В бестселлере американского сатирика Кристофера Бакли ”День бумеранга” сюжет в книге разворачивается как социально-экономическая драма. Героиня так формулирует проблему: ”Американцы стали жить дольше. Это замечательно, но с какой стати мое поколение должно субсидировать их долголетие? Хотят жить вечно — пусть сами за это платят”. Поколенческий конфликт нарастает, поскольку — по книге Бакли: когда соцобеспечение появилось в США, на одного пенсионера приходилось пятнадцать работающих, а в год действия романа — три (!). И как говорит та же героиня: ”Сколько ни бегай от этой арифметики, она все равно догонит”.

Радикальное решение

Молодые герои книги проводят через законодателей систему ”восхождения”, под которой понимается добровольный уход из жизни стариков от семидесяти и старше, освобождая тем самым пенсионную и медицинскую системы от расходов. Взамен старики получают налоговую льготу на имущество (для наследников), а кто совершает ”восхождение” в шестьдесят — получают премию, обеспечивающую шикарный (какой только можно придумать) прощальный ”медовый месяц”.

Бакли показал проблему в обоих ее реальных аспектах: во‑ первых, для содержания старших поколений молодые вынуждены платить огромные налоги, а, во‑ вторых, оказывается, если после выхода на пенсию человек живет еще двадцать — двадцать пять лет, то, даже при получении зарплаты выше средней в активной жизненной фазе, он не в состоянии накопить себе на вторую составляющую пенсионной системы. Даже средний класс (не говоря о бедных) не в состоянии одновременно обеспечить комфортную жизнь сейчас и накопить на приличную старость потом.

Проблема всеобщая. Например, в Германии подсчитали, что уже к 2025 году доля пенсионеров перевалит за 25%. Институт немецкой экономики (IW) уверен: лет через десять в результате такой демографии рост ВВП страны сократится почти вдвое — с 1,7 до 0,7%. Потому, что на 50% вырастут расходы на пенсии и медицину. Снизится благосостояние работающих. Что может вызвать межпоколенческий конфликт. Выход видится один: активное привлечение молодежи из Восточной Европы (включая Украину и Россию).


Наш случай

Всего лишь за последние 17 лет число жителей Эстонии в возрасте от 15 до 29 лет упало на 24%. А пожилых от 75 до 84 лет стало больше на 62% (с 57 890 выросло до 93 703 человек) и уж совсем старых, от 85 и выше, было 17 880, а стало 32 158. Это результат прежде всего улучшения медицинского обслуживания, но оно стоит немалых денег. Общество до идеи узаконить ”восхождение”, наверное, не дойдет, но корректировка экономических принципов, на которых построены системы пенсионного и медицинского обеспечения, потребуется, чтобы не допустить конфликта поколений.

Лежащее на поверхности решение об увеличении пенсионного возраста снизит остроту проблемы на очень короткое время. Пенсионная нагрузка действительно становится меньше, но работающие старики нуждаются в медицинской помощи больше. Кроме того, подолгу не освобождающие рабочие места пожилые люди усложняют поиск работы для молодежи, которая легко ”делает ноги”, обостряя и без того сложную демографическую ситуацию.

А так как стимулирование рождаемости улучшения демографии на обозримый период не обеспечит, государство должно принять меры для роста доли трудоактивного населения за счет стимулирования въезда в страну на постоянное жительство людей в возрасте от 18 до 30 лет. Сегодня бизнес-круги требуют на ближайшие 5 лет дать право на въезд по 5000 человек в год. На самом деле эту цифру надо увеличить более чем вдвое, чтобы обеспечить хотя бы нынешнее соотношение работающих и пенсионеров.

Успех решает человеческий капитал

Современная экономика требует не просто дополнительных молодых рук. Желательны еще мозги. Креатив, словом. Тут у нас вырисовывается абсолютный тупик. Страна, желающая повысить свой человеческий капитал за счет привлечения извне образованных, креативно мыслящих специалистов продуктивного возраста, в современном мире может это сделать, только интернационализируя общественную и экономическую жизнь.

Но если бы так было, Эстония не теряла бы сейчас русскую молодежь, отвечающую всем требуемым критериям, кроме владения эстонским языком. Знаю, по крайней мере, несколько талантливых математиков, сделавших карьеры в американской Силиконовой долине, хотя английский у них на момент отъезда был ”магазинный”. С эстонским у обоих было явно лучше, но требовали от ребят каких-то совершенных категорий языковых знаний даже для преподавания в школах.

Кстати сказать, по той же причине невостребован оказался, например, 30 лет назад приехавший по семейным обстоятельствам в Таллинн из Москвы (поменявшись квартирой с довлатовским героем — Туронком) известный многим профессор, доктор наук и классный специалист в макроэкономике (недавно ушедший из жизни). Он мог уберечь нашу экономику от многих ошибок, но на русском его никто не слышал. Так пропадает существенный человеческий капитал. И если знание эстонского будет по-прежнему решающим приоритетом, то, вполне возможно, пенсионную проблему решать придется разве что общенациональным ”восхождением”.

Альтернатива проста, как облупленное яйцо: либо сохраняем языковую ”девственность” и нарастающий дефицит пенсионного и медицинского фондов, или наращиваем человеческий потенциал по американскому или германскому образцу, относя языковые вопросы в самый конец условий привлечения молодых людей в страну. А уж по делу договориться с коллегами приезжие умные молодые люди как-нибудь смогут. Где надо будет — и эстонский освоят. Если без принуждения.

Надо понимать: конкуренция за привлечение молодых и образованных между странами ЕС будет нарастать. Не прошляпить бы время.

Поделиться
Комментарии