Глава фирмы Uvic: после апреля 2007-го нас три года даже близко к российскому рынку не пускали
- Давайте начнем с того памятного дня, когда вам в голову пришла идея создать предприятие.
- Очень просто. Это был период, когда все многочисленные родственники жены оказались без работы. Что-то надо было делать. Пришлось придумывать им работу. С 1988 года я занимаюсь бизнесом и накопил к тому времени какой-то опыт. Мы подумали, что потребность в еде — одна из основных человеческих потребностей. А поскольку я работал в то время с китайцами, то попросил партнера подобрать комплект оборудования для производства пельменей. Пельмени же пришли к нам из Китая. Подобрали, отправили сюда, шло полгода по железой дороге, пришло, я собрал родственников и сказал: будем лепить пельмени. Арендовали в Мустамяе небольшую площадь и начали работать.
- А рецептура?
- Рецептура — это моя жена Валентина. По образованию она математик, но дома готовила прекрасно. И до сих пор все, что мы производим, — это ее домашние рецепты. Я уверен, что наша удачная попытка перевести на индустриальные рельсы домашнюю рецептуру является залогом того, что мы существуем 20 лет и продолжаем развиваться. А сохранить качество и вкус, когда ты производишь не два килограмма, а сотни тонн, — это очень непростая задача.
- Для развития вы брали кредиты?
- Мы ничего не просили на первом этапе. Первый кредит был взят через 12 лет.
- Почему фирма называется UVIC?
- Была свободная фирма с таким готовым названием. Нам было все равно, задача стояла одна — пристроить родственников жены. В Мустамяэ мы проработали 2-3 года. Поскольку наши пельмени и фарш пришлись по душе, то решили для расширения использовать маленькую площадь на территории имевшегося у меня на тот момент деревообрабатывающего завода. Потом расширились до небольшого завода. Когда увидели первые ростки создающихся супермаркетов, поняли, что надо расширять ассортимент, иначе мы не будем интересны с двумя продуктами. Были сделаны 14 видов продукции, которые все эти годы неизменно выпускаются. Мы тиражировали то, что нравилось есть нам самим.
- Куда вы экспортируете?
- В 10 стран: Латвию, Литву, Скандинавию, Финляндию, Германию, Испанию, Грецию, Россию.
- Вы давно на российском рынке?
- Первое наше пришествие было до переноса Бронзового солдата. И скажу, что нас хорошо оценили, и, несмотря на жесткие стандарты, которые Россия предъявляет к прибалтийским странам, получили все сертификаты. Но после апреля 2007-го нас, как и всех остальных, три года даже близко к российскому рынку не пускали. Никто не запрещал официально, но в России нам говорили, что если ослушаются устных приказов и выложат эстонские товары на полки, то их закроют или пожарная инспекция, или кто-то еще. Теперь мы снова возим товар в Россию.
- Зачем российскому потребителю эстонская продукция? Там своих пельменей с избытком.
- Любой рынок сегодня переполнен, перепроизводство везде и во всем. Но если поступают предложения, значит, людям нужно. И если ты понимаешь, чем лучше других, то и перенасыщенный рынок можно считать пустым.
- И чем вы лучше других?
- Есть объективные экономические обстоятельства, которые не дают возможности другим в России делать так, как мы. Стоимость продукта конечна. Одна из ее составляющих — объем производства. Сколько бы я пельменей ни выпустил, охранникам все равно надо платить зарплату, и она будет в каждом килограмме продукции, и будет делиться или на 10 килограммов или на 500 тонн. Таких постоянных составляющих много, и чем больше выпускаем продукции, тем себестоимость меньше. Наши объемы сопоставимы с теми, что делают крупные российские производители.
Но есть вещи, в которых мы впереди: россияне платят за импорт оборудования, а мы нет. Им дают кредиты на год-полтора под минимум 13% годовых, а мы воюем с банками за 2,5% годовых или 2,45%. И имеем долгосрочные кредиты. Они должны отбить свои инвестиции за два года, а мы, например, за семь лет. Мясо в Россию везут из Европы в том числе, то есть плюсуем транспортные составляющие, транспортные поборы, квоты и импортные пошлины, мы же мясо закупаем здесь, а пельмени завозим в Россию как макаронные изделия с мясной начинкой, поэтому у нас совсем другие ввозные пошлины.
Напомню про коррупционную составляющую, которая тоже заложена в себестоимость. И наконец, организация труда. У нас на заводе людей почти нет, все механизировано и оптимизировано. У нас продажами на 10 стран занимаются 2-3 человека, в каждом российском офисе намного больше сотрудников, а они тоже входят в себестоимость продукта. По этим объективным причинам мы говорим, что российский рынок для нас достаточно свободен, а не потому, что мы умные.
Единственное, что нам нужно, чтобы нормально чувствовать себя на российском рынке, — первая покупка, то есть человек покупает, пробует, потом возвращается за нашей продукцией. Вот этот пункт требует вложений, раскрутки, рекламы, терпения, времени и т.д. Нужно, чтобы тебя, как минимум, нашли на полке в магазине, для чего ты должен присутствовать во всех торговых сетях и платить немыслимые для Эстонии деньги за вход туда. Это не взятка, это листинг, официальная плата. И если тебя сразу не начали покупать, то через несколько месяцев тебя просто выкинут из сети, а деньги себе возьмут. Мы продаемся, мы платим листинги, но все не так просто. В России совершенно другие правила игры.
- Родственники вашей жены, из-за которых все и началось, работают на ”Увике”?
- Работают до сих пор.
- Вы сами употребляете свою продукцию?
- Мы постоянно едим ее дома.
- Что предпочитаете?
- Пельмени, гриль-продукцию, колбасы, ветчины, разные мясные деликатесы, холодцы, паштет печеночный, вареники, докторскую колбасу — там очень хороший процент мяса. У нас имеется и эконом-сегмент: он не для того, чтобы восторгаться вкусом, а для того что бы быть сытым. Но, естественно, премиум-сегмент более вкусный, кто бы спорил.
- Вы лично ежедневно контролируете рабочий процесс или можете куда-то уехать на месяц со спокойной душой?
- Я появляюсь в производственных цехах только с гостями.
- Тогда в чем заключаются ваши обязанности?
- Я не занимаюсь оперативной деятельностью, это дело команды. Я смотрю результаты ежемесячно, не чаще. Причем крупными блоками. Я, как бы сказать… Ощупываю вымя у коровы, если оно увеличилось в размерах, молоко прибывает — это хорошо. Если оно начинает ужиматься, надо смотреть в этих блоках составные части, чтобы понять, почему это происходит. И каким-то образом вмешаться или не вмешиваться. Моя задача — стратегия развития, стратегия продвижения на рынке и само продвижение на рынке на первой фазе. Как только все вышеперечисленное становится рутинной работой, мне там делать нечего.
- Бывает, что вы спорите с супругой по производственным вопросам?
- Постоянно.
- И кто одерживает верх?
- Спор может быть конструктивным, а может быть эмоциональным. В эмоциональном совершенно не важно, кто одерживает верх, главное — не ввязываться. А вот в конструктивном побеждают аргументы.
- Вы считаете себя состоятельным человеком в финансовом плане?
- Все относительно. Естественно, мы многое можем себе позволить, но мы и работаем с утра до вечера. Младший сын с 12 лет каждый год приходит работать на ”Увик” на каникулах. Он со школы приучен к труду и к тому, что деньги надо зарабатывать, чтобы кормить семью или тех, за кого ты ответственен. У меня хорошая машина, правда, она не моя, а предприятия. Но я езжу на ней, ведь предприятие мое. Больше двух обедов я не съем в день, мне не нужна яхта, хотя, скорее всего, я бы мог это себе позволить. Я отдыхаю несколько раз в год не больше недели, и отдых протекает вместе с компьютером, телефоном, ничего не выключается. Так спокойней отдыхать. Неизвестность хуже. Люди занимаются своим делом, но они знают, что в любой момент меня найдут, даже на пляже.
