”Лейли — моя кузина, мой папа был ее дядей, — рассказывает Елена Розенберг. — Я живу во Франции, поэтому о том, что она изменила завещание, узнала лишь недавно”.

По словам Елены, несколько лет назад состояние Лейли ухудшилось.

”И тогда-то впервые на горизонте появилась эта Тийна. Я ее никогда до этого не видела. Да и Лейли о ней ничего не говорила, — описывает ситуацию Елена. — Ее привела к Лейли в гости одна ее давняя подруга. А заодно дамочки захватили с собой и нотариуса. И как-то так получилось, я думаю, они уговорили Лейли или заставили, но квартиру и картины Лейли отписала этой молодой женщине Тийне и ее сыну”.

А дальше, говорит Елена, вскоре Лейли положили в психиатрическую больницу, а потом отправили в дом по уходу.

Таинственная опекунша

”Он был просто ужасен! — говорит она. — Лейли плакала, не хотела туда ехать. Но эта женщина отправила ее туда. Я писала во все инстанции, чтобы ее перевели в нормальные условия. В конце концов его вообще закрыли, а Лейли перевели в другой дом, недалеко от Виймси, где уже было получше”.

Однако вскоре оказалось, что родственникам порою сложно получить информацию о ее состоянии.

”Там она упала и сломала шейку бедра. Ее отправили в больницу, там оперировали, а нам ничего не сказали. Я писала письма директору этого учреждения, но мне ответили, что так как делами Лейли занимается эта Тийна, то всю информацию они предоставляют только ей”, — рассказывает Елена.

Кузина отмечает, что она неоднократно приезжала из Франции в Эстонию, навещала Лейли в этом доме престарелых, разговаривала с ней.

”Однако на все вопросы по поводу Тийны, как они с ней познакомились и так далее, Лейли отвечала ”не знаю”, — вздыхает родственница. — Она часто плакала и говорила, что совершила ошибку. Но какую и в чем она состояла — так и не объяснила”.

Елена считает, что это было жестоко со стороны Тийны помещать Лейли в дом по уходу. Все же в родных стенах ей было бы намного лучше. А денег на счету художницы было достаточно, чтобы оплачивать приходящую сиделку.

”Еще тем летом, когда Лейли написала завещание, она уже была очень плоха. И после она все время плакала и говорила: ”Что я сделала, что я сделала…” — вздыхает Елена.

Больше всего Елену поразило то, что когда Лейли умерла, родственникам даже не дали свидетельство о смерти.

”Мы даже не знаем причины. Всем опять заведовала Тийна”, — констатирует Елена.

Елена не знает, что и думать. Она пыталась, по ее словам, встретиться с Тийной и поговорить. Однако та сказала лишь, что они познакомились с Лейли, когда та писала портрет ее сына. И поэтому, мол, спустя много лет решила отписать квартиру ему.

”Может быть, она и в других подобных делах замешана, — строит предположения Елена. — Она не хотела практически ничего рассказывать о себе. Только сказала, что у нее дом в Хийу”.

Так или иначе, но согласно завещанию наиболее ценное имущество было отписано Тийне.

”Квартира на Кентманни, в центре города, напротив американского посольства. Там спальня, салон, большой коридор, кухня и библиотека на втором этаже, — рассказывает Елена. — А также картины, архив, фотографии и многое другое, что ценно для семьи”.

По ее словам, та самая подруга, которая привела Тийну в тот день с нотариусом к Лейли, сказала, что эта квартира нужна для сына Тийны. Больше всего Елену возмущает, что такое, оказывается, возможно!

”Лейли уже несколько лет страдала деменцией. Может быть, и болезнью Альцгеймера. Однако нотариус, видя состояние старой женщины, никаких медицинских справок не спросил”, — подчеркивает Елена.

”Архив она не получит!”

”МК-Эстонии” удалось пообщаться и с Тийной, получившей наследство великой художницы. Она неохотно согласилась на встречу, и пришла на нее с мужем и диктофоном. Средних лет женщина в очках, сейчас сидит дома с детьми, до этого работала руководителем бизнес-отдела в фирме.

”Я знаю Лейли уже много лет, — говорит Тийна. — Мой муж и она — дальние родственники. Надо сказать, что близких родственников у нее нет — ни детей, ни братьев, ни сестер. Все родственники — дальние. Но при этом семейство Мууга — очень большое”.

Она рассказывает, что более двадцати лет назад, когда ее сын только-только родился, они с мужем и ребенком пошли на день рождения к Лейли. И там она ее увидела первый раз.

”Ребенок спал на кровати в ее спальне, — показывает она в сторону маленькой комнаты. — А мы сидели тут, в гостиной”.

Шли годы. Здоровье Лейли лучше не становилось. И, по словам Тийны, настал момент, когда нужно было о ней уже заботиться. Была помощь от соцотдела, два раза приходил соцработник, приносил продукты, готовил еду, но Лейли практически не ела. При этом она часто падала, и один раз это случилось, когда никого рядом не было.

”Мы стали думать, что делать, — рассказывает Тийна. — Елена была во Франции и заботиться о Лейли не могла. Еще одна родственница — тоже. Когда ее подруга посоветовала Лейли меня, я тоже долго отказывалась — у меня были тогда маленькие дети, и я не могла уделять все внимание ей. Честно: если бы была другая кандидатура, я бы с радостью отказалась. Но больше никого не было”.

В итоге написали завещание. По словам Тийны, Лейли изначально хотела оставить квартиру ее сыну, поскольку ей хотелось помочь молодому человеку, который только-только начинал жизнь. Однако подруга уговорила ее отписать квартиру пополам — поскольку нужен рядом и взрослый, чтобы юноша не распорядился имуществом неправильно.

”Нотариус — да, приходил домой, — констатирует Тийна. — Но к ней и семейный врач ходил домой. Она была очень слаба, последний этаж, из дома практически уже не выходила”.

А на следующее лето художнице стало настолько, по словам Тийны, плохо, что ее были вынуждены отправить в дом по уходу.

”Приходящая сиделка — не вариант, — отметает она. — Во-первых, это было бы намного дороже. Во-вторых, Лейли нужен был круглосуточный уход. И как это здесь, — она обводит рукой просторную двухкомнатную квартиру, — организовать? Да, деньги на счету были, но никто не знал, как долго это продлится и хватит ли средств”.

Оба дома по уходу, по словам Тийны, были хорошими. А Елена попросту наговаривает.

”Я ни разу с этой Еленой не встречалась! Хотя нет, вру, встречались. Один раз, когда я пришла к Лейли. Но она была холодна и агрессивна, и поговорить не удалось”, — говорит Тийна.

Она заверяет, что воля Лейли была — отписать квартиру и картины ей и сыну. И родственники архив не получат.

”Елена не имеет на него никакого права!” — восклицает Тийна.

Что будет с квартирой и картинами, она пока не решила. Портрет отца Лейли она планирует передать Тартускому музею. На вопрос, будет ли в квартире Лейли жить ее сын — она отвечает уклончиво: ”Он сейчас в таком возрасте, что все возможно!”

Напоследок спрашиваю, есть ли у нее фотографии, где она с Лейли. За двадцать лет общения наверняка остались какие-то снимки с общих праздников. ”Нет, мы не фотографировались”, — отвечает Тийна.

Архив очень важен

До этого завещания было еще одно, в пользу двух молодых людей, братьев, которые также приходились Лейли дальними родственниками. ”МК-Эстонии” удалось связаться с одним из них.

”Хотя я и являюсь в каком-то смысле пострадавшей стороной, но наша семья считает, что не нужно афишировать эту историю, — сказал он, попросив не называть его имя. — Это стало для нас большим сюрпризом. Ни Тийну, ни ее сына я никогда не видел. Но вопрос квартиры и картин не интересовал меня ни тогда, когда они были отписаны мне, ни сейчас. Мои воспоминания о Лейли не зависят от имущества”.

Искусствовед Май Левин, которая помогала Лейли организовывать ее выставки, тоже отмечает, что это решение стало для многих большим сюрпризом.

”Ожидали, что ее имущество достанется кому-то из семьи, — говорит Май Левин. — Особенно ценен архив. Я, когда первый и последний раз видела Тийну, это было на похоронах Лейли, подошла к ней и посоветовала передать архив Лейли, имеющий большую культурную ценность для Эстонии, в Тарту. Однако та лишь сказала что-то вроде ”Я разберусь”, и все”.

Поделиться
Комментарии