Митрополит Иларион: "Сейчас я занят только "симфонией" внешних церковных связей"
- Владыка, будучи еще учеником музыкальной школы Вы стали чтецом в церкви. Это был Ваш приход к Богу, или он состоялся раньше?
- Наша семья на протяжении нескольких поколений жила надеждой на то, что в ней появится музыкант, и поэтому, когда у меня в раннем детстве обнаружились абсолютный слух и музыкальные способности, меня отдали учиться в специальную музыкальную школу при Гнесинском институте.
Крещен я был уже в одиннадцатилетнем возрасте, сознательно. Приходом к вере я обязан маме, которая оказала решающее влияние на мое воспитание. Писатель по профессии, она открыла мне мир классической русской литературы, мир религиозной философии, творения святых отцов. Лет с тринадцати я стал регулярно ходить в церковь, а с пятнадцати — читать и прислуживать в алтаре в храме, который находился недалеко от нашего дома.
Тогда же я принял решение стать священником и служить Церкви.
В этом храме служил митрополит Волоколамский Питирим, выдающийся иерарх своего времени. Даже внешний вид его внушал уважение: высокий рост, белоснежная длинная борода, проницательный взгляд из-под густых бровей… Служил он красиво и величественно. Его отличало особое внимание к светской молодежи. Среди видных деятелей нашей Церкви — архиереев, наместников монастырей, руководителей и ведущих сотрудников Синодальных отделов — немало его воспитанников.
Вообще, это был особый храм, своего рода прибежище для московской интеллигенции. Поблизости от него находились Дом композиторов и Дом художников. Прихожанами храма были певец Иван Козловский, актер Иннокентий Смоктуновский и многие другие выдающиеся деятели отечественной культуры.
- После знаменитой Гнесинской музыкальной школы Вы поступили в консерваторию и успешно продолжили свое музыкальное образование. Потом вдруг сделали резкий поворот и, оставив учебу, решили посвятить себя служению Церкви. Что заставило Вас отречься от мирского пути и из студента Григория Алфеева превратиться в монаха Илариона?
- Когда я поступал в Московскую консерваторию, то уже знал, что мое призвание — не музыка, а служение Богу. Как-то постепенно любовь к Церкви, к богослужению, к богословию вытеснила во мне любовь к музыке. В консерватории я больше времени уделял изучению древних певческих рукописей в археологическом кабинете, чем занятиям по специальности.
Учебу прервал призыв в армию (студентам консерватории не давали отсрочки), а после увольнения в запас я не стал продолжать занятия музыкой, так как твердо решил поступить в семинарию и стать монахом.
Заявление об уходе я принес заведующему кафедрой музыкальной композиции профессору Леману. Он спросил, почему. Я ответил, что хочу служить Церкви. Он воскликнул: "Боже мой, какой ужас! Это же мракобесы и обманщики! Они обманывают народ! Я готов Вам уделять ежедневно по два часа и сумею Вам объяснить, что такое религия". Я ответил, что для себя уже уяснил, что такое религия, и сделал выбор. Леман стал хвалить мои музыкальные сочинения и, в конце концов, порвал мое заявление.
Тогда я пошел к декану теоретико-композиторского факультета профессору Задерацкому. Выслушав меня, он сказал, что Московская консерватория — это не то учебное заведение, где держат насильно.
Так я покинул консерваторию и в двадцать лет поступил послушником в Виленский Свято-Духов монастырь, где и стал монахом.
- Но музыку Вы не оставили. И сегодня Вы являетесь автором ряда масштабных произведений, занимающих свое место в сокровищнице православной духовной музыки. Как Вам удается совмещать свою композиторскую и концертную деятельность с основной, скажем так, работой? В чем, на Ваш взгляд, миссия композитора — священнослужителя?
- После принятия монашества я был уверен, что музыкальная страница моей жизни раз и навсегда перевернута. Музыка — единственное, что связывало меня с "миром", от которого я отрекся при монашеском постриге. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В какой-то момент, видимо, период радикализма миновал, я начал позволять себе понемногу слушать классическую музыку. Хотя активно ей все равно не занимался.
Весной 2005 года ко мне обратился с просьбой об интервью главный редактор журнала "Регентское дело" Александр Лебедев. Между прочим, он сообщил, что в конце 80-х годов был регентом одного из храмов Литвы, где исполнял некоторые мои сочинения. Ноты этих сочинений я давно потерял, а он, как выяснилось, сохранил. Некоторые из присланных нот я передал Алексею Пузакову, руководителю хора Третьяковской галереи; одно из сочинений хор исполнил в моем присутствии на музыкальном фестивале в Москве летом 2006 года.
И как-то почти сразу я начал снова писать музыку — видимо, все эти годы мне не хватало такого внешнего импульса. Как только вернулся к творчеству, музыкальные темы, мелодии стали приходить сами собой. Причем так быстро, что я едва успевал их записывать. Некоторые музыкальные номера были написаны в самолетах, в залах ожидания аэропортов на клочках бумаги, которые я разлиновывал от руки.
Но с назначением на пост председателя ОВЦС и эти возможности исчезли. Так что теперь я занят только одной "симфонией" — внешних церковных связей.
- Вы возглавляете Отдел внешних связей Московского Патриархата. Миряне в лучшем случае знают о его существовании и о том, кто его возглавляет. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом отделе.
- Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата — старейшее синодальное учреждение. Оно было образовано в 1946 году, и в его функции традиционно входит вся сфера внешней церковной деятельности.
Первостепенное значение в работе Отдела имеет забота о сохранении церковного единства как в пределах канонического пространства нашей Церкви, так и во всем православном мире. Значимым для Русской Церкви является свидетельство о ценностях православия в диалоге с иными религиями и секулярным миром.
Специальный секретариат Отдела несет ответственность за взаимоотношения с Поместными Православными Церквами: Константинопольской, Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской, Грузинской и другими. Всего, помимо Русской, существуют четырнадцать автокефальных (то есть самостоятельных) Православных Церквей, и с каждой из них мы ведем двусторонний диалог, переписку, обмениваемся визитами церковных делегаций.
Другая сфера ответственности Отдела — межхристианские связи, то есть контакты с католиками, протестантами, представителями других христианских конфессий.
Мы также участвуем в межрелигиозном диалоге с представителями традиционных нехристианских религий — ислама, иудаизма, буддизма. В частности, уже более десяти лет продолжаются собеседования с мусульманами Ирана по различным социальным, нравственным и богословским вопросам, представляющим взаимный интерес.
- В Эстонии с обретением независимости после распада СССР Православная Церковь лишилась не только своего имени, но и принадлежавшего ей имущества. Есть ли прогресс в диалоге с официальным Таллином и Константинопольским Патриархатом, к которому отошли часть православных приходов в республике и имущество, по праву принадлежавшее Эстонской Православной Церкви под духовным окормлением Московского Патриархата?
- Обсуждение путей окончательного разрешения эстонской церковной проблемы будет продолжаться, причем основополагающим ориентиром в этом диалоге, как и прежде, остаётся реализация договоренностей, достигнутых делегациями Константинопольского и Московского Патриархатов в Цюрихе в апреле 1996 года. Согласно этим договорённостям, утверждённым также и Священными Синодами обеих Церквей, два Патриархата будут совместно сотрудничать в вопросе представления их позиции перед эстонским правительством с целью, чтобы все православные в Эстонии получили одинаковые права, включая право на имущество. Эта цель в настоящее время ещё не достигнута, однако стороны настроены на терпеливую работу по сближению своих позиций по затрагиваемому вопросу.
