Поработавший на чеченской войне врач приехал лечить пациентов в Ида-Вирумаа
Причем Дмитрий Федоров, два года назад приступивший к работе в Ида-Вируской центральной больнице, — еще и байкер со стажем и член сборной России по шоссейно-кольцевым мотогонкам. Так что становится ясно, что совершенно несовместимые вещи — высокие скорости и ювелирная точность работы хирурга — странным образом совместимы в этом молодом докторе, пишет ”МК-Эстония”.
Общаться с Дмитрием — одно удовольствие: умен, предельно точен в своих оценках, не переходяцих за грань категоричности и, что самое главное — лишен всякого высокомерия. Дмитрий во многом состоит из противоречий и насквозь пронизан иронией. При этом, обидеться на него практически невозможно, поскольку ирония подается под таким соусом, что воспринимается легко и без обид. Возможно, потому, что доктор очень коммуникабелен и с любым собеседником находит общий язык. Разве только с одним наркоманом, устроившим безобразный ”концерт” в отделении, доктор Федоров поступил круто, выгнав его из больницы, хотя последний угрожал за это зарезать врача.
”Вид у меня был бледно-зеленый…”
- Как ты попал в медицину, ведь в семье не было медиков?
- Чисто случайно. Отец — кадровый военный, служил в Германии, где я и родился (хотя по законам того времени зарегистривали меня в Псковской области), и по возвращении в Советский Союз мы переезжали из города в город, а я, естественно, переходил из школы в школу. В очередной раз, уже в 11-м классе одной из гимназий Санкт-Петербурга, я оказался перед выбором, какое учебное направление мне выбрать: класс с математическим уклоном, с естественно-научным или же с гуманитарным. Мне, естественно, очень хотелось попасть в гуманитарный класс, но не потому, что я питал слабость к литературе или языкам, а потому что в классе на двух мальчиков было 22 девочки! Но моя мама не оценила моего рвения, прагматично решив, что в таком великолепном окружении я могу вообще не окончить гимназию, и, несмотря на мое решительное заявление, что я намерен подать документы в гуманитарный класс, она категорично отрезала ”нет!” и направила меня в научно-естественный класс.
На первую же школьную практику мы попали в доблестную больницу имени Л.Б. Красина. Это как эстонская больница по уходу (hooldus), только во сто крат худший вариант. Среди медперсонала бытовала шутка: если с утра навстречу не везут два трупа, то день — неудачный. Цинично, но так оно и было. Умирали постоянно…
Нас — меня и еще нескольких 15-летних пацанов — отправили в терапию. Там я впервые увидел гранулирующие раны, опарыши у бабушек. Уже потом, много лет спустя, я сам сажал опарышей на людей. Не удивляйтесь: эти мелкие белые червячки очищают раны…
- Впечатляющее начало карьеры. И тебя это не отвратило от медицины?
- Хм… Это, вообще-то, были только цветочки, потому что через две недели после того, как мы попали на практику, санитары морга ушли в коллективный отпуск, и заведующий терапевтического отделения попросил нас поработать в морге. Мы, естественно, не предполагали, что даже самые кошмарные наши фантазии о покойниках окажутся лишь слабым отражением реальности, с которой мы столкнулись в морге. Но мы храбрились, не показывая даже родным и близким свои впечатления и переживания. Спустя много лет моя мама, вспоминая то время, сказала, что вечерами, после работы, вид у меня был бледно-зеленый.
Позже, уже на четвертом курсе, когда пришлось работать в центральной судебно-медицинской лаборатории Санкт-Петербурга, куда поступали все ”криминальные” трупы — с колотыми и резаными ранами, повешенные и удавленные, утопленники и прочие — я все воспринимал иначе, как-то буднично. Трупы не пугали меня и моих сокурсников, не вызывали тошноту или отвращение, как это было в молодости.
Помню, как-то случился казус. Сделали мы с напарником в морге свою работу. Отлично, надо заметить, сделали и остались довольны, а потому окончание трудового дня, вернее, вечера, слегка отметили. Показалось мало. Отправились за добавкой, подцепили на улице двух девочек. Привели к себе в будочку при морге. Вскоре одна из барышень спросила, где туалет. Кто-то из нас махнул рукой — прямо по коридору, за углом. И, видимо не объяснили, за каким углом, потому что через несколько секунд после ухода нашей гостьи в коридоре раздался нечеловеческий, раздирающий душу вопль. Наши с напарником головы мгновенно пронзила одна догадка на двоих: барышня вместо туалета попала в секционный зал, где бледный свет луны освещал все 16 столов с разложенными на них трупами. Самое комичное, что у меня на пьяную голову мелькнула крамольная мысль: что ей могло не пронравиться, ведь мы свою дневную работу выполнили на совесть!
В общем, девочки бежали так, что чуть не вынесли лбами двери. И нам после этого ни разу не позвонили. И обидно, и смешно…
- Почему ты выбрал Военно-медицинскую академию?
- Во-первых, потому, что это — лучшая медицинская школа России. Был, конечно, вариант учиться в Саратове или в Томске, но там не было того факультета, на который я хотел попасть, где готовили бы врачей для Военно-десантных войск. На одном из 6 факультетов ВМА готовили группу именно таких специалистов-медиков. Конкурс был приличный, но я его прошел. Требования по физической подготовке жесткие, ну а медкомиссия — это отдельная тема: здоровье должно быть отменное. Такие требования предъявлялись только к нам, будущим врачам-десантникам, которых на факультете было всего 36 человек, и к ”морским” врачам. Учеба — 6 лет, плюс 1 год — интернатура, затем — аспирантура. За годы учебы все курсанты должны были совершить 16 прыжков с парашютом. Не все курсанты окончили ВМА, так так некоторые так и не смогли преодолеть страх перед парашютом.
Оторванная голова
- Как попал в Чечню?
- Официально боевые действия в Чечне закончились в 2000 году, все остальное — поддержание конституционного порядка. Вся территоррия Чечни контролировалась федеральными силами РФ. Если ожидаете, что буду рассказывать какие-то страшилки, то сразу честно скажу: Сталинграда там не было! Пробыл в Чечне 1 год и 8 месяцев, из которых 1 год — как бы служба в армии, и остальное — медицина по линии МВД. Характер работы — стандартный для военно-полевого хирурга — сделать все возможное, чтобы раненых смогли доставить на вертолете в стационарные госпитали. Казусов и приколов было предостаточно.
Оперируем как-то бойца, у которого граната разорвалась в кармане. Заходит начальник госпиталя, человек сугубо гражданский, спрашивает, что, ребята, делате? Отвечаем кратко и четко: ”Отрезаем яйца”. Он смутился: ”Ну, вы бы как-то поделикатнее…” Какие тут реверансы, тут уж деликатничай — не деликатничай, ничего не изменишь!
Еще случай. Заходит к нам мужик в погонах полковника МВД, крепко прижимая руками уши, и заявляет с порога: ”Ребята, у меня голова оторвалась”. Мы его на смех: ”Ты сколько сегодня выпил, полковник?” Он опускает руки и мы обалдеваем, потому что голова и правда, болталась. Упала так плавненько на грудь и покачивается. Ни хрена себе! Мы сразу звонить нейрохирургу, а он нам — то же самое, что мы полковнику пять секунд назад выдали: ”Сколько вы сегодня выпили?!” И не удивительно, потому что при таких травмах — отрыв второго шейного позвонка — летальный исход наступает в 99% случаев.
- В твоем медицинском ”багаже” полно казусных историй…
- А то! На шестом курсе мы попали в Печенгу, почти на границе с Норвегией. Один раз даже, ориентируясь по звездам, перепутали направление и чуть не пересекли российско-норвежскую границу. В Печенге у нас произошел интереснейший с точки зрения медицины случай. Наш госпиталь решили оградить высоким забором, что стало препятствием вовсе не для гражданских, периодически обращавшихся к нам, а для бойцов… В общем, с самоволкой стало не так все просто: попробуй-ка через забор перемахни, да так, чтобы часовые не заметили. Да, забыл сказать, что верх забора представлял собой подобие копий, поставленных остриями вверх.
Как-то раз снарядили одного бойца в поселок за водкой. Туда-то он пустой шел, ну и естественно, перемахнул через копья как птаха, а вот обратно — увы! Приземлился прямехонько на ”копье” и сидит, как кура на насесте — руки расставлены в стороны, в каждой по пакету с водкой. Самое интересное, что водку из рук не выпустил! Сначала сослуживцы, которые его за водярой снаряжали, хотели спасателей вызвать, потом поразмыслили, что спасатели в данной ситуации не помогут. И вызвали нас, хирургов, а заодно и спасателей для пущей важности. Вынуть ”копье” из анального отверстия мы не решились: вдруг какие-то жизненно-важные органы задеты и начнется внутренее кровотечение. Короче, отрезали конец копья, который торчал из пятой точки опоры, и в таком комичном виде доставили бедолагу в операционную. Спрашиваем: ”Очень больно?” Он в ответ: ”Не-а! Совсем не больно”. Мы обалдели, а когда прооперировали, то поняли, почему наш ”орел” вел себя так храбро. Оказывается, ”копье” прошло внутрь, не задев ни одного органа. В общем, в рубашке родился парень…
- Почему ты ушел из армии?
- Я и армия не совместимы. По характеру я — разгильдяй. Не люблю приказы и муштру. Впрочем, в армии я служил недолго — пока учился и проходил практику, а потом — по линии МВД.
- А как в Эстонии оказался?
- Совершенно случайно. Услышал от своих коллег в Москве, где я работал в последнее время, что в Эстонии есть вакансии для медиков. В феврале 2013 года подал документы, а в апреле уже оказался в Эстонии.
