У нескольких петербургских символов есть кохтла-ярвеские корни
В вышедшей недавно в России фантастической повести-сказке ”Стражи белых ночей” оживающие раз в столетие многочисленные петербургские скульптуры животных объединяются, чтобы вместе с детьми спасти город на Неве от гибели. Их, вообще-то, оказывается, очень много — этих каменных и бронзовых зверей и зверушек на улицах, площадях и в скверах Питера.
И среди наиболее известных, расположенных в самом центре города, — как раз упомянутые Заяц с Петропавловки и кошка Василиса с Малой Садовой.
Их автор — заслуженный деятель культуры России скульптор Владимир Петровичев (64), создавший более 270 скульптурных работ, в том числе почти два десятка памятников, когда-то был пацаном из Старого Ахтме и город своего детства время от времени навещает.
- У всех художественных произведений есть, так сказать, первичная жизнь, которую задаёт им сам художник. Но далеко не все удостаиваются жизни ”вторичной”, когда они становятся уже героями художественных текстов других авторов…
- Честно говоря, удивлён. Я просто не знал, что Зайчик и Василиса стали героями этой повести.
- Ну, значит, сделанное вами для Питера признано, вошло в ряды его символов. Как вы к этому относитесь?
- Нормально, без излишнего восторга. Просто приятно сознавать, что работы прижились и вошли в городскую историю. С другой стороны, голова постоянно занята различными следующими скульптурами, так что почивать на лаврах некогда.
Я работаю в художественной школе, и иногда дети мне говорят, что видели ссылки на мои работы там-то и там-то. Она шустрая девчонка сообщила как-то: ”Владимир Алексеевич, мы тут были в одном торговом центре, там висел огромный экран, и на нём всё время ваши скульптуры показывали”. Я спрашиваю: ”А ты не поинтересовалась, с какой стати?”. Она: ”Да нет, не до этого было”. Так что работы действительно уже живут своей жизнью. Недавно вот поступило интересное предложение — о деталях пока рассказывать не буду, но, в общем, предлагают устроить интересные соревнования на приз петропавловского Зайчика.
- Как родились эти двое — Заяц и кошка Василиса?
- Первой, ещё в начале века, появилась Василиса. Меня ”посватал” на эту работу Сергей Борисович Лебедев, питерский историк-краевед и большой умница (хотя, каюсь, поначалу я его предложение не понял и чуть было не послал подальше). Поначалу скульптура кошки на Малой Садовой мыслилась как пара уже поставленному там коту Елисею, и даже могла родиться новая питерская традиция: стоят две кошки у окна администрации магазина ”Елисеевский”, стреляет полуденная пушка Петропавловки, окошко открывается, и заботливая рука дирекции выставляет на подоконник блюдце с сосисочкой или с молочком, а внизу — воссоединяются парочки, которые по каким-то причинам расстались…
- Хорошая традиция была бы. Что ей помешало?
- ”Елисеевский” в ту пору был в лесах реставрации, и поставить там Василису было бы самоубийством: любой тинэйджер её бы в два счёта похитил. А поскольку установка Василисы уже была анонсирована на 1 апреля, решили временно разместить её на противоположной стороне улицы. И там она прижилась.
- Владимир Алексеевич, извините, есть легенда, что ваша Василиса — не кошка…
- Это тоже в духе питерской мистики. Мы, художники, как известно, народ, любящий творческие эксперименты в большом и малом. Ну вот, леплю я эту кошку — а до этого, надо сказать, я кошек не лепил — и думаю: интересно, а как будет смотреться, если попробовать подвесить ей под хвост два маленьких дополнительных объёмчика? Попробовал — и отвлёкся на что-то другое, забыл. А скульптура ушла в формовку. Я увидел результат в металле — и ахнул… Ну, не срубать же, всю вещь испортишь. Ладно, думаю, она всё равно задом к стене стоит, никто эти ”рудименты” не увидит.
- Кстати, почему коты и кошки вообще имеют такое значение в петербургской городской мифологии? Есть же коты эрмитажные, есть художественная серия ”Коты города Питера”…
- Трудно сказать. Не далее, как в июне, в Союзе художников Петербурга впервые прошла грандиозная выставка, которая так и называлась — ”Портрет кошки”. Коты, кошечки, котята, тигрята и прочее в графике, живописи, скульптуре и т.д. Я сначала отнёсся к этому как к авантюре. Ан нет, всё оказалось так профессионально, интересно и не надоедающе. У меня на этой выставке экспонировалось 14 работ.
Не забывайте ещё, что в истории города коты связаны и с военной тематикой: был же эпизод, когда после блокады их специально завозили в Ленинград для борьбы с крысами.
У меня есть стихи, посвящённые этим животным:
Слегка поднявшись вверх над Питером,
Ночь разломила вверх мосты.
Неспешно в полосатых свитерах
Выходят погулять коты.
Открывши рты и выгнув спины,
Подъемля очи к небесам,
Невероятные картины собой являют по ночам.
Доступны им подвал и крыша,
Царям египетским родня.
Истошный вопль котов услыша,
Уже спокойно спать нельзя.
А там вон, за помойным баком,
Застыв на миг, напрягшись вся,
В кошачьем взгляде странным знаком
Отражена судьба моя.
Кстати, Василиса — не единственная моя кошка на питерских улицах. Кошку Тишина Матроскина взяли себе как оберег художники-”митьки”.
- Теперь о памятнике зайчику возле Петропавловской крепости на Заячьем острове.
- Идею подал тоже Лебедев. Зайчика поставили к 300-летию города, но путь к этому был непростым. Мне надо было в восьми инстанциях согласования получить — Комитет по градостроительству и архитектуре, администрация Петроградского района, Ленводхоз и так далее. Целый рассказ можно написать, как я за одной из резолюций попал в подземные коммуникации к женщине-специалисту, которая принимала только раз в три месяца… И всё это — ради скульптуры размером в 58 сантиметров.
- Петербург — как известно, город-миф. У этого мифа несколько составляющих. Имперская — Питер как ”четвёртый Рим”. Эсхатологическая — Питер находится в постоянном ожидании Апокалипсиса и постоянно бросает ему вызов. Культурологическая — миф культурного сгустка… Для вас как художника это действительно место с особой энергетикой или просто населённый пункт, про который что-то там придумали для привлечения туристов?
- Может, и придумали, но придуманное-то живёт своей жизнью. Возьмём Зайчика. По легенде, он посвящён зайцу, спасшемуся от наводнения в месте основания города. И ведь жизнь распорядилась так, что скульптура действительно ”перепрыгивала” с места на место. Сначала Зайчик стоял с одной стороны Иоанновского моста. Там на него постоянно молодёжь залезала, туристы монетами забрасывали (мне деловые люди на полном серьёзе предлагали под зайцем сетку сделать и раз в неделю её опустошать). А тут ещё вода то поднимается, то опускается, плюс ледоход. Короче, упал зайчик вместе со сваей, на которую был посажен. Кто-то его уже хотел стащить, но, видно, не справился, уронил. И вот прихожу я в ”ленинскую комнату” Петропавловской крепости: висит на стене мозаичный портрет Ильича, а под ним лежит мой бедный потрёпанный заяц с одним ухом…
Отреставрировал я его на свои деньги, и решили мы поставить скульптуру с другой стороны моста, поближе к охране. Зато все водные прогулки от крепости стартуют, проплывая мимо Зайчика.
- В каких ещё точках города и России можно встретить ваши работы?
- В Сосновом Бору, где я живу, к сорокалетию Ленинградской АЭС я сделал композицию, изображающую ангела, который смотрит на стаю чаек. На фоне атомной станции получилась философская вещь. Ангел — всё видит, всё понимает, всё прощает, готов прийти на помощь. А чайки — они как люди, суетятся, кто-то рыбку поймал, кто-то спешит добычу оттяпать…
В 3,5 км от Ораниенбаума есть деревня Пеники, или Малое Бронно по-местному. Там на даче проректора Санкт-Петербургского университета Богданова стоит ещё одна моя философская композиция — ”Огнегривый лев, вол, исполненный очей, с ними золотой орёл небесный”, как в известной песне. Кстати, во дворике Университета, знаменитом своим набором скульптур, тоже есть два моих персонажа.
В десяти музеях есть мои работы, в том числе в Третьяковской галерее, в Русском музее, в Дарвиновском, Тимирязевском, в музеях Тюмени, Сочи. Даже в Музее сланца в Эстонии. А в частных коллекциях — так на всех континентах.
- Делая скульптуру тигра для Владивостока, вы работали на сегодняшний политический тренд России — развивать Дальний Восток и защищать его природу?
- Нет, нет и нет. Для меня это был, во-первых, большой эмоциональный напряг и своего рода вызов. Июль 2014-го, я леплю чаек для ЛАЭС, звонит друг: ”Тигра сможешь слепить в натуральную величину? Ты же у нас котовед…” — ”А когда надо?” — ”К 28 сентября”. То есть цейтнот был жесточайший. Но, действительно, то, что я котов лепил, даром не прошло, помогло. Кроме того, за короткий срок я собрал несколько папок фотографий тигров. Правда, потом понял, что не надо очень цепляться за натуру, она может иногда своей изменчивостью измотать тебя, увести от сути, а у меня времени на поиски нет. И рискнул довериться форме, объёму — они в конце концов приведут к нужному результату.
В итоге эта скульптура мне очень дорога. Памятник тигру стоит перед Приморским театром оперы и балета и недалеко от моста через пролив Золотой Рог. А год спустя организация ”Амурский тигр”, которая была заказчиком скульптуры, попросила меня и её эскиз перевести в бронзу — сделать маленького тигра, сантиметров 40, который потом участвовал в благотворительных аукционах.
- Владимир Алексеевич, можете на своём примере вывести ”формулу успеха” — то есть как из Кохтла-Ярве не просто попасть в Питер, но и состояться там?
- Это было другое время — семидесятые. Здесь, в Кохтла-Ярве, я посещал художественную школу, а после службы в армии поступил в Ленинградское художественное училище имени Серова, где мне повезло попасть на курс Сергея Константиновича Даруева — для меня он до сих пор олицетворение питерского интеллигента. В советском прошлом была такая вещь, как распределение выпускников, так вот и я после училища попал в художественную школу Соснового Бора. Тогда мне казалось, что это временно, что я рождён для глобальных целей… С этой счастливой мыслью я уже сорок лет преподаю там. У меня достаточно много учеников, ставших архитекторами, живописцами, искусствоведами.
- Для Кохтла-Ярве не планируете никакую скульптуру? По крайней мере, с каким животным вы ассоциируете родной город?
- Что касается скульптур, то тут, как говорится, предложения рассмотреть можно, но понятно, что вопрос упрётся в деньги и политическую волю заказчиков. Кстати, мы вместе с Дмитрием Смирновым (директор издательства ”Инфоринг”. — прим. авт.) кое-что в прошлые годы пытались этому региону предложить. Например, сделать для Йыхви скульптуру оленя, а для Нарвы — скульптуру шахматиста Кереса, к которому можно было бы ”присесть поиграть”. Но почему-то в итоге эти идеи реализовали другие.
А зверушка-символ… В йыхвиском парке много белок. Этот зверёк как символ движения городу бы хорошо подошёл.
- Посещая родной город, как вы оцениваете изменения городской среды за последние десять-двадцать лет?
- Положительно, хотя не претендую на объективность своих оценок. Позитивное вижу, уже въезжая в Нарву: там преобразилась набережная. В Йыхви мне нравится то, что появились пешеходная зона, транспортные развязки. Радует глаз и район частного строительства. В целом, здесь вообще более спокойный и размеренный уклад жизни. В Питере подобный темп жизни сложно представить, хотя есть один похожий район — это Острова.
А вот район детства, Старый Ахтме, я уже узнаю с большим трудом. Сменилось поколение, и не одно. А ведь когда я в студенческие годы приезжал сюда, то бóльшую часть времени проводил на огороде у отца, где много чего хорошего сделал. В Русском музее есть моя работа, выполненная как раз на огороде в Старом Ахтме.
