Евгений Голиков: "Ключевое слово — деградация"
"МК-Эстония" попросила доктора философии, профессора Эстоно-Американской бизнес-академии Евгения Голикова пофилософствовать о дне сегодняшнем и дне завтрашнем, их приметах и особенностях.
Кризис еще впереди
- На одном российском интернет-портале проводили опрос — какое слово является ключевым для 2009 года? Задаю и вам такой же вопрос.
- Насчет ключевого слова не думал. Говорят, что первая мысль часто бывает правильной, и мне пришло в голову слово "деградация". На самом деле не нужно этого бояться, мы знаем, что все процессы развиваются по синусоиде. Что такое деградация? Это отступление от тех возможностей, которые были достигнуты до того как. В чем-то мы оказались не умнее, а менее состоятельными. То что стали менее богатыми — не вызывает сомнения. Многие сказали бы, что ключевым словом является "кризис". Я так не думаю. У нас пока не кризиc. Многие мои коллеги экономисты говорят, что применительно к Эстонии говорить об экономическом кризисе вообще сложно.
- У нас экономики нет…
- Совершенно верно. Были деньги — вдруг исчезли. Они и были не наши, вот их и забрали. Уменьшение количества денег повлияло на процессы распределения и потребления, но производства как не было, так и нет. Поэтому думаю, что кризис еще впереди.
- В экономическом плане тоже?
- Я больше смотрю на общество как социолог. Экономика — один из срезов нашего общества. А социология старается рассматривать общество как систему, где взаимодействует целый ряд подсистем: и политическая, и духовно-культурная, и социальная. У социальной системы всегда имеются общие признаки, которые в каждой из этих подсистем проявляют себя одинаково. Какие-то процессы могут запаздывать, но общество болеет в целом, как организм. Вот у вас, например, на пальце образовался какой-то нарыв. Вскоре температура повышается, самочувствие ухудшается. Так и с обществом: общее состояние изменяется не тогда, образно говоря, когда вы палец укололи, а спустя какое-то время.
Социальные процессы всегда запаздывают, и у нас пока никаких социальных выступлений нет. Все неприятности сначала происходят в экономической и финансовой сферах, а потом уже растет безработица. И даже в тех странах, которые сегодня заявили, что у них начинается подъем, что пик кризиса пройден, на самом деле безработица нарастает и будет расти весь следующий год. А мы еще даже не прошли нижней точки кризиса, не достигли его дна. И непонятно, каким оно будет — твердым или мягким?
- Это как?
- Вы прыгнули в воду, и если дно каменное, то вы от него упруго оттолкнулись и всплываете, а если дно илистое, к примеру, вы будете погружаться в него и погружаться и не сможете выбраться. Поэтому важно — сможем ли мы, достигнув дна, от него оттолкнуться?
Расползание нищеты
- Безработица ведет к деградации общества в целом?
- В Эстонии реально 120 000 безработных, то есть каждый пятый из трудоспособного населения. Они не потребители, они получают пособия по безработице, иными словами, то, что производят другие. Через какое-то время эти люди вообще перестают что-то получать и исключаются из списка потребителей — их потребности не являются стимулом для дальнейшего роста экономики. Естественно, что этот процесс приводит к деградации. Эти люди переживают сложный период, но большая часть из них все же приспосабливается. Но это приспосабливаемость к выживанию, не к жизни. И когда данная тенденция в обществе начинает распространяться, происходит расползание уже не бедности, а нищеты.
- В чем отличие?
- Бедность можно сравнить со статусом студенчества. Студенты — бедные, но у них есть шанс, что их статус изменится. Нищий же — это человек, привыкший к своей бедности, который уже не хочет ничего менять, даже если подвернется шанс. Ему уже неплохо, он уже освоился. И вот когда в обществе превалирует такое настроение, то мотивов для развития нет. Развитие — это всегда метод Мюнхгаузена, он предполагает ответ на вызовы, которые тебе бросает общество. Ты должен сделать над собой усилие и измениться, дабы соответствовать новым возможностям. И если количество людей, которые готовы ответить на вызовы, становится меньше, то мы все можем пройти мимо реальных возможностей.
Ушедший год был годом неиспользованных возможностей для наших политиков. Хрестоматийный пример — Nord Stream. Мне кажется, что неиспользованные возможности нашей политической элиты в том числе связаны и с душевной леностью. Шанс был, да. Нужно было через себя переступить, через привычки и комплексы, через политическую ангажированность. Это показатель политической инфантильности. За недостаток опыта приходится расплачиваться и очень больно. Мы доказали, что нашей экономикой управляют люди, не имеющие даже начального экономического образования. И мы все делаем вид, что все нормально и правильно.
Пессимистичное сознание нашего народа
- Куда же идет наше общество?
- Вспомню Сенеку, который сказал, что для того корабля, который не имеет цели, ни один ветер не будет попутным. Внешняя среда может быть очень благоприятной, но человек не знает, для чего нужны эти условия, как их использовать и куда идти. Очень похоже на наше общество, переживающее сегодня кризис или дефицит ценностей.
С одной стороны, эстонское общество быстро и благополучно достигло тех целей, которые казались очень далекими и очень желанными: стать бы самостоятельной страной и хозяевами своей земли. Стали. Потом быстрее других стали членами НАТО — получили гарантии военно-политической независимости, вошли в состав мировой экономической элиты. И наступил кризис достигнутой цели. Получили, что хотели, а что дальше — не знаем.
Это синдром олимпийского чемпиона, который всю жизнь посвятил только тому, чтобы победить. Он постоял на пьедестале, и для него жизнь закончилась. Он не знает, а для чего еще жить? Мотивация теряется. У нас то же самое. Общество должно быть более осмотрительным, формулировать для себя более абстрактные и менее достижимые цели, чтобы не впадать в полосу кризиса духовных ценностей. А целью должна быть сама жизнь, развитие общества. Озвучу еще один объективный факт — довольно пессимистичное сознание эстонского народа.
- Нам солнца не хватает…
- Это во-первых. Во-вторых, другая отличительная черта — ожидание неминуемого конца. Нас мало, мы можем вымереть, на сколько лет еще нас хватит, наш язык исчезнет с исторической арены. С таким настроением жить трудно. Оно бессознательно распространяется в обществе. Отдельно взятые люди умеют ставить цели, а в обществе в целом счастья нет.
- А что вы скажете о русской общине?
- Чем дальше, тем больше мы живем порознь и замыкаемся в себе. Может, потому, что нам часто дают понять, что мы не такие, как все, в обществе есть элементы скрытой дискриминации, никуда не денешься. Даже тучные годы показали, что от экономического успеха больше выиграло эстоноязычное население. Я уж не говорю о представленности в слоях политической элиты. Да, каждый из нас является носителем разных социальных ролей, но в то же время у нас есть роль общая — роль русского человека в Эстонии. Наша особенность в том, что и у нас кризис идентичности: мы себя уже не ощущаем теми русскими, кто живет в России, но и тут мы не свои.
Надо понять, в чем наше предназначение? Оно, на мой взгляд, не только в том, чтобы быть экономическим мостом между Эстонией и Россией, а культурным проводником между Эстонией и Евросоюзом. Надо помогать России и русскому народу становится действительно европейским народом. Для этого мы сами должны быть успешными здесь, не ждущими откуда-то подачки. Если говорить об итогах 2009 года, то скажу так: если нам всем как обществу суждено погибнуть, то это не так страшно, это будет всеобщая участь. Но я знаю, что любой организм, просуществоваший так долго, обладает очень хорошей устойчивостью. Поболеем, поболеем и начнем выздоравливать.
