут же полезла в Фейсбук, чтобы узнать больше информации и мнений. А в итоге пришла к выводу, что пропутинские каналы отреагировали даже более адекватно, чем независимые социальные сети.

В отношении убийства Бориса Немцова центральным каналам пока скрывать нечего. Официально все чисто, немыслимо и подозревать, что Немцов напрямую был заказан из той известной постройки, рядом с которой его убили. Это якобы там никому невыгодно. Как в свое время цинично заметил тот же Владимир Путин, смерть Анны Политковской принесла больше вреда, чем ее журналистская деятельность.

Тем не менее, убийство произошло, власть позволила ему случиться, чьими руками — не так важно, бенефициарии в тени. На российской власти лежит ответственность, что она разбудила и щедро кормила зверя экстремизма, теперь ему надоело на цепи сидеть и есть что дадут. Он готов разбираться с национал-предателями при открытом благословлении. И русский интернет, который греется у огня, зажженного на Украине, демонстрирует, что передовые технологии — это далеко не всегда передовые идеи.

Западные новостные каналы, уверена, предоставляют своим зрителям лишь ту информацию, которая совпадает с официальной политикой их государств. Украинские события — явное доказательство. То есть снова: два мира — два телевидения. И оба являются сильнейшим идеологическим инструментом.

Миров на самом деле больше. И граница проходит не по национальному признаку. Националистическая модель, в соответствии с которой есть Русский мир, Украинский мир, Западный, — все это вчерашний день. Тоталитарные режимы несколько задержали развитие этой модели, но она осталась в ХХ веке. Националистская концепция очень отсталая, зато она простая и с ее помощью можно проворачивать идеологические манипуляции. Их успех в России связан с тем, что процесс строительства нации еще не завершился.

Националистическое искушение очень велико, распространяются самые дикие дремучие представления. Остается надеяться лишь на то, что крах русского национализма, разгул которого сейчас налицо, неизбежен. В конце концов, телевидение уже не может долго держать человека на поводке, сейчас больше источников информации, их мобильность выше. Какой бы ты ни был равнодушный и ориентированный на выживание, рано или поздно начинаешь понимать, что тебя не просто обманывают, а держат за идиота.

Тебе становится обидно, и ты как минимум перестаешь смотреть телевизор из соображений моральной гигиены.

Ты задаешь себе простые вопросы: почему мы так живем? Почему все, чего не коснется российская власть, превращается в пепел или дерьмо? Это как царь Мидас наоборот. У власти сплошные дураки или негодяи? Нет, но у них глубочайшие системные проблемы. И говорить о них решаются немногие, вот что действительно глупо. Прессы, которая бы занималась своей обязанностью — критикой господствующего порядка, почти не осталось. Конечно, в этом смысле мы очень провинциальны.

Специфика всех СМИ — ангажированность?

Да, неангажированных я тоже не встречал. У телевидения еще в активе целый комплекс невербальных уловок, включая мимику и прочую телесность. Но есть форматы новостного телевидения вроде BBC или NBC, которые дают информационный поток. Он очень жестко отформатирован, и не остается времени на то, чтобы акцентировать идеологические заказы. Даже если они есть, то сильно размазаны.

А исходят они из того, что есть мейнстрим, так называемые либеральные ценности, есть недовольные и есть какое-то количество изгоев, совсем плохих парней, как Северная Корея или Иран. Россия как раз в этой компании очутилась. Это страны, которые до последнего делают вид, что могут противостоять мейнстриму. Но они не могут, это блеф. В силу того, что здравому смыслу сложно противопоставить что-либо работающее на перспективу. Можно клеймить тоталитаризм здравого смыла, но именно этот консенсус позволяет человеку реализоваться и преуспевать. А не коррупция и насилие под лживыми лозунгами об особой духовности.

Кино для всех

Обратим внимание на важнейшее из искусств — кино. В конце февраля был вручен ”Оскар”. Не кажется ли странным, что россияне всерьез полагали, будто ”Левиафан” может получить приз? Кому интересны темы, озвученные в фильме, кроме России?

Расчет со стороны россиян был чисто политическим. А в США такое не проходит. Поскольку фильм уже получил по политическим причинам в Европе награды, то успех в Америке казался логичным. Однако реальность такова, что фильм должен если не сообщать об универсальных проблемах, то хотя бы говорить на понятном кинематографическом языке. В этом смысле Звягинцев как раз интернационально ориентирован, он снимает кино на международном языке. Но этого недостаточно, надо, чтобы было хоть немножко интересно.

Как-то читала, что ”Оскар” — кинофестиваль домработниц и домохозяек. Якобы члены жюри не смотрят конкурсные фильмы, а дают их смотреть своей прислуге, женам-домохозяйкам, которые потом высказывают мнение, а жюри на основании их слов выносит вердикт.

Правда где-то посередине. Понятно, что потенциальная точка зрения массового зрителя не может не учитываться. Это конкурс демократичного искусства, а не элитарного. Высоколобость не приветствуется. Но фестиваль домохозяек, думается мне, — броский лейбл, не более того. Люди там работают на совесть и делают все честно. Иначе бы эта машина не работала так, как она работает. Мне кажется, что для зарубежного ”Оскара” важно соблюдение тончайшего баланса между универсальностью языка, на котором снят заграничный для Америки фильм, и наличием специфики. Такой фильм не может полностью воспроизводить американские модели, хотя должен как бы говорить на понятном американском языке. России стоит поучиться у Восточной Европы, которая многие годы демонстрирует способность продавать свои проблемы на разные рынки, завернув в кинообложку.

Я некоторое время плотно общался с людьми из кинематографического контекста и не понаслышке знаю, что в России есть интересное и стоящее кино. Однако государство вместо того, чтобы поддерживать творческие кластеры, занимается судорожным поиском лояльных фигур. Эта глупость ему уже дорого обходится, и цена растет.

У потребителя российских медиа возникает искаженная картина еще и потому, что одни и те же люди появляются на медийном поле — на телевидении и в журналах. Я в лондонском аэропорту Гэтвик ждал самолета и зашел в бокс с печатной продукцией. Там был целый стенд музыкальных журналов и примерно полтора десятка — журналы о всяких специальных направлениях от блюза до панка. Значит, потребитель воспитан и покупает эти журналы. Есть возможность выбора. Я видел журналы, стоящие в Шереметьево, — о музыке ни одного. Кругом один ”Золотой граммофон” и соответствующие физиономии.

Можете выделить какой-то издающийся в России журнал, отличающийся от прочих?

Времена, когда в России издавалась интересная ”бумага”, прошли. Одна ”Афиша” осталась, как остров в океане, ее хоть читать можно. Глянцевая пресса тоже переживает трудные времена. И те стремительные изменения, которые происходят в организации медийного потока, обнаруживают архаику глянца. Могу выделить Esquire. В свое время он был чуть ли не первым, кто позволил себе сказать: да, мы публикуем фотографии пожилых мужчин, и это круто. Andy Warhol’s Interview иногда можно пролистать, он вообще не для чтения. Forbes все уже в сети читают, если там попадается интересная колонка.

Отмечу еще одну характерную тенденцию. Благодаря кризису журналов и внедрению на рынки интернет-технологий, расширяется, узаконивается и постепенно возникает привычка к тому, что раньше считалось табу. Вся Европа наводнена открытками и буклетами, мило подшучивающими над сексом в пожилом возрасте, это совершенно нормально, это даже не сегментный рынок.

Порношика много в рекламе, как на видео, так и в полиграфии, в том числе уличной. Не порнографии, которая юридически легко опознается, а порношика, умело балансирующего на грани запретного и тем самым расширяющим пределы дозволенного. Если нет нарушений, связанных с телесной целостностью человека и его безопасностью, то оснований для запретов нет. Если тебе не нравится, не читай, проходи мимо. Моральные табу становятся все более гибкими.

В России, правда, и мораль сейчас тверже некуда, и читать нечего. Наиболее регулярным образом я читаю русское издание латвийского журнала Rigas Laiks, его издают умнейшие люди, им надо памятник ставить за то, что они свои деньги, заработанные на каких-то коммерческих проектах, тратят на журнал такого интеллектуального уровня. Правда, на газетной бумаге…

Поделиться
Комментарии