"Это правда, что вы приехали практически с ночного эфира?" — спросила гостью Элла Аграновская.

"Не практически, а просто с ночного эфира. Поэтому сплю. С вами разговариваю, как во сне".

Утро — сложный технологический процесс

- А почему эфир называется утренний, если он ночной?

- Мы работаем почти сутки: на утренний эфир пишем записи беседы с гостями, проводим некую подготовительную работу, в общем, техническую, которая совсем не интересна тем, кто нас смотрит. Потом выходим на Дальний Восток, что-то идет в записи, потом на Москву — в общем, это большая история. Утро — сложный технологический процесс, но, тем не менее, любимый.

- Получается, какой-то вахтенный метод.

- Но телевидение — это вообще фабрика: смены, вахты, очень трудная работа на самом деле.

- Буквально за несколько минут до окончания утреннего эфира в студию приходит гость, и вы с ним беседуете, к сожалению, недолго, но всегда очень живо. Вопросы сами сочиняете или редактор?

- Конечно, есть редактор, который предлагает какую-то тематику, я же не могу знать все. Но так получается, что возникает какая-то своя беседа на заданную тему. И это мне больше нравится.

- Есть среди гостей люди особенно приятные?

- Понимаете, когда ко мне приходят люди, даже, казалось бы, самые неприятные, они мне приятны. Наверное, я отношусь к той категории журналистов, которые любят своих гостей. Я же не в "желтой" прессе работаю и не в аналитической — я работаю в студии, где принимаю гостей. Поэтому я априори хозяйка и не могу создать им некомфортные условия.

Привести женщину в чувство

- Насколько я помню, у вас были еще какие-то другие программы.

- По-моему, штук сто. Честно говоря, все не перечислить.

- Из последних — "Модный приговор".

- Это потрясающая программа, шедевр, суперпроект, придуманный, взращенный, выхоленный моими коллегами.

- В финале программы образ героини меняется столь кардинально, что охладевший было муж немедленно влюбляется в нее снова — и они оба счастливы. Это действительно так или все-таки режиссура?

- Я не очень в курсе того, что происходит сейчас, потому что практически не смотрю программу. Но когда в ней присутствовала, у нас была очень интересная роль: мы были психологами, мы их лечили. Нашей целью было — привести женщину в чувство. Мы же пишем программу дольше того времени, которое ей отведено в эфире, и надо было видеть, что творилось с этими тетеньками, этими милыми дамами. Эффект был очень сильный, некоторые потом начинали рыдать, у кого-то за кадром начиналась истерика.

Действительно, очень сильный эмоциональный выхлоп. Представьте: женщина, которая никогда не работала и попала на телевидение, оказывается в ситуации, когда на нее смотрят все — и из нее вынимают ее жизнь. Это мощная терапия.

В Америке существуют специального рода психологические практики по изменению имиджа. И женщины, которые многие месяцы находились в депрессии, выходят из этих депрессий благодаря изменению образа. Почему это любят смотреть? Каждая женщина представляет себя на месте такой вот героини.

- А спутник героини, человек, который, по замыслу авторов программы, должен посмотреть на нее другими глазами — он действительно смотрит? Вы за ним наблюдаете?

- Конечно. Я ведь не смотрю на героиню — я смотрю на персонаж, который сидит напротив нее. И это мне очень важно, потому что он не может скрыть свое истинное лицо, истинную реакцию. Человек очень сильно раскрывается в такой ситуации. И если он ее действительно любит, он восхищен, бывает даже, что у него текут слезы. А если он к ней более или менее равнодушен и, в общем, честно говоря, ему плевать на то, как она выглядит, — чаще всего это тоже видно. Некоторые кривили лица. Вообще, ужасно! Мы выявили так много разных человеческих негармоничных отношений, что можно было статистику составить, книжку написать. "Модный приговор" — это колоссальный опыт, огромный социальный пласт, давший знание и людей, и разных наук.

- Почему же вы ушли из этой программы, если она такая классная?

- Уйти я хотела еще весной, но меня очень попросили остаться. Уходить было пора, потому что, с моей точки зрения, проект должен развиваться. Но этого как-то особенно не происходило, и на каком-то этапе зритель стал уставать. И я тоже. Думаю, пришло время мне просто-напросто завести какую-то свою собственную историю.

- Завели?

- Ну, это со временем. Подождите, все впереди.

- И что это будет за история?

- Нет, нет, никакого раскрытия тайн!

В 90-е гуляли все, кто мог

- Многие наши читатели молоды и думают, что вся ваша жизнь на телевидении связана с Первым каналом, тогда как вам пришлось гулять с канала на канал.

- Мы-то с вами помним, что 90-е были сложные годы, в 90-е гуляли все, кто мог. Поэтому и я, скажем так, посетила разные каналы. На Первом в общей сложности, наверное, уже лет пятнадцать, а начинала с РТР.

- А до телевидения?

- Училась на философском факультете МГУ и параллельно работала в Агентстве печати "Новости", была такая потрясающая идеологическая организация: тем, кто находился внутри, было можно все, а тем, кто вокруг, далеко не все разрешалось. В АПН я тоже прошла сложный путь: сначала была фоторедактором, потом корреспондентом, потом работала в видеоредакции, откуда уже ушла на телевидение. Это был шок.

- Для кого?

- Для меня. Меня позвал Олег Максимович Попцов: лично позвонил и пригласил. Тогда уезжали за границу Гурнов, Ростов, замечательные люди, и в "Вестях" освобождались места. Лихорадочно искали журналистов и вместо мужчин нашли женщин: Худобину, Шарапову и Сорокину.

В 90-е годы в "Вестях" была такая заставка: три лошадки, которые бежали, неслись в разные стороны. Мы тоже неслись в политическом отношении каждая в свою сторону. Потом из "Вестей" я ушла на ОРТ, отработала пять лет в программе "Время". Но опять же, 90-е — сплошные политические коллизии, трясло страну, трясло каналы, трясло телеведущих. И я была вынуждена фланировать до тех пор, пока в 2001 году не остановилась на Первом канале.

Живу своей жизнью и себя берегу

- Для человека, который ночь не спал, вы прекрасно выглядите. Как это получается на протяжении столь долгих лет?

- Мы гримировались в одной гримерке с Валентиной Леонтьевой. Она приходила на работу, уставшая, несчастная, много личных проблем. Старенькая женщина в белой рубашечке и черненькой юбочке. Ее красили, она надевала поверх блузки черный поясочек, расправляла плечи и начинала со всеми кокетничать: девочки, я пришла в себя, я на работе. Наша работа дает такое ощущение.

- Кокетство и вам не чуждо. У вас действительно такой легкий характер, как на экране?

- В общем, да. Но характер, конечно, разный. Кому-то со мной легко, кому-то сложно. На телевидении совсем легких людей не может быть.

- Коллеги вас любят?

- Думаю, не все. Это невозможно.

- Некоторые завидуют?

- Не знаю. Мне все равно. Я не выискиваю в глазах неудовольствие, не читаю гадкий Интернет. Понимаете, циклиться на этом нельзя, и мне это не интересно. Живу своей жизнью и себя берегу: я у себя одна. Собака лает, караван идет.

- Это правильно.

- Это единственно правильно для того, чтобы выжить. Поэтому столько лет и живу. Если все читать, что обо мне пишут, я бы уже давно повесилась.

- Жизнь на телевидении так же интересна, как ее описывают в романах?

- Знаете, я не могу сказать, что это безумно интересно, когда становится ежедневным трудом. Нужна безумная дисциплина и самоотдача. Конечно, иллюзия то, что это романтика. Но если ты творческая натура, то увидишь романтику даже в самом изнурительном труде. И если подумать, то, конечно, на телевидении есть романтика. Правда, достается она тяжко. А как иначе? Думаю, так на любой работе.

- Время идет, жизнь изменилась, а на экране — сплошной криминал и ужас. Ну, еще мелодрамы для наиболее слабонервных. Вам не кажется это чрезмерностью?

- Это самый простой путь, чтобы привлечь внимание зрителей. Люди так устроены: в средние века прибегали на казнь, занимали места получше и ждали, когда, наконец, начнется. И к телевизору приникают в нетерпении: когда очередное мочилово покажут?! Таких людей, к сожалению, очень много. Или к счастью. С этим ничего не поделаешь — человеческая психология.

- Но вам же не нравится такое смотреть?

- Я не умею такое смотреть. Но больше таких, кто это любит. Поэтому ничего не поделаешь, мы идем от интереса зрителей. Телевидение никогда не было таким народным, как сегодня, потому что оно впервые исходит из интересов людей. По-честному.

Поделиться
Комментарии