Я вышел на улицу и закурил. Моросил дождь, я поднял воротник. Была половина второго ночи. Мне предстояло пройти три квартала и четыре улицы, войти в подъезд старого хрущевского дома, подняться на третий этаж и позвонить в дверь. Я обещал прийти в два. Я знал, что она ждет меня. Даже если я приду на полчаса позже, она будет меня ждать.
Поразила тишина. Абсолютная. Только светофоры мигали своими желтыми огнями. Ни одного пешехода, ни одной машины. Странно! В этот час на улице обычно многолюдно. Однажды я даже видел двух подвыпивших старух, идущих пешком, очевидно, издалека, и громко разговаривающих. Но сегодня — какая-то гнетущая тишина, словно город умер. Мне как-то сразу расхотелось идти, захотелось вернуться домой. Я остановился у витрины большого мебельного магазина. Магазин под видеоохраной. Я махнул рукой камере наблюдения, она в ответ покрутила хоботом… Я облегченно вздохнул: значит, я не единственный на этой земле.
Неожиданно…
…неожиданно я услышал звук проходящего поезда.
Стало жутко. Я знал, что до железной дороги минимум полтора километра, а звук поезда словно доносился с соседней улицы… Что за черт! Я бы не удивился, если бы поезд сейчас пронесся мимо прямо по шоссе…
Я прислонился к витрине мебельного магазина, рискуя вызвать тревогу. Нет, ничего. Я закурил еще одну сигарету. Что делать? Идти? Она меня ждет… Я обещал… А на хрен! До моего дома сто пятьдесят шагов, может, проще вернуться?! Но она ждет. Я обещал…
Меня уже не интересует, что у нас будет. Может, уже вообще ничего не будет. Что влечет меня к ней? Секс? Но я не молод, и она не юна. Мы знаем о сексе даже чуточку больше, чем необходимо… Что же это? Любовь? Не смешите меня в столь поздний час. Я сыт любовью по горло.
Я отваливаюсь от витрины. Кто их знает, какая у них сигнализация. Вдруг сработает тревога, приедут охранники… шум, кутерьма, выяснение личности. Сакраментальный вопрос: -Что вы делаете на улице в столь поздний час? Придется объяснять им, что я кандидат наук, а не вор. Но кто мне поверит?!! Придется вести их домой, показывать документы… А дома у меня не прибрано.
Я подхожу к остановке и плюхаюсь на скамейку. Какое-то время я могу следить за происходящим вокруг. Тишина по-прежнему мертвая, поезд давно прошел, светофоры мигают желтым. Я опять погружаюсь в свои мысли…
… что же меня влечет к ней? Нет, не любовь, не секс… что? Обещание. Я обещал прийти и я должен прийти. Я встаю со скамейки и прохожу квартал. Навстречу мне бежит бездомная собака, тихой безмолвной тенью… она не обращает на меня внимание. На ней — ошейник, значит, потерялась недавно. Я знаю, что до меня ей нет дела, она ищет своего потерянного хозяина. Останавливаюсь в тени дерева, чтобы передохнуть. Собака подходит ко мне и смотрит мне в глаза долгим вопрошающим взглядом. Нет, я не твой хозяин, хочу я ей сказать, но она и без того знает, что я не тот. Я чувствую в собаке родственную душу. Может, я тоже ищу хозяина. Или хозяйку. Но я не бездомный пес. У меня есть жилье и работа. У собаки ничего нет, потому что нет хозяина. Но я ничем не могу ей помочь.
Не дождавшись от меня ответа, собака теряет ко мне интерес и бежит дальше, скользя тенью по асфальту… С собакой у меня не сложилось. Глядя ей вслед, я думаю, что, вероятно, следовало бы взять собаку домой, обогреть, накормить… Но я ведь тоже как пес. А два пса под одной крышей — это нелепо….
Я прохожу еще один квартал. Людей ни души. Хоть бы бомж попался! Но нет, сегодня ночь без бомжей. Поговорить не с кем. Только с самим собой.
Я задаю себе тот же самый вопрос: почему я иду туда, к ней? Что меня ждет, чего я хочу, на что надеюсь?
Два одиночества. Это ответ. Нам ничего друг от друга не надо. Нам надо победить свое одиночество.
Из внутреннего кармана я достаю стальную флягу и делаю два глотка. Это ром. Он обжигает горло и мозг. Мысли начинают нестись вскачь. Мне надо пройти еще один квартал. Назад дороги нет, я прошел больше, чем мне осталось…
Одиночество, как твой характер крут… очерчивая циркулем железным… Ахмадулина. Моя третья подруга любила читать мне тихи Ахмадулиной. Читала вживую, читала по телефону. Тогда не было мобильников, я звонил ей с углового телефона-автомата, а потом стоял в будке, переминаясь с ноги на ногу и слушая стихи Ахмадулиной… вот такая у нас была любовь. Расстались мы без сожалений. Через двадцать лет она написала мне письмо, в котором пыталась что-то объяснить. Я не ответил. Тогда у меня была восьмая подруга. Она не знала ничего о поэзии Ахмадулиной, но прекрасно готовила борщ и понимала толк в ласках. Именно она меня многому научила. Нет, вру. Научился я гораздо раньше. Просто ее полная раскрепощенность в постели была для меня чем-то новым. Она получала любовь с такой откровенной радостью, с таким непосредственным детским удовольствием, что меня это захватывало, как никогда прежде. Мы продержались с ней два года. Но с ней не о чем было говорить. Она в сотый пересказывала мне истории, которые когда-либо слышала от подруг или любовников, вгоняя меня в смертельную скуку. О, если бы дело было только в борще! Я до сих пор был бы с ней и умиротворенно счастлив!
Но я иду. Неизвестно, куда, неизвестно, почему, неизвестно, зачем… Я вхожу в подъезд, поднимаюсь на третий этаж, нажимаю на кнопку звонка. Она открывает не сразу, но без звука. Я делаю шаг через порог. –Это ты?!!- восклицает она. Вероятно, она уже легла спать, решив, что я не приду. Но я же обещал. Она мне не поверила… Я молчу. Она кладет свои ледяные ладони на мои раскаленные щеки. Я чувствую приятный холод. Я успокаиваюсь. Волнение оставляет меня с каким-то физическим ощущением облегчения. Улица со своей мертвенной тишиной остается в прошлом. Я забываю о ней. Я прохожу в крохотную кухню, лет двадцать тому назад оклеенную обоями под кирпич. Под потолком горит яркая лампа. Я сам попросил ее ввернуть такую лампу. Я люблю яркий свет.
Она ставит на плиту чайник, он начинает фырчать буквально через минуту. Мне в душу льется покой. Я сажусь на привычное место на угловом диване, откидываюсь на спинку… закуриваю. Мне привычно и смешно. Я всегда ненавидел привычное. Я заводил и уничтожал привычки. Я не мог ужиться ни с одной дамой больше двух лет, да и то это был рекорд. Что теперь со мной? Почему привычное меня так затягивает? Я не могу найти ответ. Пока она хлопочет у холодильника, я начинаю клевать носом и через несколько минут засыпаю. Сквозь сон я слышу, что чайник перестал фырчать, а в стакан с шумом льется крутой кипяток. Через десять минут я буду пить сладкий ароматный чай. А пока — спать…
