Непотопляемая интеграция, или Идентичность — штука динамичная
Хоронили ее бесчисленное количество раз, а толку никакого. Выпрешь ее за дверь, лезет обратно через окно, пишет "МК-Эстония". Раньше ее пытались привить сверху, теперь она сама вылазит снизу и начинает интересоваться: а где же все-таки находится та Эстония, в которой мы живем — за окном или в телевизоре? Если за окном, то что там происходит? Как узнать об этом? И что с этим делать?
Время берет свое, потихоньку вырисовывая узор, как на самом деле продвигается интеграция. Вопрос гражданства достиг стадии, когда прироста неграждан больше нет, а получение эстонского гражданства оставшимися переходит из плоскости былых опасений в плоскость политической целесообразности, как было некогда с обладателями зеленых карточек комитетов граждан Эстонии.
Медленней решается языковой вопрос, но и тут наметились четкие направления дальнейшего пути: начинать с детсадовского возраста, оставляя в школьном возрасте свободу выбора между эстонскими школами, классами погружения и русскими школами — сами разберутся, как и мы со своей идентичностью.
Сколько в нас идентичностей?
Идентичность — штука динамичная, поэтому о ней лучше говорить не в единственном числе, а во множественном. Дома у нас одна идентичность, на работе — другая, на рыбалке с друзьями — третья. Наша идентичность там, где мы чувствуем себя своими. Но и там можно быть или слугой своей идентичности (иногда выдуманной), или ее повелителем. Первое уместно, если нравится ссориться, второе — если дружить. Делать это можно и дома, и на работе, и даже на рыбалке.
Насколько идентичность привязана к языку? Леннарту Мери пришлось четыре раза менять язык учебы, но разве это лишило его идентичности? А что происходит с идентичностью Яны Тоом, когда она в Таллинне общается на эстонском языке, в Брюсселе — на английском, а в Москве — на русском? Причем на российские телеканалы ее приглашают не столько из-за московской, сколько как раз из-за брюссельской и отчасти таллиннской идентичности, чтобы хоть как-то облагородить атмосферу тамошних ток-шоу, поэтому в некоторых передачах Яна Тоом действительно выглядит белым лебедем среди стаи стервятников.
Меняется ли идентичность при интеграции? Конечно, меняется, но точно таким же образом, как при любом другом процессе развития: когда мы умнеем, учимся чему-нибудь, приобретаем новый опыт, когда взрослеем, наконец. Именно потому, что люди стали все больше замечать положительные стороны интеграции, и стало меняться отношение к ней на низовом уровне. Процесс наконец-то пошел, причем как среди русскоязычного, так и среди эстоноязычного населения.
Как быть со ”Спутником”?
Помочь найти нужную идентичность жителям Эстонии любезно помогают добрые соседи, разместившие здесь местную редакцию агентства ”Спутник”. Кое-кого это напугало: демократия — великая сила, но против ”Спутника” она все же бессильна, поэтому лучше не общаться с ним.
А вот общаться как раз стоило бы, ибо ”Спутник” нацелен не на здешнюю аудиторию, а на глобальную, где люди мало что знают об Эстонии и поэтому им можно рассказывать всякое про то, что ”на самом деле” происходит здесь. Делается это профессионально, факты вперемешку с комментариями, порой нейтральными и даже доброжелательными, порой не очень — ведь и ядом не с ложечки потчуют, а незаметно подсыпают в чай или суп, малыми дозами и осторожно. Искусство это известно с давних времен, как и то, что яд в малых дозах можно использовать также в лечебных целях.
Общаться со ”Спутником” надо не запрещать, а напротив, рекомендовать и искать специалистов по общению с ним, чтобы по каналам этого агентства информация о происходящем в Эстонии доходила до русскоязычного мира и в нашей интерпретации. Ведь не каждая страна может позволить себе обзавестись собственным спутником, поэтому для отправки своего груза на орбиту приходится пользоваться чужими.
Такой подход органически сочетается с тем, что происходит и при интеграции. Ведь главный инструмент интеграции — это взаимная притирка, все остальное лишь подручные средства для ее стимулирования. У нас она проходит сравнительно спокойно, поскольку участвуют в ней представители близких народов и культур, довольно долго жившие вместе, чего нельзя сказать о наводненной беженцами Европе. Поэтому у нас отбор беженцев ведется поштучно, есть фильтры и для гастарбайтеров, притирка с которыми проще, но тем не менее процесс притирки — это очень долго играющая пластинка.
Два десятилетия назад, когда у нас догадались, что интеграцией надо заниматься, непонимания, недовольства и неразберихи было хоть отбавляй. Сейчас, когда пошли первые всходы, отношение стало меняться, хотя урожай собирать, увы, будут уже следующие поколения.
